Что общего между былинами и сказками

Передо мной две книги: «Народы России. ДНК-генеалогия» А.А. Клёсова и «Неожиданный Владимир Стасов. Происхождение русских былин». Первая – издана в 2021 году. Она даёт читателю наиболее полную информацию о мужских гаплогруппах ста девяноста народов, проживающих на территории современной России. Вторая – книга, изданная в наше время, в ХХI веке, в 2019 году по инициативе А.В. Пыжикова и имеющая его предисловие. Так получилось, что я читал эти две книги попеременно, то одну, то другую. Почти восемьсотстраничную ДНК-энциклопедию Анатолия Алексеевича Клёсова я ещё не дочитал, но не в этом дело. Одновременное ознакомление с этими двумя трудами подвело меня к необходимости прокомментировать сведения В.В. Стасова о происхождении русских былин в свете новых данных ДНК-генеалогии.

«Нельзя сказать, что имя Владимира Васильевича Стасова пребывает в забвении…» – так начинает своё предисловие к книге А.В. Пыжиков. Далее он перечисляет заслуги учёного в области искусствоведения, в музыкальной критике и в других областях, о которых помнят и сегодня. Кроме того, Александр Владимирович Пыжиков нам сообщает, что точка зрения В.В. Стасова на происхождение русских былин, оказалась чуждой его современникам, как западникам, так и славянофилам. Труд Стасова о происхождении русских былин публиковался в 1868 году в популярном журнале «Вестник Европы». Несомненно, с этой работой были знакомы писатели Салтыков-Щедрин, Тургенев, Лев Толстой, Бунин. Николай Рерих был учеником Владимира Стасова. Неудобная и неприемлемая книга для различных лагерей и течений – книга В.В. Стасова о происхождении русских былин, по мнению Александра Пыжикова, не была удостоена качественного и подробного критического разбора. Оппоненты В.В. Стасова, по мнению А.В. Пыжикова, выбрали другое оружие для борьбы с новаторством знатока русских былин. Это оружие – замалчивание. О Стасове – знатоке сказок и былин, постарались забыть. И это почти получилось. Но в 20-е годы ХХI века, в год своей безвременной кончины, А.В. Пыжиков смог вернуть широкому читателю интереснейший и достойный внимания широкого круга читателей труд неординарного ученого, кропотливо собравшего, проанализировавшего и сравнившего огромный массив былин и эпосов самых разных народов Евразии.

Для В.В. Стасова главным критерием при сравнении былин, сказаний и эпосов различных народов была схожесть: схожесть сюжетов, деталей, описания героев, их поступков, даже схожесть во фразеологии и в именах собственных. Стасов установил близость русских былин с южно-арийскими эпосами (персидским, индийскими), с песнями тюркских и монгольских племён. Стасов подчеркнул, что, однако, подобной близости не наблюдается между русскими и финскими эпосами, между русскими и скандинавскими и вообще германскими героями: «С Калевалой наши былины имеют сходство лишь только в некоторых общих эпических мотивах…» – пишет В.В. Стасов. И тут же, ниже сообщает: «Богатырь русской былины ни в чём не похож на богатыря финского, скандинавского и германского эпоса, целые пропасти разделяют тех и других, а между тем никаких подобных пропастей не существует между богатырём русской былины и богатырями монгольских и тюркских поэм и песен: напротив, точки соприкосновения и величайшего сходства, даже тожества, бросаются в глаза на каждом шагу». В выводах, которые делает Владимир Стасов в конце своей книги, он пытается строить гипотезы о причинах близости русских былин и восточного эпического материала. Похоже, Владимир Васильевич даже слегка озадачен пропастью между русскими былинами и финским эпосом. Гипотезы В.В. Стасова о причинах родства русского, тюркского, монгольского и южно-арийского эпического материала – это единственное спорное место данной книги. В целом же, книга – великолепная. Важная и своевременная книга. И о «спорном месте» можно говорить условно. Оно в той же степени спорное, какими бы могли быть суждения самого выдающегося ученого ХVIII века, если бы имелись таковые, о ядерной физике. Эти суждения были бы невероятно далеки от сегодняшних научных знаний. Другими словами – знай бы В.В. Стасов о сегодняшних открытиях в области ДНК-генеалогии, конечно же, он сделал бы совсем другие выводы. Именно это «спорное место» и сподвигло меня взяться за эту статью. Разбор его – в конце статьи.

Владимир Васильевич Стасов ДНК-генеалогию не знал, но, повторюсь, он проделал колоссальную работу, сравнивая огромные массивы сказаний различных народностей. А.А. Клёсов с коллегами, опираясь на данные ДНК-тестирования, построив систему расчётов, несёт думающим людям революционные знания о путях миграций различных родов в далёком и в не очень далёком прошлом, о родовом происхождении современных народов. Коль под рукой имеются такие инструменты, я не вижу ни одной причины, почему бы мне не попытаться сделать маленькое усилие, и уже на готовом энциклопедическом материале одного и другого учёного, не помочь Владимиру Васильевичу Стасову через сто пятьдесят лет после первой публикации труда «Происхождение русских былин» скорректировать его выводы о схожести русских, тюркских, монгольских и южно-арийских эпических произведений.

Скрупулёзно анализируя самые значимые русские богатырские былины, В.В. Стасов ищет и находит в эпосах и героических песнях других народов не просто параллели, а серьёзные, почти полные совпадения. Кто хочет подробностей, пусть прочитает книгу В.В. Стасова с предисловием А.В. Пыжикова. Я постараюсь избежать деталей. Я не ставлю себе задачу рассматривать сравнительный анализ, проделанный В.В. Стасовым, отдельных былин, песен и рассказов из эпосов, и оценивать правомерность выявленной схожести. Да это и не в моих силах – я достаточно поверхностно знаком с южно-арийскими эпосами, а с песнями сибирских татар и киргизов совсем не знаком. Я, доверяя авторитету А.В. Пыжикова, принимаю анализ русских былин, сделанный В.В. Стасовым, без моей собственной критической оценки этого анализа. Да, к тому же, доводы Стасова звучат очень убедительно. Не мог же он всю эту схожесть выдумать. Если бы выдумал, то незамедлительно очень серьёзно получил бы от своих оппонентов по третье число. А А.В. Пыжиков указывает на тот факт, что аргументы В.В. Стасова никто даже не пытался оспаривать. Сделав детальный разбор былины, сравнив её со схожим восточным эпосом, Стасов, каждый раз, после такого анализа в конце каждой главы посвященной отдельной былине, даёт выжимки, экстракт текста главы. Вот этими-то выжимками, точнее их небольшими фрагментами, я и пользуюсь в моём исследовании. И, кроме того, с помощью книги А.А. Клёсова «Народы России. ДНК-генеалогия», я определяю родовое происхождение народности, у которой, по мнению В.В. Стасова, имеется сказание, песня или эпос, схожее с русской былиной или с русской сказкой.

