Что мы должны делать чтобы жить дольше сочинение на английском

Нью-Йорк предоставляет право голоса лицам, не имеющим гражданства. По новому нью-йоркскому закону иммигранты с легальным статусом – таковых в мегаполисе около миллиона человек – смогут голосовать на местных выборах. Городской совет подавляющим большинством одобрил документ, согласно которому около миллиона жителей мегаполиса больше не будут оставаться в стороне на выборах местных властей. Теперь и в их руках – портфели городских депутатов, мэра Нью-Йорка и других народных избранников.

Для регистрации в качестве избирателя необходимо прожить в Нью-Йорке не менее 30 дней и, как минимум, иметь разрешение на работу. Противники закона уверены, что он противоречит Конституции США и открывает прямую дорогу иностранному влиянию.

«С этим законом мы увидим еще большее участие от большего количества иммигрантских сообществ, которые раньше не были представлены на городском уровне, – говорит директор иммиграционной коалиции Нью-Йорка Теодор Мур, – И это по-настоящему захватывающая вещь».

Законопроект был представлен еще в 2019 году, но увяз в обсуждении юридических тонкостей. Оппоненты этой инициативы – в основном, представители республиканской партии – и сейчас выражают опасения, что новые избиратели не ограничатся только выборами городской администрации, и что в бюллетенях на президентских выборах могут появиться незаконные голоса.

«Мы не имеем права спрашивать удостоверение личности на избирательном участке, поэтому, если кто-то будет настаивать, что он – избиратель, он получит тот же бюллетень, что и все остальные, и проголосует», – считает председатель Республиканской партии штата Нью-Йорк Ник Лэнгуорси.

Некоторые считают, что принятый закон идет вразрез с Конституцией США. Эксперты в области американского права разъясняют: никакого противоречия нет.

«Никогда не было прямой связи между правом голоса и необходимостью быть гражданином США. И на протяжении всей американской истории, особенно в первые 130 лет, были штаты, в которых были четко сформулированы положения, позволяющие негражданам голосовать», – говорит Алекс Кейссар, профессор истории и социальной политики Гарвардского университета

В конституцию штата Нью-Йорк шесть раз пытались внести соответствующее уточнение, однако набрать необходимого большинства голосов на уровне законодательного собрания не удалось. Городской совет Нью-Йорка решил этот вопрос сам. Сторонники нового закона считают, что для девятимиллионного мегаполиса, где особенно высок процент жителей, которые на легальных основаниях работают и платят налоги, необходимо, чтобы они могли влиять на распределение выборных должностей. Тем более, что в прошлом лица без гражданства уже были наделены правом избирать на местном уровне, но в начале двадцатого столетия с наплывом иммигрантов ситуация изменилась.

«Мы восстанавливаем то, что у нас уже было, – говорит депутат Городского совета Янис Родригес, инициатор нового закона. – «Когда-то этот город строили преимущественно белые люди. Нью-Йорк теперь другой, это – многонациональный город. И мы должны проводить политику поддержки всего населения».

Нью-Йорк – не единственный город США, где иммигрантам даны рычаги управления на местном уровне. Но в таком масштабе это происходит впервые. Несколько городов в штатах Мэриленд и Вермонт уже предоставляют негражданам право голоса на муниципальных выборах. В Калифорнии, Мэне, Иллинойсе и Массачусетсе рассматривают аналогичные законы. При этом в Алабаме, Колорадо и Флориде в прошлом году, а ранее в Аризоне и Северной Дакоте, напротив, приняли поправки к голосованию, согласно которым только граждане США имеют право голосовать на выборах штата и в местные органы власти.

Согласно новому закону, для регистрации в качестве избирателя необходимо прожить в Нью-Йорке не менее 30 дней и, как минимум, иметь разрешение на работу. Противники закона уверены, что это будет способствовать росту иностранного влияния в городе и стране в целом. И намерены бороться.

«Единственный шаг, который нам остается – обратиться в суд», – говорит лидер республиканского меньшинства Городского совета Нью-Йорка Джо Борелли.

Жители Нью-Йорка на решение местных законодателей смотрят не так категорично.

«У всех есть право голоса. И мы все здесь. И мы всё должны делать вместе», – считает Энн Джон-Луис, профессиональная няня.

«Чем больше людей с правом голоса, тем справедливее», – вторит ей житель Нью-Йорка, представившийся как Джим.

Ли Тернер, городской служащий, считает: «Если они просто живут здесь, не внося какого-либо вклада, я не уверен, что они должны голосовать».

«В Нью-Йорке прогрессивная система управления. Мы хотим, чтобы все жители в ней были задействованы – от обращений в полицию до вакцинации», – высказывает свое мнение Рональд Филдс, учитель.

Некоторые сомнения по поводу этого закона были у мэра Нью-Йорка Билла де Блазио. Он считает, что у иммигрантов в таком случае не будет стимула становиться полноправными гражданами США. Поддерживать документ он не стал, но и не воспользовался правом вето. Нового мэра Нью-Йорка, Эрика Адамса, который приступит к работе 3 января, выбирали еще по прежним правилам. На следующих выборах очередей к избирательным урнам станет явно больше.

14 декабря в Госдуме во втором чтении будут рассматривать поправки к нескольким законам, которые касаются запрета охоты на китообразных — их предложили в Правительстве, а также поправки о полном запрете вылова китов и дельфинов, в том числе в культурно-развлекательных целях — их предложили депутаты Светлана Бессараб и Владимир Бурматов.

