Читать рассказ звездная сыпь

Ровно год назад в Тбилиси состоялись похороны блаженной Екатерины, долгие годы жившей при Александро-Невском храме грузинской столицы. Мы публикуем воспоминания Ники Григорян, которая в течение 10 лет — с 1994 по 2004 год — несла послушание регента Александро-Невского храма и тесно общалась с блаженной.

Первое знакомство

Блаженная Катя

Впервые я обратила внимание на Катю при следующих обстоятельствах.

Я тогда только-только начала служить в церкви св. Александра Невского на клиросе. Как-то со мной обошлись однажды грубо и несправедливо. В душе была страшная горечь, в горле застрял ком. Я вышла с клироса и присела на корточки у столба напротив Смоленской иконы Богородицы. Тут я стала жаловаться Богородице на несправедливость, по лицу покатились слезы. В этот момент ко мне подошла Катенька, присела рядом на корточки и вдруг так просто говорит:

— Вы знаете, я вас очень люблю.

Во всем ее облике, взгляде, в голосе, действительно чувствовалось такое тепло и ласка, что на душе вдруг стало легко и тепло.

В дальнейшем я часто замечала, что она умеет очень лаконично и точно выражаться, причем слова всегда имеют какую-то необъяснимую силу и влияют на душу.

Еще я обратила внимание, что в ее лексикон входят старинные слова, вместительные, употребляемые в псалтыре или в других молитвах. Но бывало, она разразится таким сквернословием, что хоть уши затыкай.

И вот какая странность: она, если изливает на тебя свою любовь, прямо вся светится изнутри. Вроде на вид маленькая хрупкая старушка со сморщенным лицом, а глаза такие молодые и лучистые как два бездонных озера. Но если Катенька начнет сердиться на тебя, лучше бежать подальше с глаз долой, такой страх и трепет нападает.

Сначала она подходила ко мне нечасто, а потом особенную опеку надо мной взяла с тех пор, как меня назначили псаломщицей и регентом. Сложилось впечатление, что ей было поручено свыше опекать клирос, в особенности, псаломщиков.

Следующее яркое воспоминание. Я стою во дворе храма перед трапезной и активно возмущаюсь поведением трапезаря. В этот момент ко мне подскакивает Катя с какой-то тетрадкой в руке, тычет пальцем в рукописный текст и требует: «Читай, читай!» Я заглянула в тетрадь. Это был десятый кондак акафиста свт. Николаю. А слова там такие:

«Спасти хотя душу, плоть твою духови покорил еси воистину, отче наш Николае, молчаньми бо прежде и бореньми с помыслы, деянию богомыслие приложил еси…» и т.д.

Вот так она меня обличила. Возмущаться мне сразу расхотелось, даже стыдно стало. А после, когда вспоминала этот случай, все дивилась, как она умудрилась в нужный момент найти именно подходящие строки. Еще меня поразило: сколько раз я прочитывала этот акафист, а в слова не вдумывалась! И только теперь до ума дошел смысл этих слов.

Впоследствии часто бывало: стою в храме между службами, читаю про себя псалтырь, а Катенька подойдет и начинает вслух читать строки из псалтыря медленно и вдумчиво, водя пальчиком по строчкам, делая на некоторых словах ударение, произнося протяжно.

Сама она все время молилась по псалтири, часто выпрашивала с клироса церковную книгу и всегда возвращала. Я ей никогда не отказывала, за что на меня иногда роптали сестры: мол, потеряет или испортит. А я была спокойна, доверяла ей. Вообще, к моему удивлению, не все воспринимали Катю положительно. Многих искушало и раздражало ее поведение. Мне и самой не всегда было легко с ней. Бывало, иногда и нашумит, и что-то странное натворит, порой даже во время службы.

Как-то стою, пою на службе, и так пить хочется, прямо в горле всё пересыхает, а выйти за водой во время службы не получается. Вдруг заскакивает Катенька на клирос с бутылкой лимонада и тычет прямо мне в рот со словами: «На, пей! Мне сказали, там псаломщица очень пить хочет, пойди напои ее». И настойчиво требует: «Пей, пей».

Как я доверилась Катеньке

Вначале я не всегда ей подчинялась, пыталась противиться. Но со временем, когда стала всё ближе и ближе узнавать ее и убеждаться, что всё это она говорит и делает не от себя, тогда я перестала противиться и по мере сил своих старалась исполнять ее советы (порой даже требования), какими бы они на наш мирской взгляд и ни казались нелепыми.

А заставил меня поверить в нее один такой случай.

На мою голову в тот период свалилось тяжкое испытание — искушение, связанное с человеком, служащим в нашей церкви. И однажды ко мне подходит Катя и говорит: «Беги от него подальше, бросай всё тут и беги отсюда!» Я опешила: как она узнала, что творится в моей душе? Она еще добавила: «Мне Дух сказал, пойди к ней и скажи, пусть всё бросает и уходит!» Я тогда ещё не доверяла ей и наивно спрашиваю: «Как я могу довериться духу, ведь я не знаю и не разбираю, откуда этот дух?» На это Катенька так удивлённо отвечает: «Я же разбираю!» Тут я совсем растерялась: как быть? Внутренне я чувствовала: она права, но было тяжело представить, что надо всё бросить. Да ещё на тот момент я больше доверяла своему духовному отцу, человеку духовно опытному. Кате я так и сказала, что без благословения духовника ничего не могу сделать. Она взглянула на меня молча и ушла.