Итак, первое русское народное произведение, которое анализирует в своей книге В.В. Стасов – это «Сказка о Еруслане Лазаревиче». Стасов пишет: «Таким образом, мы встречаем много сходства между русской сказкой о Еруслане Лазаревиче и разными эпизодами из жизни персидского богатыря Рустема (из персидского эпоса «Шах-Намэ»). Все главнейшие черты тожественны. Добывание коня богатырского, участие в этом деле отцовского конюха, первая победа (над драконом = князем Иваном, русским богатырём); помощь в этом бою коня; вторая победа (над Дивом Арзенгом = Феодулом-Змеем); третья победа (над Белым Дивом = Зелёным царём и князем Даниилом Белым); содействие при этой победе, посторонней благоприятной помощи (царевич Аулад — девица-птица); излечение богатырём слепоты своего царя и его приближённых посредством крови убитого врага; наконец, рождение сына у богатыря и единоборство между отцом и сыном, не знающими друг друга — всё это одинаково существует и в персидском, и в русском рассказе, изложено в одном и том же порядке, с соблюдением одной и той же зависимости происшествий одних от других. Мало того: многие даже мелкие подробности рассказа одни и те же, и многие речи действующих лиц совершенно тожественны. Наконец, как сказано выше, некоторые собственные имена одинаковы». В книге А.А. Клёсова персы (иранцы) идут под номером 106. У них встречаются гаплогруппы J2a, J1, G1, G2a, R1a, E1b и другие. Однако, ещё в ХIХ веке учёными было установлено, что персидские и индийские эпосы родственны между собой и имеют арийское происхождение, то есть были созданы древними ариями. Данное утверждение никто не оспаривает и не собирается оспаривать. Также Стасов сообщает, что сюжеты «Сказки о Еруслане Лазаревиче» и эпоса «Шах-Намэ» имеют много общего с сюжетами некоторых рассказов древнеиндийского эпоса «Махабхарата». Индийцы в книге А.А. Клёсова идут под номером 105. Не буду приводить тут гаплогрупп индийцев, достаточно сказать, что у высших каст Индии R1a составляет более 70%.

Второе народное произведение – русская сказка «Жар птица». Стасов пишет: «Родство нашей сказки, а равно и всех остальных европейских сказок о Жар-Птице со сказкою Сомадевы очевидно. Везде тут мы имеем все одни и те же главные мотивы. Во-первых, нам представляются царь и несколько его сыновей (по индийскому рассказу сыновей этих много, по всем остальным их только трое); младший из сыновей — самый лучший, самый счастливый, самый ловкий и удачливый: им-то и совершаются все подвиги. Далее является оборотень, волшебное существо (всего чаще в виде птицы), наносящее вред царству; надо изловить это вредное существо, и за эту задачу берётся младший царевич…» И так далее. Аргументы В.В. Стасова серьёзны, совпадений очень много. Стасов в данном случае указывает на родство с индийскими источниками. Далее В.В. Стасов сообщает: «Есть другие восточные рассказы, с которыми она в известных отношениях имеет ещё более сходства, чем с приведённым индийским оригиналом. В одной песне сибирского племени кызыльцев, живущих при реке Чёрном Юсе, рассказывается следующее…» Далее следуют подробности и анализ исследователя. Его аргументы о сходстве русской сказки и кызыльской песни звучат убедительно. Кызыльцы – одна из этнографических групп хакасов. Хакасы в книге А.А. Клёсова идут под номером 57. В данных по хакасам мы видим, что у них превалируют гаплогруппы N1a (более 40%) и R1a субклад z93 (около 30%).

Третье рассматриваемое произведение – былина о Добрыне Никитиче. В.В. Стасов пишет: «Нам известен до сих пор один только этот восточный первообраз всей нашей повести о Добрыне целиком. Он принадлежит брахманскому периоду, и мы не знаем покуда ни одной из последующих полных редакций, брахманских и буддийских, служивших, без сомнения, посредствующими ступенями между первобытными древнеазиатскими и позднейшими русскими пересказами этих легенд, — как мы это часто встречаем в других подобных же случаях. Но, несмотря на это, точки соприкосновения и сходства так близки уже и без этого, русский рассказ успел так мало измениться в главных чертах своих против первобытных оригиналов, что не остаётся ни малейшего сомнения в зависимости первых от последних. Наш Добрыня — сам бог Кришна; его крестовый брат и товарищ по богатырским подвигам, Иван Дубрович или Марко-паробок — родной брат и сподвижник Кришны, Баларама или Санкаршана…» И так далее. Совпадений очень много. Родственными опять оказываются русская былина и индийский эпос. Среди схожих подробностей, на которые указывает В.В. Стасов, есть рассказ о натягивании необыкновенного гигантского лука. Стасов сообщает: «Рассказ о натягивании необыкновенного лука и стрелянии в цель мы находим у сибирских народов. В одной телеутской песне рассказывается, что к ойротскому князю Когодою пришли однажды из чужой страны три человека с железными луками…» Далее Владимир Васильевич Стасов указывает на поразительное сходство сюжетов русской былины и телеутской песни. Телеуты упомянуты в книге А.А. Клёсова «Народы России. ДНК-генеалогия» в разделе Алтайцы, которому присвоены номера с 51 по 56. Из книги А.А. Клёсова мы узнаём, что для телеутов гаплогруппа R1a основная (55%), различные субклады гаплогруппы N составляют 20%, R1b – 13%. Также Стасов находит близость былины о русском богатыре Добрыне с песнями минусинских татар. Данные по хакасам – минусинским татарам, были приведены выше. Нужно подчеркнуть, в песнях минусинских татар В.В. Стасов находит почти полное повторение сюжетов, имеющихся в рассказах древнеиндийской Махабхараты. Но не всё так просто: «Но, кроме этого, во второй своей половине минусинская песня представляет нам ещё другие важные подробности, которых нет ни в Гаривансе, ни в Магабгарате, ни в Рамаяне, ни в телеутской песне, но которые есть в нашей песне о Добрыне». Очень похожее утверждение Стасов ранее делал и о «Сказке о Еруслане Лазаревиче». Какие-то сюжетные ходы роднят её с персидским эпосом, другие подробности – с древнеиндийским. Это говорит нам о том, что наша сказка не является поздним заимствованием из одного из вышеуказанных эпосов, и что указывает на её происхождение от общего корня с персидским и древнеиндийскими эпосами.