Надо добавить: несколько дней назад была разобрана и вывезена на утилизацию знаменитая «китовая тюрьма» в Приморье. В 2019 году ее закрыли после вмешательства президента. Поддержка Путиным предложения об отмене вылова китообразных по сути закрывает эту проблему, но я все равно жду 14 декабря. 

Лоббисты и бенефициары этих «тюрем» — люди чрезвычайно ловкие и отчаянные. Несколько лет они обходили все возможные препоны на пути к возврату своего бизнеса: отменяли гражданские инициативы, вырывали из законодательных инициатив целые положения, из-за чего формально правильные законы оставляли возможность теми или иными путями продолжать торговать китами.

На просторах интернета гуляют фотографии китайского кафе, где за стеклом аквариума живут несколько белух, гринд или китов-пилотов, и дельфинов, причем некоторые белухи синего оттенка — то есть они еще дети.

Ни в одном океанариуме мира белухи не плодятся — «попасть» в китайскую забегаловку они могли только из Охотского или Берингова моря. Долго в аквариуме они жить не могут: вода — с хлоркой, рыба мертвая, вместо ста километров в день проплыть можно только несколько метров. 

Они там быстро погибают и им на смену китайские дельцы покупают у русских новых, отловленных либо по-браконьерски, либо «официально». До недавнего времени некий отраслевой институт организовывал этот вылов под разными предлогами, в том числе, под видом культурно-образовательных целей.

Вообще в Китае построено несколько сот дельфинариев, и это огромный рынок. Стоимость косатки может достигать здесь чуть ли не 1,5 миллиона долларов, белухи — 500 тысяч, моржи и дельфины стоят десятки тысяч. Это огромный рынок. Понятно,  что культурно образовывать китайцев очень выгодно.

Именно для Китая были предназначены 90 белух и 11 косаток, которые содержались в знаменитой дальневосточной «китовой тюрьме» в бухте Средняя в 2018-2019 годах. На самом деле, это бывший центр адаптации морских млекопитающих того института,  который и «обосновывал» вылов животных. 

Однако «шалость не удалась». Во Владивостоке, на Сахалине, в Москве и Мурманской области живет несколько активистов: Лора Белоиван, Нина Зырянова, журналисты сайта «Новости Владивостока», Наталья и Дмитрий Лисицины, Софья Беляева, Владимир Латка, именно благодаря их усилиям, этот тихий бизнес на «китовых тюрьмах» стал известен всей стране. Были суды, расследования, публикации, на Нину Зырянов покушались, велся жесткий торг между официальными органами и владельцами «тюрем», которые всеми силами старались если не сохранить, то хоть как-то компенсировать затраты. 

И как всегда в России: такого рода конфликты интересов может разрешить только один человек. Так оно и получилось. На «Прямой линии» с президентом Путиным, ему задали вопрос о «китовых тюрьмах», и, видимо, он (вопрос) прорабатывался серьезно, — Владимир Путин знал даже о стоимости животных и буквально одним своим словом закрыл «тюрьмы». 

Со скрипом, с противодействием, но животных отпустили и «тюрьма» опустела. C тех пор Росрыболовство несколько лет не давало разрешения на любой вылов китообразных, кроме вылова в интересах КМНС (коренных и малых народов севера). Они имеют право практически на все, в том числе на убийство краснокнижных животных, чем в некоторых случаях пользуются высокопоставленные охотники, но это отдельная история.

Наш Фонд Защиты Китов тогда только создавался, его научным директором стал Владимир Латка, один из активных участников борьбы против «китовых тюрем». Мы подключились к продвижению Российской Общественной Инициативы (РОИ), где запреты на вылов китообразных по любому поводу стали законодательной инициативой, она набрала 100 тысяч сторонников, но экспертная группа РОИ, по каким-то странным причинам эту инициативу закрыла, представляете как надо было лоббистам поработать с вполне себе уважаемыми экспертами, чтобы это сделать. 

И тут появилась законодательная инициатива премьер-министра Мишустин о запрете китовой охоты и поправки единороссов Бурматова и Бессараб, где запрет на вылов китообразных в культурно-просветительских целях уже было сложно снять с повестки. Против них теперь можно только не проголосовать. Фонд и наши коллеги, в том числе Гринпис, всеми возможными способами поддерживали эти поправки, в СМИ, социальных сетях, на change.org — где только это было возможно. За пять дней до заседания Госдумы за свободу косаток и белух вступился Владимир Путин. 

Честно говоря, давно я так не радовался новостям из Кремля. Хотя, зная уровень поддержки оппонентов, могу предположить, что простой судьба поправок Бурматова и Бессараб, за которые бьемся мы и наши коллеги, все равно не будет.

Срыв операции украинских спецслужб по задержанию группы наемников «ЧВК Вагнера» в июле 2020 года мог произойти из-за того, что украинские чиновники предупредили белорусские спецслужбы о прибытии группы россиян, предположил в интервью Настоящему Времени бывший начальник Главного управления разведки министерства обороны Украины Василий Бурба.

О задержании в санатории под Минском группы из 33 россиян, которых назвали членами «ЧВК Вагнера», известной участием в боевых действиях на Донбассе и в Сирии, стало известно 29 июля 2020 года. Позже выяснилось, что изначально их приезд в Беларусь был частью операции украинских спецслужб: по первоначальному плану из Минска наемники должны были полететь на самолете в Стамбул, а самолет должен был совершить вынужденную посадку в Украине, где бойцы и были бы задержаны украинскими силовиками.