После я рассказала батюшке о нашем с Катей разговоре и спросила совет, как быть. Батюшка не был в ней уверен и дал такой совет: если это было от Бога, то должно повториться до трёх раз, т.е. она должна подойти ко мне ещё два раза. Так случилось, что она ещё раз как-то мельком заговорила со мной на эту тему, а в третий раз тоже как-то отдаленно, неопределенно, не настойчиво. И я так и не поняла, как быть. Сам духовник мой очень не хотел отпускать меня из церкви. Долго держалась я его и Катиными молитвами. Но со временем иссякли мои душевные силы. Так я продержалась года два, пока мой духовный отец не слег с тяжелой болезнью, а я попала под духовное окормление Глинского старца о. Филарета. Он меня благословил всё бросить и срочно уходить из этой церкви.

В итоге Катины слова сбылись через долгий срок времени, только после сильного душевного надлома, от которого она и пыталась меня уберечь. После всех этих перипетий я очень ослабла и духовно, и физически. На борьбу с собой ушло много сил. Зато, когда через год я смогла вернуться в Невскую, уже не сомневалась, что Катины слова надо обязательно исполнять, хотя не всегда это удавалось.

Что я про неё знала

Митрополит Зиновий (Мажуга), архимандрит Виталий (Сидоренко) и другие. Справа на заднем плане Екатерина

О происхождении Катеньки и её жизни мало что известно. На вопрос о её возрасте она ответила, что родилась в 1934 году (кажется, 2 сентября) в сибирской деревне, где был леспромхоз, в крестьянской семье. Отец много пил, бил жену свою. Катя как-то обмолвилась, что, когда она ещё была в утробе матери, отец бил жену ногами по животу. Так что Катюше доставалось ещё до появления на свет. Больше ничего не знаю ни о детстве её, ни о дальнейшей жизни.

Единственные сведения имеются от одной пожилой матушки, которая застала ещё Глинских старцев. До того, как начать юродствовать, Катя пела на клиросе, потом она подвизалась со старцами в горах Кавказа. Один период она ходила совсем молча, устремив взгляд в землю и ни на кого не взирая. Затем она куда-то исчезла, видимо, странничала. Она и сама мне говорила, что раньше странничала, часто называла себя странницей. Из слов Кати я поняла, что она бывала в российских монастырях, в т.ч. в Сергиевой лавре.

Вышеупомянутая матушка рассказывала, что Катю хорошо знал старец о. Виталий (Сидоренко). Когда она исчезла из поля зрения, он очень беспокоился за неё и пытался разыскать, но безуспешно. А появилась она в Тбилиси в Невской сразу после его смерти и так и осталась жить при церкви.

Во дворе храма стоит одноэтажная постройка, сбоку которой пристроена металлическая лестница с упирающейся наверху в стену небольшой площадкой, на которой сидя уместится лишь один человек. На этой площадке и устроила себе жилище наша Катюша. Завесила сверху какими-то старыми пальто и ковриками, постелила подстилку. Мы называли это жильё «Катино бунгало». В этом «бунгало», расположенном прямо над общественным туалетом со всеми его характерными свойствами, и в дождь, и в ветер, и в зимнюю стужу, и в летнюю жару обитала терпеливая подвижница.

Иногда Катю пускали ночевать в храм, где на ночь всегда оставался кто-нибудь дежурить. Порой кто-то из «приближенных» в сильный холод забирал её на ночь к себе домой. Злоупотреблять этим она не любила, соглашалась идти в очень крайних случаях. В последние годы, когда Катя стала немощной, ей выделили комнатку при церкви, где она ночевала и где скончалась.

Бывало, что Катя сама просилась к некоторым на ночлег — когда из-за холода, а когда по неизвестной причине. Возможно, это было необходимо самому тому человеку. Однажды она побывала и у меня в гостях, но об этом отдельно.

Как Катя одевалась

Одевалась Катя во все времена года почти одинаково: зимой пальто, летом плащ, снизу юбка длиной чуть ниже колен и какая-нибудь блузка. На ногах зимой валенки, летом что-то вроде кед или кроссовок. Носила всегда простые х/б чулки. Коротко стриженую головушку покрывал платок — зимой пуховый, а летом легкий. Завязывала она платок так, как носят послушницы в монастыре (с прикрытым лбом.) Бывало, сверх косынки она нахлобучивала ещё какую-нибудь нелепую шапку. Выглядело очень смешно.

Почти всегда Катя носила с собой матерчатую сумку, самодельную, сшитую грубо, большими стежками. Сумки эти (типа авоськи) она часто меняла, иногда кому-то отдавала. Размером сумки были как большие, так и малюсенькие, внутри набитые всякими тряпочками, между которыми могла лежать булочка или ещё что-то съедобное, например, бутылка молока, какие-то свертки. Она в этой поклаже копошилась, что-то доставала, складывала, перекладывала. Носила часто с собой нитки, иголки, складные ножницы. Нитки катушечные перематывала. Мне из этого добра много чего перепало. Собралась коллекция тряпочек, сумок разного калибра, салфеточек матерчатых, катушка ниток, иголки, несколько маленьких складных ножниц и даже духи. Кстати, она почему-то не позволяла мне носить обычную дамскую сумку через плечо и не любила полиэтиленовые пакеты. Заставляла всё перекладывать в матерчатую сумку.