Четвёртой по очереди В.В. Стасов рассматривает былину о богатыре Потоке. Стасов сообщает: «За весьма немногими исключения, все подробности нашей песни заключаются в рассказе Магабгараты, и повесть о Потоке и Лебеди Белой есть только сокращённая и немного изменённая повесть о брахмане Руру и его невесте Прамадваре». И снова древнеиндийский эпос. Но и с этой былиной В.В. Стасов находит параллели в песнях сибирских народов: «Мы не раз наталкиваемся тут на детали, не известные в брахманской Индии и языческой Персии, но очень употребительные у племён тюркских. В числе их довольно указать на опущение Потока в могилу с конём и оружием. Мы этого никогда не встречаем в поэмах и песнях индийских и персидских, но зато довольно часто находим в песнях и легендах тюркских народов Сибири. Например, в одном рассказе сагайцев при погребении богатыря Амыр-Сарана его самого опускают в землю, покрывают кольчугой, кладут подле него, по сторонам рёбер, лук и стрелы, потом убивают его коня и кладут также в могилу». Сагайцы – одна из этнографических групп хакасов. О них сказано выше. В своей книге А.А. Клёсов указывает на то, что среди хакасов есть этнические группы, например качинцы, у которых гаплогруппа R1a почти отсутствует. То есть 30% R1a у хакасов, это, так скажем, средняя температура по палате или даже по всей больнице. Очень хотелось бы узнать ДНК отдельных этнических групп хакасов, упомянутых в труде В.В. Стасова. Для этой же былины Стасов находит параллели с тибетским эпосом «Дзанглун». Совпадение, по мнению учёного, касается захоронения в одной могиле двух супругов, которые прожили всю свою жизнь, что называется, душа в душу. У тибетцев распространены гаплогруппы Q, O, N, C, и другие, распространённые во всей КНР. Ещё одним эпосом, близким по сюжету с былиной о Потоке, по мнению В.В. Стасова, была монгольская и тибетская поэма «Гессер-Хан». У монголов самыми распространёнными гаплогруппами являются О, С и N.

Пятой В.В. Стасов рассматривает былину об Иване Гостином сыне. Стасов пишет: «Наша песня об Иване Гостином сыне заключает в себе явным образом те самые элементы, которые образовали песню томских шоров…» Опускаем подробности и детали сходства и полного совпадения. В книге А.А. Клёсова «Народы России. ДНК-генеалогия» шорцы идут под номером 81. В соответствующей таблице в книге мы видим, что шорцы преимущественно R1a-Z93 (71%). N1a у них тоже достаточно много (23%). Далее В.В. Стасов пишет: «Но этот восточный оригинал оказывается в свою очередь тюркскою и буддийскою переделкою оригинала, идущего вглубь веков и имеющего уже совершено иной характер. Я могу указать на древнеазиатский рассказ, который является нам в форме древнеиндийского рассказа времён брахманских, но имеет содержание ещё чисто космическое… В этом рассказе Магабгараты нельзя не узнать первобытных черт сибирской и русской песен. Дело идёт о божественном коне…» То есть, обычный (правда, говорящий) конь из русской былины и тюркской песни – символизирует восходящее светило в древнеиндийском эпосе.

Шестое русское эпическое произведение в труде В.В. Стасова – это былина о боярине Ставре Годиновиче. Стасов пишет: «Родство нашей песни с алтайскою очевидно, и разница между обоими рассказами очень невелика. Наш Ставр-боярин — это сибирский богатырь Алтаин-Саин-Салам. Наша Василиса, Ставрова жена, — это девушка, Алтаинова сестра». Алтайцы, также как и телеуты описаны в книге А.А. Клёсова в разделе номера 51-56. У алтайцев гаплогруппа R1a в среднем составляет 47%, Q – 12%, C – 11-22%. Далее В.В. Стасов сообщает, что сюжет, подобный сюжету былины о боярине Ставре встречается в рассказах древнеиндийской Махабхараты: «Сибирская песня занимает среднее место между символическим и религиозно-стихийным Магабгараты и между чисто богатырским русской песни».

Седьмой в книге «Неожиданный Владимир Стасов. Происхождение русских былин» рассматривается былина о Соловье Будимировиче. Автор находит общее этой былины с одним рассказом из индийского сборника сказок, который называется «Катха-Сарит-Сагара».

Восьмой – купец Садко. «Наш новгородский купец Садко есть не что иное, как являющийся в русских формах индийский царь Яду, индийский богатырь-брахман Видушака, тибетский брахман Джинпа-Ченпо, тибетский царевич Гедон, индийский монах Самгха-Ракшита». Далее в книге Стасова мы видим подробнейший разбор схожести русской былины с рассказами из индийских и тибетских эпосов. И снова автор приходит к выводу, что в более ранних эпических произведениях речь идёт о сотворении мира, о богах и их сыновьях. В.В. Стасов пишет: «Так, в самом древнем из этих рассказов, находящемся в Гаривансе, герой должен совершить своё сошествие в море для того, чтобы получить в супружество дочерей царя Змеев, от которых должны последствии произойти пять сыновей, родоначальников новых индийских поколений, описываемых далее в Гаривансе». В поздних же эпических произведениях, в том числе и в русской былине, подчёркивает автор, речь идёт о похождениях героя, но не более того. Причём, в сюжетах поздних, по мнению В.В. Стасова, произведений, зачастую трудно понять логику событий и поступков.

Девятое произведение – былина «Сорок калик со каликой». Здесь В.В. Стасов обнаруживает заметные связи с древнеиндийскими эпосами. Калики русской былины – это брахманы Древней Индии.

Десятой идёт былина об Илье Муромце. Здесь много общего с Древней Индией и с Персией, по мнению Владимира Васильевича. Также В.В. Стасов делится мнением: «В одной песне чернолесных татар, живущих у Телецкого озера (в южной Сибири… … мы встречаем поразительное сходство со всеми главными подробностями наших песен об Илье Муромце с Соловьём-разбойником». В книге А.А. Клёсова чернолесные татары с берегов Телецкого озера упомянуты в том же самом разделе алтайцы. Речь идёт о тубаларах. У этой этнической группы главная (по количеству) гаплогруппа – Q (44%), вторая — R1a (37%). Ещё В.В. Стасов находит параллели у былины об Илье Муромце с телеутской песней. О телеутах и их гаплогруппах было писано выше. Кроме того, Владимир Васильевич находит поразительное сходство нашей былины с киргизской песней. Киргизы в книге «Народы России. ДНК-генеалогия» идут под номером 49. Вот основные гаплогруппы киргизов: R1a – 50%, C – 27%. И в монголо-калмыцкой поэме есть свой Илья Муромец. О гаплогруппах монголов речь шла выше. Калмыки в книге А.А. Клёсова идут под номером 40. У них – С равно 59%, О – 11%.