Украинские власти долго не подтверждали опубликованные журналистами-расследователями данные о том, что все это было изначально операцией именно украинских спецслужб: президент Владимир Зеленский говорил, что Украину втянули в операцию других стран. Однако до сих пор неизвестен ответ на главный вопрос об этой операции: был ли ее провал следствием ошибки или намеренного слива информации о ней. Расследователи Bellingcat утверждали, что операция сорвалась после ее переноса: по их данным, офис президента Украины попросил перенести операцию на несколько дней из-за предстоящего перемирия на Донбассе.

Василий Бурба, уволенный из Минобороны в августе 2020 года, первым из официальных лиц раскрыл детали провала спецоперации: по его версии, в срыве был виноват офис президента Украины. Зеленский в конце ноября признал, что это действительно была разрабатываемая украинскими спецслужбами операция, однако утверждал, что попросил отложить ее из-за недостаточной проработанности, сказав, что ему стыдно за этот эпизод, и обрушился с критикой на самого Бурбу, которого назвал «авантюристом и аферистом». Сам Бурба был допрошен в СБУ.

В интервью Настоящему Времени Василий Бурба подробно рассказал, что ему известно о деталях согласования той операции, почему, по его мнению, она могла закончиться передачей «вагнеровцев» России и как ему предлагали посты в обмен на молчание.

— Самый главный успех спецоперации по поимке «вагнеровцев», хоть спецоперация и сорвалась, в том, что, согласно расследованию Bellingcat, оказывается, сотрудники ФСБ об этой спецоперации ничего не знали. Как это вообще возможно?

— Почему мы удивляемся? Потому что работают две спецслужбы – одна спецслужба проникает, другая должна защищать от проникновения. У кого-то получается лучше, у кого-то получается хуже. Но мы четко должны понимать, что если спецслужба Российской Федерации проникает к нам в Украину, наверное, не все мы видим.

Что касается того, знала ли ФСБ, я могу констатировать факт, что три составляющих мною были заложены во время этой операции. Первая составляющая – это оперативный состав, это те люди, которые были выбраны, утверждены мной. Это были те профессионалы, личный состав, который проводил операцию.

Вторая составляющая – это конспирация. Конспирация была на [высоком] уровне, проводились оперативные совещания в местах, которые очень важны, и я считаю, что они под конспирацию попадали.

Третья составляющая – это контроль над каждым этапом. И работа с другими органами – Службой внешней разведки, Службой безопасности – по получению от них информации о возможной активности ФСБ, или военной разведки, или Службы внешней разведки Российской Федерации. Третий этап – это безопасность операции и контроль проведения каждого этапа.

Мне кажется, если взять эти три составляющие, поэтому у нас это и получилось.

— Как вам объясняют, что нужно перенести операцию на неделю? Почему?

— Такое объяснение было, оно заключалось в том, что, если я не ошибаюсь, 27 числа начиналось перемирие. И если мероприятие получится 25 числа, то оно может перемирие сорвать. Я считаю, это неправильное объяснение. Операцию нельзя было останавливать, тем более переносить. Но мы люди военные, и приказ есть приказ.

— Операция по поимке «вагнеровцев» сорвалась из-за того, что ее перенесли на неделю и эти люди в Минске задержались на большее время? Или все-таки были какие-то другие причины? Возможно, кто-то кому-то звонил и рассказывал, что в Минске есть люди, которых стоит задержать?

— Однозначно перенос операции привел к ее провалу. Причина переноса – это самый главный вопрос. Один из вариантов мне кажется интересным, над ним нужно думать, смотреть, расследовать – это, может быть, все-таки некоторые советники, помощники руководителей, которые в офисе президента так боятся поругаться с россиянами, потому что некоторые парни мне рассказывали о том, что если бы операция произошла, поимка произошла, то россияне могли бы обидеться и могли [начать] на нас наступление. Но это все тактика. Стратегически мы не готовы принимать такие решения – это самая наша большая проблема.

Что касается этой ситуации, Беларусь, мне кажется, получила четкий сигнал – и я думаю, что она получила его от Украины, – о том, что приехали иностранные граждане Российской Федерации и будут проводить противозаконное мероприятие на территории Беларуси. Поэтому кто-то мог с украинской стороны им об этом сообщить, кто-то мог поставить условие: «Ребята, мы вам сообщаем, найдем фамилии, найдем местонахождение их, но когда вы их задержите, у нас есть к ним свои процессуальные претензии. Мы вам дадим документ и давайте с вами договоримся, что [мы предоставляем вам] информацию о лицах и местонахождении, а вы нам их отдаете».

Я думаю, что была договоренность, но это однозначно предательство. Поэтому это нужно расследовать, потому что мы с вами четко понимаем, как бы мы с вами с белорусами ни договаривались, есть Российская Федерация, есть страна, которая поглотила Беларусь. И вы помните первые дни после захвата «вагнеровцев», какая была реакция у президента Беларуси и какая была реакция не только у него, а и у Российской Федерации.

Изменилось все очень просто – приехали ребята из Российской Федерации, провели не одно совещание, объяснили, проговорили. И что мы видим на выходе? Россиян отдали, белорусы нам никого не выдали. Я думаю, что если факт звонка или передачи информации белорусам был, потом уже белорусы начали спрашивать у нас: «Так вы же говорили, что это россияне приехали к нам, чтобы делать противозаконные действия. А в действительности это же ваша операция».