Маска и лик

Однажды, когда ещё я серьёзно не относилась к Кате, произошел такой случай. Одна из сестер сказала что-то нелепое, и мы все, в том числе присутствующая Катя, рассмеялись. Тут я сдуру и ляпнула той сестре: «Видишь, какую ты ерунду говоришь, что даже Кате смешно». Вдруг Катенька как-то громко засмеялась и наигранно весело говорит: «Да, ведь Катя — дурочка, ха-ха-ха!» Как мне стало стыдно, словами не описать. Потом я попросила у Катюши прощения, а она тепло и смущенно улыбнулась, очень по-доброму. Стало ясно: я прощена.

Катя часто сама с собой разговаривала, жестикулируя при этом. Иногда кричала, порой даже во время Богослужения могла шум поднять, возмущаясь чем-то. Такое поведение создавало у некоторых впечатление, что она не в себе или одержимая.

Такого мнения о ней был один мой давнишний знакомый, ставший священником. Чтобы и меня убедить в своей правоте, как-то он подошёл к Кате и широко перекрестил её наперсным крестом. Она от него отскочила, завопила и стала возмущаться. В общем, здорово ему «подыграла». А он мне со снисходительной улыбкой: «Вот видишь, как она от креста шарахается?» Я промолчала, не стала что-либо доказывать, раз сама Катюша так захотела.

Вообще многие странности в поведении Кати были очень схожи с описанным в духовной литературе жизнеописанием блаженных (юродивых) матушек, особенно Дивеевских.

Иногда бывали случаи, когда Катя не хотела пускать меня в храм, говорила: «Не ходи туда, иди домой». Однажды даже сказала, что там, в церкви, сидит «огромный, девятиголовый».

Один раз во время самого Евхаристического канона поднимается Катя на клирос и тянет меня за рукав: «Уходи домой, не стой здесь». Я попыталась возразить: как брошу службу в самый ответственный момент? А она настаивает с очень озабоченным видом, ощущение, будто что-то угрожает мне. Пришлось подчиниться и попросить Артёма заменить меня и довести до конца Литургию.

В другой раз Катя встретила меня утром у входа, остановила и не пускает в храм. Я стала её упрашивать: «Катюша, как же Литургия? Ведь некому заменить меня сегодня. Я обещаю, как зайду, ни с кем разговаривать не буду, побегу прямо на клирос, проведу службу и сразу убегу!» Она меня долго не пускала, но потом появилась матушка Елисавета, и мы вдвоём еле уговорили Катю. Всё же нехотя, но пустила.

Однажды в город приехал архимандрит Димитрий, большой молитвенник и подвижник. Сестры с клироса договорились с его духовным чадом после вечерней службы пойти к нему на молебен. Я тоже, хоть и была очень уставшая, намеревалась идти с ними. После службы подходит ко мне Катя и говорит: «Беги прямо сейчас домой и отдыхай». Я ей: «Катенька, нас ждет батюшка, мы должны сейчас к нему ехать. Мне что, не идти?» Катя мне: «Нет-нет, не ходи никуда, беги прямо домой и отдыхай». Ну ладно, думаю, раз так надо, поеду домой. На следующий день сестры рассказали, что у батюшки было очень хорошо, но они так устали: молитва продолжалась часа три, домой они вернулись поздно вечером.

Так непросто и нелегко было порой рядом с Катей!.. Она это понимала. Однажды, когда она несколько раз за день подходила ко мне с какими-то требованиями, под конец сказала: «Вы знаете, вот это ещё сделайте, и я к вам больше не приступлю».

Большей частью Катя обращалась ко мне на «вы», но когда сердилась, переходила на «ты». Бывало, она отвешивала мне земной поклон, от этого я сильно смущалась, чувствовала себя совсем ничтожной. Видимо, этим она смиряла меня.

Иногда Катя клала себе на голову чётки и так ходила. У меня она отобрала все мои красивые чётки, взамен дала другие — старые, протёртые и неаккуратно сплетённые. «Лечила» меня от тщеславия.

Рассказала одна раба Божия. Её стал интересовать вопрос, как научиться умной Иисусовой молитве. При встрече с Катей она поделилась, что идет в книжный магазин купить книгу об Иисусовой молитве. На что Катя ей ответила: «А не надо, это здесь, сверху», — при этом постучала ладошкой сверху по её голове. Видимо, это означает, что не надо интересоваться, даётся само свыше.