Одиннадцать – Дунай. Стасов пишет: «известный нам ныне рассказ Гаривансы явно был одним из прапредков нашей былины о Дунае и служит объяснением многого, что у нас искажено и потому темно…» История повторяется: у нас – сказка с тёмным, нелогичным сюжетом, в древнеиндийском эпосе ведётся повествование о сотворении мира. Ниже Владимир Васильевич в своей книге сообщает, что: «В рассказах Магабгараты и Гаривансы мы встречаем древнейшую, нам доступную брахманскую форму настоящего сказания. Буддийских форм, составлявших переход от неё к нашей былине, я указать пока не могу». Обращаю на эти слова внимание читателей, потому что считаю, что этой и подобными фразами уважаемый учёный подводит читателей к своему объяснению причин схожести русских былин, сибирских песен и рассказов из древнеиндийских эпосов. Нужно запомнить эту фразу В.В. Стасова. Мы к ней ещё вернёмся.

И наконец, двенадцатое русское эпическое произведение, которое рассматривал В.В. Стасов – это былина о Ваньке Вдовине сыне. В.В. Стасов находит параллели между русской былиной и рассказом или песней монгольско-тибетской поэмы «Гессер-Хан», а также ещё и между той же русской былиной про Ваньку Вдовина сына и песнями хакасов – койбальцев, качинцев и сагайцев. О ДНК хакасов было написано выше. В.В. Стасов подчёркивает, что койбальцы – не только тюркское племя, но ещё и буддистское. Я, в свою очередь, подчеркну стасовское подчёркивание. Подытоживая, В.В. Стасов указывает на схожесть сюжетов нашей былины и одного из рассказов из персидского эпоса «Шах-Намэ».

Дальше В.В. Стасов рассматривает по отдельности описание еды, одежды, сакральных чисел, богатырских боёв и так далее в былинах, песнях и эпосах. Оставляю без комментариев этот раздел его книги. Для меня важны его окончательные выводы о причинах того, что наши сказки так похожи на тюркские песни и южно-арийские эпосы. В.В. Стасов размышляет: «Перешли ли к нам восточные богатырские рассказы все разом, в одну эпоху, во времена нашествия на Россию монгольских и тюркских племён в XIII веке, или переходы эти были разновременны, постепенны и многочисленны, при посредстве давнишних торговых сношений древней Руси с разноплемёнными восточными народами (всё-таки преимущественно монгольского и тюркского племени), или же действовали и те и другие причины совокупно этого решить удовлетворительно покуда нельзя». Далее он развивает свою мысль: «Может представиться предположение, что азиатские рассказы, сделавшиеся основою наших былин, перешли к нам в эпоху очень отдалённую, именно в те времена, когда процветала, от конца VII и до первой половины XI века, торговля древней Руси с Востоком. Торговля эта велась посредством двух торговых союзов: восточного или низавого, образованного из волжских булгаров, эрзы или мордвы, и части веси (главными деятелями и хозяевами здесь были булгары), и западного, состоявшего из веси, мери, славян, кривичей и чуди (душою его были новгородцы). Легко предположить, что при существовании такой торговли и таких связующих, сообщающихся центров азиатские рассказы уже и в эту эпоху переходили в Россию… Но против такого предположения говорит очень многое. Во-первых, если б азиатские рассказы, лёгшие в основу былин, пришли к нам с Востока в эпоху между VII и XI веками, тогда они были бы распространены не только и у всех остальных славянских племён, но и у тех западных народов, с которыми тогдашняя Русь была в ближайших и постоянных соприкосновениях… … если б те рассказы пришли к нам между VII и XI веками, тогда в наших былинах было бы много элементов финских и, по всей вероятности, весь эпический поворот их был бы в значительной мере финский, потому что в означенную эпоху финские племена играли в сношениях торговых и иных столько же важную роль для северных наших племён, как и восточные племена. Но и этого на деле не оказывается». И подытоживает: «Всё это вместе, кажется мне, показывает довольно ясно, что материал для наших былин пришёл к нам с Востока не в раннюю, а довольно позднюю эпоху, что и было причиной указанных нами явлений».

По мнению Владимира Васильевича, былины к нам пришли с востока в XIII- XIV веках. То есть, он попытался построить схему перехода сюжетов рассматриваемых русских былин, сибирских песен и южно-арийских эпосов следующим образом: из Индии они шли через буддизм в Монголию, далее – к буддистским тюркским племенам и далее – к нам через Батыево нашествие и наше Золотоордынское вассальное положение. Именно для этого В.В. Стасов и обратил несколько раз внимание читателей на буддизм и монголов, и тюркских племён. Для XIX века стасовская гипотеза звучит логично. Тем не менее, мы можем увидеть в ней противоречие стасовскому же наблюдению, что некоторые сюжеты рассматриваемых былин, песен и эпосов, пересекаясь и сходясь во множестве случаев, всё-таки имеют такие значимые несовпадения между собой, что можно предположить, что все эти плоды творчества различных народов, не являются поздним копированием одного от другого, что все они произошли от одного общего корня. Несколько раз В.В. Стасов сообщает читателю, что он пока не видит похожих сюжетов в индийских, монгольских и тибетских эпических произведениях эпохи буддизма. Понятно, почему он их не видел. Их попросту не существовало. Они не перешли в буддистские песни и эпосы из брахманских и ещё более ранних. Также стоит ещё раз указать на озадаченность В.В. Стасова, возникшую из-за отсутствия малейших пересечений и совпадений у былин с сюжетами финских эпосов. Под финскими Стасов подразумевает в первую очередь «финно-угорские» по языку народы Поволжья, Урала и Западной Сибири. На это недоумение автора, в его книге не сделан явственный акцент, но оно присутствует. И оно понятно — народы Поволжья – вот они, рядом, а где те киргизы с хакасами? Они за тридевять земель.