Поэтому нужно было объяснять белорусам, поэтому и позиция офиса президента непонятная. Уже год и четыре месяца с тех пор, как прошла операция, позиция была непонятная. Все-таки для меня это говорит о том, что один из основных вариантов – это звонок в Беларусь. Но это предательство, которое говорит о том, что у нас есть люди, которые работают не на Украину, а работают на другие государства, есть кроты, которые смотрят, подсказывают, как это сделать для того, чтобы операция не увенчалась успехом.

— Вы считаете, что мог быть какой-то звонок из Киева в Минск и во время этого разговора могли сообщить о том, что приехали русские делать переворот в Беларуси. В этом контексте я хочу вам задать вопрос – как вы считаете, мог ли этот звонок, если он был, конечно, быть сделан без ведома президента Украины Владимира Зеленского?

— Не могу сказать. Считаю, что президент должен был знать о таком состоянии дел, потому что ситуация была ему известна о наших мероприятиях. Думаю, что он должен был знать, конечно, если звонок был.

— После срыва операции в Верховной Раде Украины создается парламентская комиссия, которая называется Временная следственная комиссия, которая должна была расследовать причины срыва этой операции. Вы давали какие-то свидетельства этой комиссии и включили ли эти свидетельства в эти протоколы?

— Я все доложил, я рассказал, как это было, свое мнение, выложил полностью то, что я знал и то, что я анализировал после провала. Соответственно, выходит так, что на данный момент прошло два с половиной месяца, но протокол я не могу подписать. Мы видим, что ТСК дает уже какой-то промежуточный ответ обществу – она рассказывает о том, что проводили, что операция была или не была.

Но что интересно – я не могу подписать свой протокол. Когда я выступал, были люди, которые записывали мои объяснения, и я должен был этот протокол подписать. Прошло два с половиной месяца, я обращался в ТСК лично к председателю. Мне не дают возможности его подписать. Какие причины – мне неизвестно.

— То, что вам не дают возможности подписать ваш протокол, может означать, что, скорее всего, ваше свидетельство парламентская комиссия не принимает к сведению?

— Не принимает к сведению – это один вариант. Другой вариант – они могут его и подделать. Я за это очень переживаю, потому что я должен его подписать. Я подписал – это документ. Если я не подписал – значит, моих свидетельств нет. Или они есть, только, может быть, их не будут читать, потому что они занимаются служебным подлогом, как вариант.

— Могла ли эта спецоперация навредить отношениям Украины и Турции?

— Считаю, что это не могло навредить, это вообще не входило ни в один из этапов операции. Вред государству был только одному – Российской Федерации.

— Якобы после увольнения с поста начальника Главного управления разведки вам украинские власти предлагали пожить год за границей. Соответствует ли это действительности?

— Нет, мне не предлагали жить год за границей. Мне предлагали уехать за границу послом Украины в одну из стран. Это было в начале 2021 года. Я отказался.

— Вам предлагали другую должность?

— Мне предлагали другую должность в обмен на то, что я скажу о том, что операции нет.

— Это важно. Это было предложение из офиса президента?

— Это было предложение от руководителя спецслужбы Украины, который, по его словам, был делегирован руководителем офиса. Там было не только предложение уехать – там были и угрозы, о которых я уже рассказывал, начиная от запрета выезда за границу, уголовных дел до снятия охраны. И все это произошло.

— Сейчас для вас существует угроза в Украине? И на какие сейчас вообще допросы вас вызывают?

— По поводу угрозы. Угроза существует, сам президент сказал, если я не ошибаюсь, в том же интервью, что, по данным, которые ему доносят украинские спецслужбы, а им – наши стратегические партнеры, что есть вопрос по безопасности, и он дал команду дать «Альфу». Это не только мое мнение – это мнение верховного командующего, что есть проблема по безопасности. Но, поверьте, это ничего такого сверхъестественного. Мы понимаем, что [идем] против России, что это большое государство, большие вооруженные силы и сильные спецслужбы, поэтому нужно защищаться.

Да, вопросы есть. Я переживаю больше не за себя, а за свою семью и за тех ребят, которых не охраняют. Кроме цели – меня, есть еще цель – руководитель специального резерва, которого уволили из спецназа, его зам и оперативный состав, который занимался этой проблематикой.

Что касается проблемы уголовного преследования, наверное, вы спрашиваете по Украине. Есть оперативная информация, как в офисе президента проводят совещания, какие задачи дают Федеральному бюро расследования и Службе безопасности. Но там умные ребята, которые все понимают, и я уверен, что противозаконные действия в отношении меня они делать не будут. Хотя увидим.

— Вас уволили с поста начальника Главного управления разведки 5 августа 2020 года. Как раз через несколько дней после того, как сорвалась эта спецоперация. С чем вы связываете ваше увольнение?

— Все очень просто. Связываю его с подписанием указа. Президент принял такое решение, ему задали вопросы по поводу меня, и он отвечал: «Бурба хотел удержаться, я его хотел раньше уволить». Непонятно для меня, если честно. Если хотел уволить – нужно было увольнять, это управленческая деятельность. Почему раньше тогда не уволили? Что касается увольнения 5 августа, это только мои догадки – оставлю их при себе. Не могу комментировать. Указ есть указ, я военнослужащий, работаем дальше.

— Журналист Бутусов говорил о том, что вас охраняют представители страны НАТО. Так ли это?

— По поводу охраны: меня, как бывшего руководителя военной разведки, до марта 2021 года охраняла военная разведка, потом была команда меня не охранять, и, соответственно, мы переговорили на эту тему с министром внутренних дел. И до этого времени моей охраной занимается министерство внутренних дел в рамках уголовного производства. Поэтому разглашать данные – на чем я езжу, как я езжу – [я не могу]. Никакие страны НАТО меня, понятно, не охраняют – меня охраняют украинские сотрудники, которым я очень благодарен. И я уверен, что они делают правильное дело.