Вспоминаю такой случай. Вижу как-то: дети из соседнего с церковью двора дразнят Катю, что-то в нее кидают. Она им выкрикивает что-то и отбегает. Я поругала детей, они убежали. Подхожу к Кате и спрашиваю: «Что, Катюша, обижают они тебя?» Она очень сердито мне в ответ: «А тебе какое дело? Идёшь себе — и иди по своим делам!» Я поскорее скрылась с глаз долой, чтобы не получить «добавку». С сердитой Катей шутки плохи. А про себя подумала: тоже мне, Катина защитница нашлась, действительно, нужно ей очень моё вмешательство… Одна пожилая женщина из этого двора рассказала мне, что дети часто дразнят Катю, а её маленький внук не присоединяется к ним. Дома ему объяснили, что это нехорошо, что Катю жалко: она старенькая и бездомная. Видно, в душе мальчуган сочувствовал ей. По рассказу этой женщины, Катюша очень любила её внука, подходила и целовала его, ласкала, всегда давала какие-нибудь гостинцы — конфетки и т.п.

Бывало, Катя «бушевала» в храме во время праздничной службы. Она громко возмущалась, часто в адрес какого-либо священника. Если пытались её вывести из храма (посылали на это дело алтарника), она закатывала такой шум, что «усмирители» сами бывали не рады: она и их ругала и обличала. Видя Катино тёплое отношение ко мне, просили и меня выйти поговорить с ней, утихомирить. Но я не рисковала подходить к ней в такой момент: во-первых, и мне бы «досталось по первое число», а во-вторых, я понимала: Катя не просто так бушует, знает сама своё дело.

Однажды один из священников стоял на исповеди. Катя подбежала, стала громко возмущаться, указывая на него пальцем: «Вот, смотрите, бес стоит и исповедь принимает». Про него она еще однажды сказала: «Он людей в церковь не пускает». (Подразумевалось — своим поведением отталкивает людей от Церкви).

Раньше Катя время от времени причащалась, а потом перестала. Некоторые из этого сделали свои отрицательные выводы. А мне она однажды рассказала на своём «юродивом» языке: «Вы знаете, они пришли, меня запричастили и сказали: Катя, ты больше не причащайся». Что-то она ещё говорила, дословно не помню, но общий смысл был такой: здесь, на земле, ей не нужно больше причащаться. Меня это не удивило. Я вспомнила случай с одной из Дивеевских блаженных матушек (кажется, это была матушка Пелагея), описанный в Дивеевской летописи. Ей постоянно досаждали сестры монастыря за то, что она перестала причащаться. А потом обнаружили, что её ночью причащали ангелы.

Перед причастием Катя обычно исповедовалась отцу Вячеславу (в монашестве архимандрит Варсонофий). После одной из её исповедей он подошёл к нам и с нескрываемым изумлением сказал: «Сейчас Катя у меня исповедовалась. Ну и исповедь была, я просто потрясён!» Содержание исповеди, естественно, он нам не раскрыл.

Как-то раз сидим мы на клиросе после Литургии, отдыхаем. Матушка Елисавета вспомнила старцев, как они любили песнопения. Она стала напевать их любимое: «Раю, мой Раю, мой прекрасный Раю. Увы мне, мой Раю, мой прекрасный Раю». В это время появилась Катя. Матушка Елисавета говорит ей: «Катя, ты помнишь, как мы с батюшками пели “Раю, мой Раю?” Давай вместе с тобой споём». И они вдвоём затянули скорбный мотив. Вдруг вижу: у Катюши глазки увлажнились, по щекам покатились скупые слезинки. Было удивительно и непривычно видеть это, т.к. в тот момент открылось её естественное лицо, которое она давно скрывала под маской то ли дурочки, то ли «болящей».

Дар прозорливости

Катя умела читать мысли, имела дар прозорливости и точно знала, что у кого творится в душе и в голове.

Несколько случаев.

Во времена вышеописанных искушений иду я в церковь на службу, а в голове как назойливые мухи роятся искусительные мысли. Всю дорогу я от них отмахивалась, «отбивалась» Иисусовой молитвой. Возле церкви встретилась с Катенькой. Она меня остановила и смотрит задумчиво поверх моей головы, а потом кому-то там говорит повелительно: «А ну-ка, отойди от неё, уходи!» Затем она помолчала, как бы прислушиваясь к ответу. Потом опять: «Нет, нельзя, уходи!» После небольшой паузы снова: «Ну и что, ведь она противлялась!» Тут до меня дошло, кто мне эти помыслы навязывал. Ещё когда в голове бывал сумбур, говорила мне: «Ой, какая у тебя голова горячая».

Другой случай. Подходит ко мне Катя и протягивает косынку, такую несвежую, с грязными пятнами. Дает мне: хочешь, мол, — носи. Я поблагодарила, взяла, а в душе подумала брезгливо, что надо бы её дома постирать. Вскоре снова подходит Катюша и просит вернуть косыночку со словами: «Вы знаете, вы себе купите лучше новенькую, чистенькую косыночку, а эту отдайте мне обратно». Стало очень стыдно, но пришлось вернуть.

Таких случаев было немало, и другие тоже были свидетелями её прозорливости. Поэтому, когда с ней общались, возникало чувство, что тебя видят насквозь. С ней никогда не приходило в голову полукавить, польстить, что невольно получается у нас в мирской жизни. Такое было чувство, что ты общаешься с близким другом, очень сильным и добрым, который о тебе всё знает: хорошее и плохое, явное и тайное, — и все равно очень любит тебя, сочувствует и всегда старается помочь.