Теперь снова призовём в помощники ДНК-генеалогию и книгу Анатолия Алексеевича Клёсова «Народы России. ДНК-генеалогия». В русских былинах мы наблюдаем не только отсутствие следов влияния удмуртских, мансийских и чувашских сказок и песен, но и башкирских, грузинских, чеченских, аварских, каких-нибудь орочонских и так далее. На русские былины не оказано было заметного влияния эпосами народностей России, для которых, главными по процентному содержанию гаплогруппами являются N, R1b, G, J и другие, даже если эти народности проживали от русских гораздо ближе киргизов и хакасов. Киргизы, хакасы, алтайцы, шорцы – это всё потомки скифов. Для потомков скифов характерно наличие и даже количественное превалирование гаплогруппы R1a, субклада Z93. В Индии и Иране, бывшей Персии, наблюдается та же самая картина, что и у потомков скифов – индийцы и иранцы гаплогруппы R1a имеют тот же субклад Z93. Эпосы Древней Индии и Персии – это наследие древних ариев. С данным утверждением с конца ХVIII — начала ХIХ веков никто не пытался и не пытается спорить. На самом деле, не было никакого влияния потомков скифов и южных ариев на русские былины. На русский эпический материал было оказано влияние общего предка русских, скифов и южных ариев.

Несколько лет назад я познакомился с трудами А.А. Клёсова и его последователей, и с тех пор внимательно слежу за новостями ДНК-генеалогии. Статьи и книги Анатолия Алексеевича о происхождении ариев, об их миграциях, о прямой и непосредственной связи исторических ариев с родом R1a, были мне хорошо известны уже давно. В 2020 году появилась информация, что эстонские генетики протестировали двадцать образцов палео-ДНК из Фатьяновской культуры и получили двадцать результатов R1a, пять из них R1a-Z93, то есть, таких же точно, как и у высших каст Индии и у потомков скифов. Ещё пятнадцать, по утверждению А.А. Клёсова, были недотипированы, то есть их молодой субклад не был определён. Фатьяновская культура существовала на обширнейших пространствах от Немана до Уральских гор 4,5-3 тыс. лет назад. Уверен, что в ближайшее время появятся результаты тестирования палео-ДНК фатьяновцев, сделанные не только эстонскими генетиками. И что-то мне подсказывает, что в скором времени к фатьяновцам R1a-Z93, добавятся фатьяновцы R1a-Z280 и R1a-M458. Тут я повторяю слова Анатолия Алексеевича Клёсова, но делаю это осмысленно и обоснованно.

Что касается моего «спора» с В.В. Стасовым, никогда бы я не стал поправлять русского учёного, уровня Александра фон Гумбольдта, если бы у меня под рукой не было бы революционного научного материала А.А. Клёсова и новых данных ДНК различных этносов и народностей России и мира, Азии в первую очередь. Я пришёл на всё готовенькое: А.А. Клёсов и В.В. Стасов сделали гигантское дело, каждый в своей области, мне же в данной статье, для того, чтобы обоснованно выступить, нужно было не полениться и сверить полученные ими научные сведения и попробовать объяснить данные В.В. Стасова с помощью ДНК-генеалогии А.А. Клёсова.

Мои выводы таковы: сюжеты наших сказок, сибирских песен и южно-арийских эпосов схожи, потому что они – сюжеты, сказки, песни, эпосы, были разнесены по миру родом R1a. Возникает вопрос, а как же быть с монголами? Надо сказать, что монгольский эпос упоминается в книге В.В. Стасова всего лишь три раза и все эти упоминания всегда запараллелены с упоминаниями древнеиндийских эпосов и сибирских песен. То есть, можно указать на то, что Стасов очень старался внести монгольский эпос в свою книгу, да ещё и при перечислении этносов, чьи эпосы повлияли на русские былины, ставил монголов чуть ли не на первое место. Понятно, почему он это делал. Такова была его концепция. Но пересечения русских былин и монгольского эпоса существует, с этим нельзя спорить. Как это объяснить? В.В. Стасов всё сам уже объяснил. Свою роль сыграл буддизм. Именно через буддизм, индийские сюжеты попали в песни и эпосы монголов, тибетцев и калмыков. Мы же не будем отрицать, что за тысячу лет христианства, сюжеты и Старого, и Нового завета вошли в сознание русских людей и отразились в их народном творчестве. Аналогично в сознание монголов и тибетцев эпический материал древней Индии пришёл благодаря буддистским верованиям.

Получается, что все обсуждаемые в статье эпические сюжеты существовали уже 3,5-4 тыс. лет назад, что зародились они на обширных пространствах от Немана до Уральских гор, и что удивительным образом сохранились в памяти самых разных и очень далёких друг от друга народов, этносов и этнических групп.

И тут стоит вернуться к одному важному наблюдению, сделанному В.В. Стасовым: в Древней Индии, рассматриваемые нами эпические сюжеты, имели космический характер. В более поздние времена в Индии и в Персии, они же получили историческое звучание. В русских былинах и в сибирских песнях эпический материал уже превращается в похождения богатырей – сказочных героев. Да, к тому же, в сюжетах наших былин и сибирских песен часто отсутствует логика событий. Предполагаем, что тот род ариев, который более 3,5 тыс лет назад пришёл на территорию современной Индии, нёс рассматриваемый нами эпический материал практически как свою религию, как сакральные знания о сотворении мира. Именно поэтому в многочисленных эпосах Индии этот материал выглядит наиболее закончено, детализировано и логично. Можно выдвинуть гипотезу, что тот же самый материал в персидском эпосе «Шах-намэ», обретший облик истории древних персидских царей, вторичен по отношению, прежде всего в древнеиндийской Махабхарате. Может быть, этот факт является маленькой подсказкой при ответе на вопрос о путях миграции индийского субклада R1a-Z93-L657? Этот вопрос ставит в своей книге «Народы России. ДНК-генеалогия» А.А. Клёсов. Что ж, поживём, добудем новых данных, и увидим.

Теперь обсудим наши родные былины. То, что имели место гонения на дохристианское русское язычество, мы хорошо знаем. И уже в этих условиях русские былины были загнаны в подполье народной памяти. В том числе и поэтому, объяснима и нелогичность сюжетов русских былин, и немотивированность поступков былинных богатырей. Но всё валить только на церковные гонения было бы неправильно. Выдвину ещё одну гипотезу: после полутора тысяч лет существования Фатьяновской культуры на Русской равнине, у её наследников могли настать тёмные века, которые могли быть весьма продолжительными. Они могли продолжаться до тех пор, пока не случился рассвет праславянства и славянства, описанный в книге В.В. Седова «Происхождение и ранняя история славян», которую в одной из своих статей анализирует А.А. Клёсов. Да, деградация сюжетов имела место, но древние сюжеты-то в былинах, хоть и в искаженном виде, но, всё-таки, дожили до наших дней, несмотря ни на что. Это указывает на преемственность, существующую между Фатьяновской культурой и современным русским этносом через праславян, описанных В.В. Седовым, возможно, не только через них. Подчеркну, деградация сюжетов русских былин – это не главная тема данной статьи. Главная тема – «пути миграций» эпических сюжетов. И нужно отметить, что эпические сюжеты полноправно превращаются в «кольцо на птичьей лапке», в маркер, такой же, как результаты тестирования ныне живущих людей и результаты тестирования палео-ДНК, как данные лингвистики, как виды трупоположения, как схожесть строительных терминов, описанная в одной из статей сайта «Переформат.ру», как рисунки вышивки, как многообразная информация историков, археологов, антропологов и другие научные данные. Эпические сюжеты были маркером и раньше. Но благодаря титанической работе по сравнительному анализу эпического материала, проделанной Владимиром Васильевичем Стасовым, благодаря обнародованию его книги «Происхождение русских былин» Александром Владимировичем Пыжиковым, это превращение в маркер становится явственным и практически неоспоримым.