Шины

Автопроизводители единодушно советуют, как только температура начнет опускаться ниже +5…+7 градусов, поменять летние шины на зимние. В холода летняя «резина» дубеет и теряет свои свойства. Следовательно, увеличивается тормозной путь и растет вероятность ДТП. Всесезонные шины – к сожалению, не наш вариант. Они подходят для местностей, где зимние температуры не опускаются ниже -5. Украина – увы, еще не Средиземноморье.

Ни в коем случае не слушайте горе-спецов, утверждающих, что достаточно поменять шины только на приводных колесах. Это вредная экономия. Во-первых, большие шансы уничтожить летние колеса за один сезон. Во-вторых, это опасно: возрастает риск, что вас занесет даже на простом участке трассы или вы намертво забуксуете в ледовой колее. Поменяв «резину», обязательно следует сделать ей «обкатку» – проедемся 100–200 км по нормальной дороге. Машина привыкнет к новой обувке, а с поверхности шин сотрется защитное покрытие и сцепление с дорогой станет лучше. Ну и уже в процессе эксплуатации накачивайте зимние шины чуть сильнее (на 0,2 атмосферы), чем летом. Ведь во время холодов воздух внутри покрышек сжимается и давление падает.

Топливо

Особенно чувствительны к перепадам температур дизельные двигатели. При минусовых ДТ загустевает, а имеющиеся в его составе парафины могут забивать насосы, фильтры, патрубки топливной системы. Именно поэтому на НПЗ добавляют к зимним сортам дизтоплива специальные компоненты, которые предотвращают парафинизацию: в таком случае обычный зимний дизель не замерзает до -20 °С, а арктический – даже после -32 °С. Так что в холодное время категорически не рекомендуется заправляться на «бочках» и NoName-заправках. Если там зальют самопальное ДТ под видом фирменного, топливную систему не спасешь.

В добросовестных АЗС-сетях зимнее топливо не только маркируется на стелах, но и подтверждается паспортами качества. А у самых продвинутых вы сможете приобрести не только ДТ зимних сортов, но такой же бензин и сжиженный газ. К примеру, в сети ОККО уже с середины ноября на всех заправках продается топливо зимних конфигураций. Как объяснили в центре контроля качества компании, зимние виды бензина и газа обладают способностью быстрее испаряться, благодаря чему двигатель в холодное время заведется легче и не будет кашлять.

Жидкости

Под воздействием морозов застывать может не только ДТ, но и другие жидкие субстанции, обеспечивающие работу автомобиля. В первую очередь речь идет о работе стеклоомывателей. Казалось бы, мелочь, но зимой, когда видимость и без того низкая, а лобовое стекло обладает свойством загрязняться быстрее, это немаловажный элемент безопасности. Обязательно обратите внимание на температуру замерзания омывателя. Летний не подойдет никак. Вы же не хотите, чтобы в самый неожиданный момент перестали видеть дорогу.

Кроме того, специалисты автосервисов советуют примерно раз в два-три года, лучше всего – как раз накануне зимы, менять тормозную жидкость. Она способна накапливать влагу, что может привести к разрушению металлических и резиновых деталей топливной системы, но что еще хуже – к ослаблению функции тормозов. А это уже аварийная ситуация на ровном месте. Приблизительно то же касается и антифриза. И он со временем аккумулирует влагу, а это может привести к тому, что охладитель начнет загустевать. В магазинах автохимии есть специальные тестеры, чтобы определять состояние антифриза. Хотя многие делают это на глаз. Здесь подход такой: изменение цвета еще не означает, что антифриз выдохся, но, если в жидкости заметна ржавчина, осадок, хлопья, меняйте немедленно.

Парковка

Автомобиль, как и человек, хочет перезимовать в теплом, сухом месте. Поэтому гараж или закрытый паркинг – идеальный вариант. Вам не только не придется периодически откапывать автомобиль из-под снега, вы еще и защитите его от негативного воздействия температурных перепадов и постоянной влаги. Если вашему автомобилю все же приходится зимовать на улице, соблюдайте несколько правил.

Ни в коем случае не накрывайте его чехлом или брезентом. В такой «перчатке» влага накапливается с двойной силой и делает свое ржавое дело. Периодически обрабатывайте все доступные прорезиненные места раствором на основе силикона – тогда вам не придется с утра отрывать уплотнители от дверцы «с мясом». Топливный бак желательно держать всегда полным или близко к этому. Если в баке остаются воздушные полости, там образуется конденсат. За пару недель может накопиться довольно много влаги, которая будет ускорять коррозию деталей или даже закупорит топливный насос.

Аккумулятор

Аккумулятор – еще одна проблемная зона автомобиля в зимнее время. Поэтому сделайте ему диагностику заранее. Осмотрите на предмет трещин, очистите и смажьте клеммы, проверьте уровень жидкости, заряда и плотность электролита. В зависимости от выводов аккумулятор можно дозарядить на СТО или приобрести новый. Решили, что старый еще послужит, – по крайней мере, запаситесь комплектом «прикуривателей». Вы ведь помните из уроков физики: при низких температурах любая батарейка разряжается быстрее. Если же на протяжении зимы вы намерены поставить машину «на якорь» и долгое время ею не пользоваться, то аккумулятор вообще лучше вынуть и занести домой.