Как-то раз Катя мне говорит: «Вы знаете, из вас мог бы получиться очень хороший доктор». Я так удивилась: это вовсе не моё призвание. Как оказалось, это было очередное скрытое предсказание. Вскоре тяжело заболела моя мама, и мне пришлось ухаживать за ней: делать уколы и проводить различные лечебные процедуры. Тогда-то я и вспомнила Катины слова и поняла, что она имела в виду.

Так бывало нередко. Вроде скажет Катюша что-то странное, непонятное. А потом её слова всплывают в памяти, когда свершаются связанные с её «намёком» события.

Схимонахиня Елисавета работала в госпитале, а в свободное время пела на клиросе. Однажды Катя ей говорит: «Бросай свою больницу, стой тут в церкви и пой». Матушка ей возразила: «Как я могу? Меня покойный старец Виталий так благословил». А Катя опять ей повторяет: «Не надо тебе этого, стой всё время в церкви». Через некоторое время госпиталь этот закрылся, всех уволили, и матушка Елисавета оказалась на клиросе уже основательно, а потом и заняла место старосты в храме.

Незадолго до тяжелых испытаний и скорбей, связанных с болезнью моей мамы, Катя часто меня ласкала и целовала-целовала, кланялась в ноги. А непосредственно перед несчастьем подарила мне небольшую икону Богородицы «Спорительница хлебов» со словами: «Она тебе поможет». И действительно, я часто ощущала помощь и заступничество Царицы Небесной в самые тяжелые минуты. Ещё Катюша дала мне маленькую иконку Ангела Хранителя. Благоговейно берегу эти святыни.

Подходит ко мне Катя однажды и говорит: «Бог сказал: Я завтра посещу её». У меня сразу мысль: плохо моё дело. Наши матушки обычно говорили: «Бог посетил», когда их постигала болезнь или какие-то неприятности. Ну всё, думаю, опять кто-нибудь заболеет или неприятности ждут. На всякий случай с тревогой уточнила: «Катенька, что-то случится плохое со мной?» Катя в ответ: «Нет, нет, зачем? Это очень хорошо!». Я успокоилась, но так и не додумалась, что бы это значило. А когда на следующий день к нам домой пришел батюшка с Честными Дарами причастить мою больную маму, я поклонилась и подумала радостно: «Вот, Господь мой дом посетил». И тут же в уме всплыли Катины слова.

Однажды после долгой праздничной вечерней службы я, очень уставшая, собралась идти домой. Про себя думаю: на чём бы добраться? Маршрутки сейчас будут полные, на такси нет средств, а на метро телепаться в толчее сил нет. У выхода из храма меня остановила Катюша: «Постой здесь, не уходи». Я послушалась её, постояла какое-то время. Потом она говорит: «Ну всё, а теперь пора, беги домой». Только я вышла за ворота, слышу, кто-то сигналит. Оглянулась — оказался знакомый, который случайно проезжал мимо на машине. Довёз меня прямо до дому с ветерком.

«Доктор Катя»

Блаженная Катя Катя не советовала нам обращаться к врачам. Однажды Кетино спросила у неё: «Катя, у меня проблема со здоровьем. Может, пойти к врачу?» Катя ей ответила: «Я таких не знаю». Мы убеждались, что по её молитве Бог исцелял.

Один период у меня на большом пальце руки появлялась странная сыпь, потом исчезала и снова повторялась. Самостоятельно справиться с этим не удалось, решила обратиться к врачу, предварительно сказав об этом Кате. Она мне ответила: «А не надо доверяться чужим людям. Не ходи никуда, оно само пройдет». Действительно, вскоре всё прошло и больше не повторялось.

Наталье понадобилась операция на глаза. Она решила ехать в Москву на операцию. Пошла к Кате просить молитв, а та ей советует: «Не надо, не езжай, а то потом будешь говорить: зачем я им доверилась…» Под давлением родственников Наталья все же поехала в Москву и сделала там операцию. Когда вернулась, оказалось, что с одним глазом возникли проблемы, и уже здесь, в Тбилиси, пришлось повторно «доделывать» операцию.

У Натальи заболела дочь. Болезнь протекала очень тяжело: высокая температура, постоянная тошнота, реакция даже на воду. Так на протяжении недели. Потом всё утихло, думали: прошло. Через некоторое время (2–3 недели), опять всё повторилось. А затем ещё и ещё раз. Решили сделать девочке анализы. Перед этим Наталья рассказала обо всем этом Кате и попросила совета. Катюша сказала: не надо никаких врачей и анализов, болезнь сама потихоньку пройдет. После этого, действительно, приступ повторился лишь один раз, уже в очень лёгкой форме.

Рассказали, у одной женщины заболела дочь, — сильная аллергия. Они с дочкой пришли в Невскую помолиться. Встретили по дороге Катю, подали ей 1 лари. Катя подержала монету в руках, призадумалась, затем вернула женщине со словами: «На, положи девочке под подушку». Так они и сделали, и аллергии как не бывало.

Как Катя давала характеристики людям

Иногда Катя сажала меня рядом с собой в церкви на лавочке возле могилы владыки Зиновия (она любила там сидеть и даже лежать и спать). Мимо ходили люди, о некоторых из них она мне что-нибудь говорила.