Издательство «Манн, Иванов и Фербер» представляет книгу Александры Барковой «Славянские мифы. От Велеса и Мокоши до птицы Сирин и Ивана Купалы».

Древние славяне, в отличие от греков, египтян, кельтов и многих других народов, не оставили после себя мифологического эпоса. В результате мы не так уж много доподлинно знаем об их мифологии, и пробелы в знаниях стремительно заполняются домыслами и заблуждениями. Автор этой книги Александра Баркова рассказывает, что нам в действительности известно о славянском язычестве, развеивает популярные мифы и показывает, насколько интересными и удивительными были представления наших предков об окружающем мире, жизни и смерти.

Предлагаем прочитать начало одного из разделов книги.

Миф, эпос, сказка

Читатель, вероятно, удивлен: книга почти подошла к концу, а в ней до сих пор не было ни Бабы-яги, ни Змея Горыныча, ни Жар-птицы, ни прочих сказочных персонажей, знакомых с детства.

Прежде всего объясним: Змей Горыныч — не сказочный персонаж, а былинный. Современная культура разницу между сказками и былинами совершенно не осознаёт, но сто лет назад, когда былинная традиция умирала, приговором ей стали именно слова «Пожалуй, сказка всё это».

Так в чем же разница между мифом, эпосом (в частности, былинами) и сказкой?

В традиционном обществе сказка играет ту же роль, что фэнтези — в современном: это рассказ о чудесном, в который никто не верит. Он предназначен для развлечения. Конечно, в основе сказки лежат древние мифы, но они опираются на совершенно иной образ жизни, иную систему ценностей (когда убивать слабого — не просто нормально, а действительно гуманно). Сказка перестала быть предметом веры не потому, что древние мифы «забылись» (они не забыты, раз сказка существует до сих пор!), а потому, что радикально изменилось общество.

Эпос — это идеальное прошлое народа. Исторические реалии в нем, конечно, присутствуют, но в исправленном виде.

У нас есть полдюжины сюжетов о нашествии татар, и все они построены по общему принципу: в Киеве не осталось богатырей, кроме главного героя былины, приходят татары, и главный герой сразу (или не сразу) их разбивает. Никакого татарского ига в былинах нет и быть не может. Другой пример: былина «Илья и Идолище» начинается с того, что Идолище Поганое захватило Царьград. В основе — реальный исторический факт: 1453 год, взятие Константинополя войсками Мехмеда II. Но приходит Илья Муромец, побеждает Идолище — и Царьград снова становится православным городом. Степень волшебности врагов в былинах бывает разной: от Змея Горыныча (чудище в чистом виде) до полулюдей-получудищ (Идолище, Тугарин на крылатом коне) и вполне исторических татар.

Пока эпос жив, в него верят, но верят совершенно не так, как в миф. Верят в то, что все эти монстры и одержанные над ними победы реально были. Когда эта вера иссякает, эпос фактически превращается в сказку (пример чего мы видим в современных мультиках, легко смешивающих былинных и сказочных персонажей). Кстати, триады «Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович» в былинах нет, ее придумал Васнецов, воплотив на знаменитой картине «Богатыри».

В былинах действительно нередко говорится о том, как Илья Муромец стоит на заставе богатырской, и в перечне витязей, которые находятся там вместе с ним, иногда мелькает Алёша.

А вот Добрыня Никитич — дипломат; в трех из пяти сюжетов, связанных с ним, князь Владимир отправляет его с различными поручениями к иностранным дворам (в частности, именно он привозит Владимиру в жены Апраксию-королевичну); кроме того, в былинах подчеркивается молодость Добрыни, так что и сама триада, и портрет Добрыни — личное творчество Васнецова, не имеющее отношения к подлинным текстам.

Добрыня Никитич. Иллюстрация А. Рябушкина. 1885 г.

Говоря о Васнецове, нельзя не упомянуть его картину «Сирин и Алконост». На ней изображены черная и белая птица, однако кто из них кто? В древнерусской культуре Сирин — это греческая сирена, убивающая своим пением.

Если человек услышит ее голос, его разум будет пленен и забудет всё сегодняшнее, и до тех пор будет ходить вослед той птице, пока не падет мертвым, не переставая слышать ее голос.

В таком контексте отождествление сиринов с вилами добавляет мрачности в образ вил.

Алконост появился в древнерусских текстах как результат описки: существует греческий миф о деве Алкионе (что значит «зимородок»), и имя возникло из искажения фразы «алкионъ есть птица морская». По народным поверьям, Алконост поет о рае и радости, от касания ее крыльев яблоки превращаются в целительные плоды.

«Сирин и Алконост». Картина В. Васнецова, 1896 г.

Получается, Васнецов отразил традиционные представления: черная птица у него — Сирин, а белая — Алконост. Но во второй половине ХХ века представления сменились, что можно видеть, в частности, в песне В. Высоцкого «Купола»:

Птица Сирин мне радостно скалится —
Веселит, зазывает из гнезд,
А напротив — тоскует-печалится,
Травит душу чудной Алконост.

Вернемся к былинам. Рассуждая о матери сырой земле, мы отмечали эту удивительную особенность русского эпоса: обилие сверхмогучих персонажей, сила которых идет от земли. Змей Горыныч воплощает четыре дикие стихии (он хозяин реки, он дышит огнем, он летает, и его царство расположено в горах), а Добрыня повергает его в первом же бою, и не оружием, а «шапкой земли греческой». В этом справедливо видят метафору принятия христианства («шапка земли греческой» — монашеский клобук), и всё же слово «земля» обязательно присутствует в тексте, а некоторые сказители еще и добавляют, что Добрыня насыпает в шапку земли.