ЧС-набор

И, наконец, чтобы любую неожиданность на зимних дорогах встретить во всеоружии, держите в багажнике запас вещей и инструментов на случай чрезвычайной ситуации. Лучше, чтобы ЧС у вас не случались, но все же лишними не будут: лопата, трос, щетка и скребок для очистки стекла, размораживатель замков, комплект проводов для запуска двигателя, цепи против скольжения, канистра, мощный фонарь, теплая куртка или плед, рукавицы.

Александра Степанова и Иван Букин повторили в Санкт-Петербурге свой прошлогодний успех, во второй раз подряд выиграв чемпионат России. Побеседовать с фигуристами, вопреки сложившейся традиции, мы решили по отдельности, предоставив возможность высказаться каждому из партнёров.

«После воспаления лёгких чувствовала, что на ногах почти не осталось рабочих мышц»

— Своим произвольным танцем на чемпионате России по фигурному катанию вы подарили залу какой-то непередаваемый восторг. А что чувствовали сами?

— Эмоции, которые нам подарили зрители, — это что-то невероятное. За последнее время такого мы давно не слышали. Посмотрели на лица наших тренеров, Ирина Владимировна Жук даже заплакала. Наверно, именно публика нам показала, что мы выиграли.

— Месяц назад, отвечая на мой вопрос о вашем текущем состоянии, Жук ответила одним словом: «Выкарабкались». В чём была проблема столь позднего входа в сезон? Только ли в перенесённом коронавирусе?

— Скорее, всё вместе сошлось. Перед началом сезона у меня в очередной раз обострилась травма спины, причём сильно. Даже от мелких движений простреливало порой так, что боль становилось невозможно терпеть. Партнёру оставалось брать меня на руки, выносить со льда в раздевалку, помогать снять конёчки…

— Три года назад вам ведь уже приходилось решать эту проблему?

— И два года назад тоже. Я, получается, третий сезон езжу к одному и тому же врачу в Германию. Мы честно пытались вылечить спину в Москве, делали блокады, но безуспешно. Не говоря уже о том, что это очень неприятная процедура.

— Получается, возможность отправиться в Германию стала спасением?

— Да. К счастью, одного укола, сделанного там, мне хватает на весь сезон. Врач вкалывает в позвоночник специальную жидкость, которая распределяется между зажатыми суставами. Получается своеобразная подушка, и я могу спокойно работать. Когда мы обратились в эту клинику в первый раз, я не верила уже ни во что: и лечебной физкультурой занималась, и блокады терпела, и множество других процедур приходилось делать — ничего не помогало. А тут врач уложил меня на кушетку и спокойно так говорит: «Если это то, о чём я думаю, всё пройдёт через полчаса».

— Представляю себе вашу реакцию.

— Мне тогда стало одновременно и грустно, и смешно. Вообще не поверила, что такое может быть. Тем более через полчаса боль никуда не делась. А вот часа через полтора, когда я уже сидела в аэропорту и ждала вылета в Москву, вдруг почувствовала, что в спине возникли очень странные ощущения. Будто косточки начинают расходиться и позвоночник двигается всё свободнее и свободнее. Я обалдела, честно. Врач сказал, что укола гарантированно должно хватить на полгода, но выяснилось, что мне его достаточно на целый сезон.

— Но ведь открытые сентябрьские прокаты вы с партнёром пропустили не только по этой причине?

— Я сильно переболела накануне. Бронхит, воспаление лёгких, потом пошли осложнения. Когда посчитали, что я полностью вылечилась, и начали вовсю готовиться к первому старту, начались какие-то странные скачки температуры.

Как только мне давалась нагрузка, я тут же сваливалась. Вроде тренировку выдерживаю, неплохо себя чувствую, но к вечеру начинает болеть горло, а наутро на градуснике 38 с копейками. Но тоже нашли причину. Оказалось, в горле от каких-то прежних болезней застряли сразу две самые злостные бактерии, поэтому обычный антибиотик их просто не брал.

— Насколько тяжело вам с Иваном дался первый из этапов Гран-при?

— Мы ведь были вынуждены пропустить не только прокаты, но и турнир в Финляндии, так что перед поездкой в Турин преобладало очень сильное желание просто показать наши программы. Сам факт, что мы сумели к этим этапам подготовиться, собрать программы, стал чудом. Поэтому на какую-то усталость, тяжесть мы просто не обращали внимания.

— Тот этап оставил ощущение, что вам несколько не хватает привычной скорости?

— Из-за того, что я долго болела, у меня заметно спали мышцы. Когда в первый раз вышла на лёд, даже Ваня сказал: «Саша, у тебя вообще нет ног». Я и сама чувствовала, что на ногах почти не осталось рабочих мышц, которые позволяют коньку нажимать на лёд, набирать скорость и так далее. Вроде бы танцуем с настроением, всё весело и хорошо, но чувствуется, что не хватает ни мощи, ни скорости.

— На этапе в Гренобле картина показалась мне уже другой.

— В ритм-танце — да. Просто оценки за тот прокат оказались неожиданно для нас почти на два балла ниже, чем в Турине. Возможно, поэтому произвольный танец получился чуть менее эмоциональным. Мы лучше ехали, но было очень сложно заставить себя думать о программе, а не о том, как она будет оценена.

— Расстроились по этому поводу сильно?

— Было такое. Тем более соперничали с канадской парой, которой до этого проиграли, наверное, всего один раз в карьере.

— Как сохранять в себе мотивацию в таких случаях? Руки не опускаются?