Однажды в наш храм приехал из России священник погостить на несколько дней. Он был духовным чадом старца Виталия, очень почитал его и приехал издалека специально, чтобы побывать на могилке любимого батюшки. На меня гость произвел глубокое впечатление, очень хотелось подойти к нему и поговорить, но так и не решилась его беспокоить. На ночь его поселили в одном из помещений при церкви. На другой день Катя заговорила со мной о нём: «Видишь этого батюшку? Он всю ночь не спал, молился. Он за весь мир молится».

На некоторых людей Катюша как бы жаловалась, говорила с досадой. Вот прошла мимо нас сестра с клироса. Катя смотрит грустно ей вслед и говорит мне: «Они меня посылают к ней: пойди, Катя, скажи ей так и так. А я не хочу, потому что говорю-говорю, а она всё равно не слушает, всё делает по-своему. У неё голова уже сгнила!»

В другой раз про работницу в церкви: «Вот из неё могла бы получиться хорошая подвижница, а она ходит ноет. Вот так и будет слоняться туда-сюда всю жизнь».

Про некоторых говорила: надо его/её убить. Многие из этих людей уже скончались. Про одного человека сказала: ему нужно голову отрубить. Эти её слова я вспомнила, когда он скончался скоропостижно от кровоизлияния в мозг.

Об одной из сестёр меня предостерегала: «Не дружи с ней, держись подальше. Она знаешь какая: мясо человеческое ела, кости обгладывала и выплевывала» (разумеется, не в прямом смысле). Как была Катюша права, я убедилась впоследствии на собственном горьком опыте.

Катя очень точно и лаконично могла охарактеризовать человека одним словом. Скажет, допустим: «Этот горбатый» (а человек сутулился), и мы уже знали, о ком идет речь. Многих она так вместо имени называла в разговоре каким-нибудь характерным для человека прозвищем. Некоторых, бывало, передразнивала и копировала мимикой и жестами, причем так точно, что сразу было понятно, кого она изображает.

Однажды я попала в гости к старой знакомой, с которой мы давно не виделись. Она любила «крепкие выражения», часто употребляла в речи нецензурные словечки. Зная мои взгляды на это, она старалась сдерживаться по мере возможности. Но тут нагрянули две её подруги, и полился такой фонтан пошлостей и скабрезностей, что мне стало не по себе. Захотелось быстрее ретироваться, но было неловко сразу вскочить и убежать. Немного посидев ради приличия, я пошла в храм на вечернее Богослужение. До службы оставалось ещё много времени. Ко мне подошел один из священников и стал рассказывать про какие-то внутрицерковные нестроения и интриги. Как ни тягостно было это для меня, пришлось выслушивать. Через некоторое время подошла Катенька с недовольным видом, что-то бурча себе под нос. Я её спросила: «Что случилось, Катюша?» А она мне в ответ: «А не надо общаться с безобразными людьми!» Я опешила: надо же, всё знает. Ещё я обратила внимание, как точно и лаконично одним словом она дала определение: «безобразные». До чего объемное слово!

Мать Мария

Как-то раз мы с сестрами сидели перед Богослужением на клиросе. Пришла Катя и стала досаждать пожилой монахине Марии, в схиме Ксении, которая была большой подвижницей и духовным чадом старца Виталия. Катя часто её «дергала», не давала покоя. Что-то Катюша вдруг сказала про матушку очень потешное, и я засмеялась. Катя повернулась ко мне и тихо говорит: «Что ты смеёшься? У неё хоть копилка есть, а у тебя за душой ничего нет» Долгое время звучали эти слова у меня в ушах…

Матушка Мария была очень добрая и любвеобильная, но на Катю сильно досадовала, т.к. она матушке действительно не давала покоя. Однажды был такой случай. Приходит мать Мария в храм и жалуется: «Вот вы всё носитесь со своей Катей, приваживаете её. А она сейчас знаете, что со мной сделала? Перехожу я улицу, а она подскочила ко мне и каак даст неожиданно кулаком по челюсти, у меня аж искры из глаз посыпались!» Мы стали её утешать, обласкивать. А кто-то спросил матушку: «Мать, может, ты вымаливаешь кого?» Матушка смущенно заулыбалась, ничего не ответила. Была смиренная.

Мать Мария рассказывала: раньше она жалела Катю, водила её к себе домой ночевать. Жила она на окраине города в маленькой хибарке. Небольшой двор был огорожен забором, за которым жили соседи. Катя повадилась ходить туда днем одна, пока матушка находилась в церкви. Соседи жаловались, что Катюша им досаждает, ругается, перелезает к ним через забор, забрасывает всяким мусором и т.п. Тогда матушка запретила ей появляться у себя и с тех пор остерегалась её.

К сожалению, тогда мать Мария не поняла, почему Катюша так вела себя. Оказалось, впоследствии эти соседи стали матушку постоянно обкрадывать, хотя у неё и уносить-то было нечего — настолько аскетический образ жизни она вела. Потом они перерезали ей электропровода, и она очень долгое время оставалась без света, жила при лучине. Всё это она терпела молча, не жалуясь. Я навещала матушку, когда она болела, и была поражена строгостью её жизни. В малюсенькой полутемной хибарке стояла железная кровать, тумбочка, маленький столик, табуретка и керосинка. Больше ничего. Единственное пальто висело на гвозде. На свои скудные сбережения она приобрела на зиму канистру керосина, и эту канистру соседи у нее «экспроприировали». Унесли единственную ценную икону. Даже однажды утащили оставленный на столе надкушенный хачапури. Всё это предвидела Катюша.