Другая яркая черта былин — череда богатырок. Богатырку в тексте называют древним словом «поленица» (то есть та, которая сражается в поле). Настасья Микулишна, сажающая Добрыню себе в карман; Василиса Микулишна, вызволяющая мужа из темницы (история о том, как герой на пиру у правителя похвастался силой жены и она затем в испытаниях подтвердила правоту его слов, есть в ирландском эпосе, но там героиня проклинает короля и бросает мужа; русская богатырка много добрее); Настасья Литовская, более искусная в воинском мастерстве, чем ее муж Дунай; Латыгорка/Латымирка, побежденная Ильей Муромцем и родившая ему Сокольника… Для сравнения: германо-скандинавский эпос куда более жесток и свиреп, однако воительница там, строго говоря, только Брюнхильд/Брунгильда (Гудрун/Кримхильда яростна, но она не сражается).

Свидетельствует ли обилие богатырок о том, что такие русские валькирии реально существовали? Мы полагаем, что нет. Недаром ни для одной из них не нашлось места в Киеве: Настасья Микулишна в замужестве предстает обычной женщиной, русской Пенелопой, ждущей мужа десятилетиями; Василиса со Ставром уезжают из Киева; Настасья Литовская погибает, нечаянно сраженная мужем в воинском состязании, а Латыгорка, как и ее сын Сокольник, — враги Руси. Способность женщины сражаться воспринималась сказителями как сверхъестественная черта, и подобному нет места в мире людей.

Богатырка Настасья Королевична. Открытка С. Соломко. Начало XX в.

Богатырки известны не только по былинам. В сказке действует Марья Моревна (некоторые хотят в ней видеть богиню Марену) — она победила и держит в плену Кощея. Сложно сказать, был ли Кощей когда-либо персонажем собственно мифов, поскольку вне сказок он не встречается. Рыбаков приводит цитату о низверженном идоле Перуна, который плыл «из света во кошьное, сиречь во тму кромешную». На этом основании он предполагает, что «кощное» — название преисподней, царства Кощея (чье имя, вероятно, происходит от слова «кость» и означает «скелет»). Такое утверждение выглядит убедительным, но даже оно не делает Кощея неким русским Аидом: никаких следов его культа в историческое время не обнаружено.

Аналогичная ситуация с самым ярким сказочным персонажем — Бабой-ягой. Имя она, вероятнее всего, получила от татарского «бабай ага» («великий господин») — им пугали детей, и в итоге «бабай» перешло в «бабу» и закрепилось за универсальным, общемировым образом лесной ведьмы.

Баба-яга на иллюстрации И. Билибина. 1931 г.

Баба-яга блистательно проанализирована В. Я. Проппом в классической работе «Исторические корни волшебной сказки». Он показывает, что в основе волшебной сказки лежит обряд инициации, то есть посвящения юноши во взрослые члены охотничьего племени. В ходе этого ритуала юношей подвергали пыткам (в сказках Яга нередко вырезает полосу кожи со спины героя), слабые при этом погибали (изба Яги окружена частоколом, на котором висят черепа), а выжившие обучались как навыкам охоты, так и ее магическим ритуалам. Такое братство будущих охотников в сказках показано в виде дома разбойников в чаще леса, а самое известное его воплощение — у Пушкина, в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» (об этом мы говорили в самом начале в связи с волками).

С точки зрения мифологии обряд инициации представлял собой смерть мальчика и рождение мужчины (в традиционном мышлении нет понятия взросления). Посвящаемого необходимо было убедить в том, что он умер и воскрес. Этой цели в ритуале служили пытки, а в сказке этот момент сохранился в мотиве печи Яги, куда она хочет посадить героя, чтобы затем съесть его. Как мы знаем, в печи видели связующее звено между миром живых и мертвых, и проход через нее должен магически преобразить героя. Но, как уже говорилось, сказка возникает тогда, когда обряд забывается (с переходом общества от охотничьего образа жизни к земледельческому отпала необходимость в инициатических пытках и гибели слабых), поэтому сказочные сюжеты, в которых Яга хочет съесть героя, всегда заканчиваются ее неудачей. Более того, эти сюжеты устарели настолько давно, что ушли в детский фольклор (типа сказки «Гуси-лебеди»), в них не осталось никаких намеков на инициацию, а героя-подростка заменил почти младенец. Но мотив магической трансформации сохраняется — например, в «Сивке-Бурке», где герой чудесным образом пролезает через уши коня и превращается из заморыша в красавца; важно, что это не просто волшебный конь, а дар умершего отца, то есть трансформация проходит благодаря контакту с миром мертвых, причем с умершим предком.

Почему у избушки Бабы-яги курьи ножки? Они не петушиные, не куриные, тем паче не принадлежат какому-то другому животному или птице. Они всегда и неизменно «курьи». Эти ноги не имеют отношения к курице, это столбы, окуренные дымом. Речь идет о том самом способе «воздушного погребения», о котором мы уже говорили в связи с неупокоенными мертвецами. Помимо открытого трупоположения выдающихся личностей (мы обнаружили его описание в былине о женитьбе Святогора) существовало и «воздушное погребение» в колоде или специальном крохотном домике, куда помещался труп в скорченном состоянии.

«Домовины (Избы смерти)». Картина Н. Рериха. 1914 г.

Чтобы это погребение как можно дольше не рухнуло на землю, столбы, на которых оно стояло, окуривали дымом от гнили. Такой обычай у предков славян ушел в прошлое в доисторические времена, но еще Нестор отмечал сочетание «воздушного погребения» с кремацией: труп сжигали, прах ссыпали в «сосуд мал» и ставили «на столбе». Несомненно, и этот столб был окурен.

Кто же (и что же) — Баба-яга? Прежде всего, она слепая — она вынюхивает героя, говоря: «Фу-фу-фу, русским духом пахнет». Как пишет Пропп, живые не видят мертвых, а мертвые не видят живых. В тех сказках, где избушка стоит на краю леса, Баба-яга готова помочь герою, потому что, согласно логике уже забытого обряда, герой — ее дальний потомок. При этом о Яге известно, что она «положила зубы на полку» (так говорят об умерших от голода), «а нос в потолок врос» (неэстетично, но приходится признать: Яга — это полуразложившийся труп).

В обряде инициации посвящаемый был уверен, что его проглатывает мифический предок рода (поэтому реальные хижины для посвящения делались в виде пасти), и в сказке мотив еды у Яги непременно сохранен.

Если Яга предстает врагом — то она хочет съесть героя, если Яга предстает помощником — то она «накормила-напоила, спать уложила», отчего герой получает магические силы, необходимые для следующего этапа его приключений. «Спать уложила», несомненно, знак временной смерти посвящаемого и того забытья, в которое впадали из-за пыток реальные подростки охотничьей эпохи.

Иллюстрация И. Билибина к сказке «Василиса Прекрасная». 1902 г.