— Если честно, с возрастом в этом плане становится тяжелее. Невольно задаёшься вопросами, чего не хватает и почему.

— Именно поэтому вы решили продолжить подготовку к главным стартам не только со своими постоянными тренерами, но и с новыми для себя специалистами?

— Да. Так сложилось, что все 15 лет, что мы катаемся с Ваней, у нас был опыт работы только с Ириной Жук и Александром Свининым. Они проделали в текущем сезоне поистине титаническую работу, как и вся наша команда, а в ней достаточно много самых разных специалистов. Но, поскольку сезон олимпийский, мы понимаем, что должны использовать все возможности, чтобы добиться максимально быстрого прогресса. Поэтому после выступления в Гренобле мы ещё раз всё совместно обсудили и решили привлечь к работе дополнительных специалистов — Николая Морозова и Алексея Горшкова. И уже совместными усилиями доводить программы до полного блеска.

— В Санкт-Петербурге много говорилось о том, что Морозов привнёс в ваше сотрудничество более свежий взгляд, чуть иное направление, но ведь сама идея постановок, лучших, на мой взгляд, в вашей карьере, принадлежит Жук и Свинину.

— Да, это так. За все последние годы мы лишь дважды обращались к другим постановщикам. Одну программу три года назад нам поставил Пётр Чернышёв, другую — Илья Авербух, а все остальные постановки делала Ирина Владимировна, за что ей огромная благодарность. Честно говоря, вообще считаю выдающейся заслугой наших тренеров, что на протяжении практически всей карьеры мы идём вчетвером и вместе преодолеваем все трудности.

Кстати, идея обратиться за помощью к Морозову и Горшкову возникла как раз у тренеров. Когда много и напряжённо работаешь в узком кругу, свежий взгляд всегда бывает полезен. Тем более Николай сам прекрасно владеет коньком, может с ходу сделать все шаги как за мальчика, так и за девочку, очень доступно всё объясняет, знает абсолютно все нюансы скольжения. Неслучайно все фигуристы, которым он когда-либо ставил программы или шаги, отмечали, что Морозов делает ставку на удобство катания.

Для фигуристов вообще очень важно, чтобы было удобно. Когда в программе что-то вызывает дискомфорт, на его преодоление тратится очень много сил. Ты начинаешь двигаться нелогичным для себя образом, то же самое делает партнёр, который вынужден постоянно подстраиваться, а в целом получается совсем не то, что хотелось бы и нам, и тем, кто смотрит на нас со стороны.

— Когда вы начали работать на льду с Морозовым, не было внутреннего протеста оттого, что после стольких лет работы в одних, пусть даже очень профессиональных тренерских руках, приходится приспосабливаться к иному формату и иным требованиям?

— Скорее наоборот. Более того, и Свинин, и Жук всегда были обеими руками и ногами за то, чтобы мы пробовали что-то новое, могли чему-то научиться сверх того, что уже умеем. Единственное, хотелось бы иметь чуть больше времени на подготовку к столь важному для нас сезону.

— В том числе на усиление физических качеств?

— Да. Когда мы начали готовиться к этапам Гран-при, мне приходилось уделять очень много времени работе в зале, чтобы восстановить мышечные кондиции. По мере того как мышцы начинали восстанавливаться и укрепляться, появлялось чувство, что могу чуть больше позволить себе на льду. Соответственно, приходила уверенность. 

— Насколько близок вам образ Джульетты?

— Мне с самого начала виделись в этом сюжете какие-то более глубокие чувства, чем прогулка по лугу. Не просто влюблённость, а понимание того, на что ты готов пойти ради любви, готов ли за неё бороться и приносить в жертву самые дорогие для человека вещи. Свою семью, например. Я бы даже сказала, что эта программа гораздо глубже, чем те постановки, которые мы катали до сих пор. Здесь огромная палитра эмоций, которую нужно передать за четыре минуты. Требуется больше сил, чтобы показать её такой, какой она должна быть, и с нашей новой большой командой мы весь последний месяц работали как раз над тем, чтобы эмоционально рассказать эту историю.

— А вы сами могли бы отречься от семьи ради любви?

— Я, к счастью, родилась в семье, которая вряд ли способна поставить меня перед столь жёстким выбором. Но знаю случаи, когда создание семьи было для людей не столько следствием собственных желаний, сколько мероприятием, предопределённым более взрослыми. А ведь в любви не хочется видеть расчёт. Другой вопрос, насколько счастливым может получиться совместное будущее…

«Надо говорить правду, если хочешь, чтобы к тебе продолжали относиться с уважением»

— Первый вопрос не отличается от того, что я задала вашей партнёрше: какие остались впечатления от проката произвольной программы?

— Эмоции потрясающие. Сначала было нервозно, потом — радостно, а следом накатило опустошение. Нужно выдохнуть, поспать, тем более в день соревнований у нас был очень ранний подъём.

— Вся ваша подготовка на протяжении последнего месяца была выстроена таким образом, чтобы в максимальной форме подойти к чемпионату России. При этом по итогам Гран-при вы оказались первыми запасными на финал. Если бы турнир не отменили, а кто-то из финалистов отказался от поездки в Японию, поехали бы в Осаку?

— Финал Гран-при — это такой старт, куда очень многие хотят отправиться. Посоревноваться с самыми сильными интересно всегда.

— Соглашусь. Но было бы, наверное, не слишком разумно прерывать работу, к которой привлечены сразу несколько сильных специалистов, и ехать на соревнования с большой вероятностью остаться позади соперников?