Катино попечение обо мне

Катя мне подарила несколько молитвослов и одну маленькую книжицу под названием «Святые отцы о молитве». В этой книжке выписаны краткие наставления и изречения святых отцов. Вначале я на неё особого внимания не обратила, просмотрела и отложила на книжную полку. А вот когда Катя прогнала меня из храма и я очень скорбела, вдруг мне на глаза попалась эта книжица. В ней я неожиданно для себя нашла огромное утешение в одном из мудрых изречений старца Амфилохия, будто специально для меня написанного. Я подумала: неужели Катя тогда уже дала мне эту книгу для утешения в трудную минуту…

А однажды Катюша подарила мне колечко, очень смешное, детское, простое, со стекляшками вместо камней. Посередине большой ядовито-синего цвета камушек, а по бокам два ярко-красных.

Катя как-то раз увидела, что я читаю свой помянник и говорит мне: «Не надо стольких поминать». Я спросила: «Катенька, а кого мне поминать?». Она ответила: «Только тех, кто с тобой под одной крышей живёт».

Как Катя меня одевала

Вообще я у неё была как бы под контролем. Она смотрела, как я одета, давала «рекомендации» по этому поводу или совсем отбирала мои вещи, а взамен приносила другие, по ее мнению, более подходящие мне. Например, не позволяла мне покрывать голову черными платками, говорила: «Не носи черный цвет, он очень тяжёлый». Взамен подарила мне несколько пестрых. Иногда давала какие-то нелепые вещи, скажем, шапку вроде каракулевой папахи из искусственного меха ярко-изумрудного цвета. Пришлось в этот день идти домой в таком потешном виде.

Летом принесла панаму, натянула на меня так, что из-за полей мне вокруг ничего не было видно. Намёк я поняла: ходишь по улицам, не глазей по сторонам.

Однажды зимой принесла она вещи из натуральной шерсти и заставила тут же переодеться. Вещи эти были действительно хорошего качества и очень теплые. Мои старые забрала со словами: «Так лучше». И добавила: «Вам некогда ходить искать, я вот принесла то, что надо». По размеру всё точно мне пришлось.

А в другой раз на мне были новые ботинки, на мой взгляд, очень хорошие и удобные. Но Катюше они не понравились. Взамен она принесла мне другие, очень тёплые. Я их ношу уже много лет и сносу им нет.

Зимой в лихие 1990-е (кода не было ни света, ни отопления) в храме было очень холодно. Стоять в пальто всю службу тяжело, поэтому я носила дубленочную безрукавку. Подходит ко мне Катя, щупает мою безрукавку, рассматривает, а потом говорит застенчиво: «Надо бы попроще что-нибудь». (В этот момент нас случайно сфотографировали.)

Кетенька и Ника Григорян

Я после этого стала носить простенькую вязаную безрукавку. Катя одобрила. Еще Катюша дарила зимой много шерстяных перчаток самого разного цвета, приговаривая: «Никому не отдавай». Летом в жару часто дарила веер.

Катя умудрялась иногда каким-то своим действием очень тонко дать намёк и преподать урок.

Было тёплое время года, на мне был пиджак с укороченными рукавами (так называемые «3/4»). Катюша просит у меня: «Не дашь мне пиджак поносить?» Я сразу же сняла и отдала ей. Целый день Катюши не было видно, а к вечеру возвращает мне вещь в переделанном виде: манжеты рукавов распороты и выпущены до конца (стали обычной длины, покрыли кисти рук); на лацканах прорезаны петли и пришиты пуговицы. Я сразу не поняла смысл, а потом дошло, что она этим хотела сказать: не носи короткие рукава, не ходи с открытой шеей, прикройся. Она не любила, когда я ходила расстегнутая, — подходила и застегивала все пуговицы на пальто или молнию доверху на куртке, приговаривая: «Так ходи, не раскрывайся, закройся». Подозреваю, что и тут не обошлось без иносказания.

…и кормила

Контроль Катюши коснулся и моего питания. Она заглядывала частенько к нам во время трапезы, нередко присоединялась. Бывало, она мне не советовала есть какое-то из блюд, мол, оно нехорошее. Часто приносила что-то сама, давала мне тихо от всех, говорила: «Не показывай никому, сама ешь» (сердилась, если я с кем-то делилась её приношениями). Или тихо клала в мою сумку. Очень часто поила меня молоком. Но это было не простое молоко. Она засыпала в него ананасовый «Зуко» (был в тот период такой порошок в пакетике, который разводился водой, в результате чего получался суррогат а-ля фруктовый сок). Молоко становилось кисло-сладким с едким химическим ароматом ананаса. Нередко оно срезалось от кислоты. Это злосчастное «Зуко» Катя засыпала во все яства и так всё ела. Однажды насыпала мне в кашу, пришлось есть. Приятного, сказать честно, мало. Но каша с такой приправой ещё ничего. А вот певчему нашему Артёму (Катюша его очень любила) досталось покрепче: ему она насыпала «Зуко» в борщ и посоветовала: «Покушай, и здесь (при этом погладила себя по груди) станет спокойно». Не знаю, каково было это на вкус, но запах шёл из тарелки ужасный. Артем мужественно съел всё до конца и ещё героически доел мою кашу, на половине которой я застряла, никак не могла осилить. Поэтому, глядя на мои «страдания», Артём произнес: «Носите тяготы друг друга, давай твою кашу, я доем»