Когда обряд инициации был забыт окончательно, в параллель к мужским сказкам стали возникать и женские: в них к Яге попадает не юноша, а девушка. Наиболее известным вариантом является «Василиса Прекрасная», где героиня, отправленная к Яге злой мачехой, в итоге получает череп с горящими глазами — знак ее волшебной силы. Прохождение инициации радикально повышало социальный статус человека, что и отражает сказка: от восстановления справедливости в семье (горящие глаза черепа сжигают врагов героини) до превращения крестьянского сына в царя.

Героиню сказки нередко зовут Василисой (Прекрасной или Премудрой) — это имя в переводе с греческого означает «царица», так что Иван-царевич с Василисой оказываются по сути тезками. Почему в центре внимания сказки всегда есть цари либо она заканчивается воцарением героя?

Потому что традиционное общество верит: благополучие зависит исключительно от магических качеств царя, и править должен тот, кто обладает ими в полной мере. Эти качества персонифицируются в сказке в виде магических помощников. Самый известный пример — «Конек-горбунок» Ершова (это литературная сказка, написанная на фольклорной основе): фактически всё за Ивана делает его чудесный скакун, однако это не ставится Ивану в укор, ведь Горбунок и есть его магия, которая затем будет оберегать страну.

Обложка: Франс Франкен Младший. Кунсткамера. 1636 год
Kunsthistorisches Museum / Wikimedia Commons

Курс был опубликован 16 декабря 2021 года

В старом фильме «Одиноким предоставляется общежитие» (1983) есть с виду незначительный и при этом — знаковый диалог, состоявшийся между воспитателем общежития (да, эти функционеры так и назывались – у взрослых работяг в общежитии были именно воспитатели) и – комендантом. Героиня Тамары Сёминой, лишь бы о чём-нибудь поговорить с приятным ей кавалером, завела разговор о записях модных групп и том, что «надо бы проверить, о чём поют» все эти Бони-Эм и АББы. Может, о власти денег и жестокости! На что персонаж Александра Михайлова простодушно отвечал: без языка-то всё равно ничего не понятно. Так, сплошное «ай лав ю». И тут женщина произносит: «Да, язык у нас, славу Богу, в объёме школьной программы». То есть в переводе с русского …на русский это означало: мы ничего не понимаем на слух и вообще – ин-яз считается не важным и не особо нужным.

Отлично помню тусклый учебник, где почему-то рассказывалось о местном семействе Стоговых (The Stogovs), о Москве и комсомоле с пионерией, тогда как о самой Англии – с гулькин нос. Хотя, мы читали на уроках адаптированные отрывки даже из «Джейн Эйр», но могу допустить, что это была инициатива нашей англичанки. Инглиш – для общего развития, как пение с рисованием, но «ниже» истории с географией. Нынче принято ругать советскую систему образования за то, что «учила не тому» и не выдвигала ин-язы в число важнейших предметов. Мол, языковое обучение при Советах было сугубо элитарным, готовили господ-мажоров, а в школе через дорогу – пролетариев, говорящих на смеси мата и сопромата. Не так. Образование было целевым, а «элитарность» ему додумывали и — достраивали сами люди.

Советский мир являл собой индустриально-развитое общество, где главенствовали технические науки, а первым предметом в школьной иерархии значилась математика. Следом шли физика-химия. Из гуманитарных наук – русский язык, а вот литература сильно отставала. Если попадался восторженный словесник, увлекающий старшеклассников поэзией, это было чистое везение. Рядовые «русички» знали от сих – до сих, роль народа в эпопее Льва Толстого и образ Катерины – луча света в таком-то царстве. Требовалась грамотность. Всё те же немудрёные русички круто вдалбливали правописание. Современные чудо-конструкции, типа «ни где», «ни кто» и «по томучто» могли встретиться лишь в каракулях страдальца из вспомогательного учреждения (в просторечии – школы дураков или ШД).

Основную массу готовили «на завод» — в том числе инженерами-исполнителями. Любая система воспитывает тех, кто будет её (систему) развивать. В связи с этим, изучение иностранных языков мыслилось чем-то, вроде роскоши, как и углублённый курс рисования, например. Хочешь большего? Пусть тебя отдадут в «языковую» спецшколу и – в художку, посещаемую в свободное от учёбы время. Поэтому к инглишу и пению-рисованию в школе относились, как к чему-то приятно-необязательному.

Вспомните, как выглядел урок английского в фильме, снятом примерно тогда же – в «Гостье из будущего» (1984) – все тихо болтают, хохмят, шелестят записочками. И вот эта фраза преподавательницы: «Девочки, уберите шахматы». Шахматы! На уроке. Триумф Алисы, бойко говорящей по-английски и знающей ряд языков, смотрелся, как цирковой номер, который никто не стал бы повторять. Приблизительно, как её прыжок через забор. Безусловно, все читали иностранную литературу, но любого Оскара Уайльда в СССР переводили столь дивно, что отпадал ещё один аргумент важности ин-язов – советский переводчик улавливал все оттенки и нюансы. Целевое образование давало красивые плоды – наши переводчики и — мастера кино-дубляжа были лучшими в Европе.

Более того – отсутствие интереса к «заграничному» наречию – это один из признаков самодостаточности общества. Допустим, англичане (нация с высокой самооценкой) во все века – хоть при Тюдорах, хоть при Виндзорах – не любили утруждать себя чужими словесами. В XVIII веке памфлетисты, зачастую ориентированные на французское Просвещение, высмеивали эту особенность: британец, путешествуя по Европе, мнил, что всяк путник обязан понимать его дикарский language. Замечу, что English в те годы не был «мировым» языком и чем-то обязательным к изучению, а упёртость джентльменов доходила до крайности. Везде царил французский, да и он не сразу пробил себе дорогу – Людовик XIV, занимавший позицию протекционизма, развивал в своих подданных гордость за страну, тогда как аристократия долгое время предпочитала итальянский язык. Людовик-Солнце сделал Версаль центром вселенной – после этого все (ну, кроме англосаксов!) затараторили по-французски.

Екатерина Великая утверждала, что в России должно говорить на русском и демонстративно игнорировала свою невестку Марию Фёдоровну, если та переходила на немецкий. А кто хорошо выучивает иноземную речь? Тот, кто зависим от носителя этого языка. Дворянство, конечно, владело французским, но по мере того, как формировался русский-литературный язык, всё меньше игнорировались русские романы – при Николае I считалось bon-ton читать по-русски. А что же в СССР? Он позиционировался, как образчик самодостаточности – и русский надо было «выучить только за то, что им разговаривал Ленин». Остальное – по желанию.