— С этой точкой зрения согласен. Но всё равно хотелось бы лишний раз посоперничать. У меня всегда есть такое желание. К тому же когда понимаешь, что удалось улучшить своё катание (а мы, считаю, добились заметного прогресса уже к началу декабря), то это непроизвольно хочется кому-то показать.

— На основании чего считали, что вам удалось стать лучше? Вы поехали легче, быстрее, по-другому? Что именно изменилось в ощущениях?

— Изменилось как раз всё то, о чём вы сказали. После второго этапа Гран-при в Гренобле и непопадания в финал у нас наконец появилось время на мелкую техническую работу, которой мы и раньше занимались с тренерами, а с привлечением новых специалистов она стала гораздо более активной. Мы поехали легче, быстрее, и, конечно, по-другому.

Поэтому я так и рассуждаю: если нам с Сашей удалось добиться вполне ощутимого прогресса меньше чем за неделю, несколько дополнительных дней работы перед стартом в Осаке, если бы представилась возможность туда поехать, могли бы изменить картину ещё заметнее. С другой стороны, нет худа без добра: не попав в финал, мы на сто процентов сосредоточились на подготовке к чемпионату страны, ни о чём больше не думая.  

— Саша призналась, рассказывая о начале сезона, что поначалу вам как партнёру приходилось очень нелегко. В какой момент ситуация для вас изменилась?

— Могу точно сказать, что это произошло гораздо быстрее, чем в 2020-м. В прошлом году и я сам нормально так поболел. В текущем сезоне мы начали отрабатывать какие-то маленькие кусочки программ, даже когда Саша принимала антибиотики. И когда началась серьёзная нагрузка, мы в принципе уже понимали, над чем надо работать. Реально тяжёлыми были разве что первые три тренировочных проката всей программы. То наше катание совершенно точно нельзя было показывать зрителям. Но, слава богу, успели с этим справиться.

— Хотела бы уточнить: вас не сильно ломает, что приходится столь подробно рассказывать журналисту о травмах, болезнях?

— А почему так должно быть? Единственная ситуация, в которой, наверное, о болячках не стоит говорить, — если ты вышел на старт. Там уже твои травмы и болезни никого не волнуют. У нас была другая история: мы снимались с соревнований, не принимали участия в открытых прокатах. В подобных случаях спортсмены, как мне кажется, просто обязаны объяснить причину.

А как иначе? Все мы — публичные персоны, у нас есть болельщики, судьи, в конце концов. Сказать им всем: простите, мы не хотим ничего с вами обсуждать, — это, как мне кажется, не очень достойно звучит. Надо говорить правду, если хочешь, чтобы к тебе продолжали относиться с уважением. Да, был непростой момент, но мы же с ним справились? Сейчас это уже в прошлом, а к нему мы не возвращаемся.

— Почему для произвольного танца вы взяли столь известную тему, как «Ромео и Джульетта»?

— Здесь всё очень просто. Как-то раз Авербух пригласил нас выступить в своём шоу и предложил сделать номер именно под эту музыку. Постановка получилась очень хорошей и всем понравилась, поэтому под конец прошлого сезона мы с тренерами решили, что надо попробовать сделать на этой базе произвольный танец. Раз уж тема до такой степени нам идёт. Единственное, чего очень хотелось, — уйти от классической трактовки образов.

— Никогда не задумывались, что «Ромео и Джульетта» — очень коварное произведение? Оно, если разобраться, рисует некий идеал любви, которой, как считают многие, в жизни просто не бывает и быть не может. Но многие молодые люди берут за образец именно эту историю и очень разочаровываются, когда вдруг она не складывается в жизни.

— Даже если это вымышленная история, мне кажется прекрасным, что два человека могут ради друг друга идти на такие жертвы. Не знаю, как бы я сам поступил в ситуации, когда не можешь ничего с собой поделать и нет наготове никаких реальных правильных решений. У всех ведь в 15—16 лет случались ситуации, когда реально сносит голову и всё отходит на второй план. И у меня такое происходило. В этом плане «Ромео и Джульетта» — не такая уж нереальная история. Хотя концовку я бы изменил.

— Насколько сложно вживаться в образ Ромео, настраивая себя на произвольную программу?

— Это всегда происходит примерно одинаково: после ритм-танца уже засыпаешь с мыслью, что впереди произвольная. Прокручиваешь в голове предстоящий прокат, мысленно прорабатываешь все нюансы, все самые незначительные мелочи. И получается, что настрой, вхождение в тот или иной образ, начинается ещё за день до выступления. По мере приближения старта концентрация только усиливается.

— Много лет назад я разговаривала с Валентином Николаевым, тренером Оксаны Баюл. И он сказал: если фигурист-одиночник позволит себе зайти в образе на четверной прыжок, он выедет из него, лёжа на спине. Танцы, получается, дают больше простора для того, чтобы держать себя в рамках образа?

— Одиночникам, как и в парном катании, гораздо тяжелее глубоко думать о каком-то сюжете, когда нужно прыгать или исполнять тройной выброс. У нас в этом плане совсем другая история — без образа можно вообще не выходить на лёд. Ты должен с самого первого движения как бы загнать весь свой внутренний настрой в своего рода энергетический куб и до самого конца программы оставаться внутри, максимально глубоко проживая сюжет. Получается это каждый раз по-разному: где-то сильнее, где-то нежнее, где-то, наоборот, жёстче. Но если ты в какой-то момент теряешь это ощущение, тебе просто не поверят. Ни зрители, ни судьи…