Молоком поила меня Катя и в пост. Приносила и тихо клала бутылку в мою сумку и заставляла, не доставая оттуда, пить, чтобы другие не искушались. Она знала, что я физически слабая. Сама просить у батюшек послабление в посте я не хотела, но было тяжело от нагрузки. Даже с благословения Кати мне было как-то неловко нарушать пост. Поэтому самовольно я не решалась есть скоромное, употребляла только когда Катюша настаивала и сама давала что-нибудь. Однажды я спросила: «Катюша, как же я сейчас буду пить молоко, ведь пост?» На что она так возмущенно возразила: « Нет, тебе нельзя поститься, ты должна пить молоко». Ну, тогда уж я смирилась.

Часто Катюша сама покупала какие-то вкусности, а бывало, выпрашивала на них деньги. Говорила: «Дай мне такую-то сумму, там такая вкусная вещь продается, я попробовала. Хочешь, тебе принесу?» Однажды был смешной случай. Просит Катюша денег, говорит: «Там такая картошка продается, очень вкусная. Я попробовала — во! (показывает большой палец вверх). Дай денег, тебе принесу». Я удивилась: «Катя, что за картошка? Вареная что ли?» Она в ответ: «Нет-нет, сырая, очень вкусная!» Даю ей денег и с нетерпением жду, что же за такая вкуснейшая сырая картошка. Вскоре прибегает запыхавшаяся Катя и приносит несколько штук… киви.

Катенька любила вареные каштаны и творог. У нее всегда была с собой ложка, чаще пластмассовая. Мне она дарила чайные ложки пластмассовые и металлические, советовала всегда иметь при себе, «а то вдруг захочется что-нибудь поесть, — раз, достал ложку и ешь». Часто она ела прямо руками, вся измазюкается нарочно. Любила пальцем ковырять еду и облизывать. Так она выковыривала творог из булочек (творожные булочки ей очень нравились). Посуду свою она не мыла, а хорошо облизывала и прятала в сумку. Мне и Артему советовала делать так же. Я не смогла, а Артем «героически» последовал её совету.

Бывало, когда Катя ела в храме, бросала прямо на пол шкурки от мандаринов или другой мусор. Меня это немного удивляло, а потом у кого-то появилась догадка, что этим она нам показывает, как мы духовно засорены сами и храм засоряем.

Не разговаривать в храме!

Катя особенно не любила, когда я праздно разговаривала с кем-либо в церкви. Сразу «вырастала» рядом и тащила меня за рукав со словами: «Не надо разговаривать с ней (или с ним)», гнала меня на клирос или домой. После службы тоже, бывало, подойдёт: «Нигде не останавливайся, беги прямо домой и отдыхай». Она, видимо, понимала, как я устаю. Нагрузка в храме была большая: каждый день служба утром и вечером, а в промежутках требы, часто выездные.

Иногда и другим доставалось из-за меня. Только стоило кому-то беседу со мной завести, Катя начинала на него сердиться: «Нельзя с ней разговаривать, отойди от неё, не отвлекай!» Порой даже и батюшкам от неё доставалось. Часто Катя давала мне понять, что я должна быть одна, закрыться во «внутреннюю клеть». Делала она это жестами. Покажет поднятый вверх указательный палец, повертит им туда-сюда, а потом круговым зачерпывающим движением несколько раз ткнёт себя в грудь. Это она и другим не раз демонстрировала.

Однажды одна из сестер дотошно у меня выспрашивала что-то в самый неурочный час, когда я готовилась к службе и просматривала указания. Слышу, Катя к ней обращается: «Ты псаломщице не досаждай, а то такие скорби будут, что не понесёшь». А однажды после тяжелого трудового дня, полного всяческих нестроений, Катя взглянула на меня и сочувственно вздохнула: «Да… Сильно карательно это место».

«Ты мне дай, а тебе Бог пошлёт!»

Катя часто выпрашивала деньги у сестер. Могла за некоторыми ходить следом и канючить, корча рожицы: «Ну, дай мне, а, двадцать копеек». Со мной и ещё с некоторыми поступала иначе. Редко просила прямо, а говорила как бы невзначай: « Где бы мне раздобыть такую-то сумму…». И почти всегда называла ту сумму, которая лежала у меня в кармане. Каждый раз я поражалась, откуда она знает, сколько у меня наличных при себе?

Иногда ей срочно нужна была большая сумма, чем я имела при себе. Тогда я брала взаймы у кого-нибудь и давала ей. Думаю, эти деньги для кого-то срочно были нужны. Как оказалось, она часто раздавала их нуждающимся.

Бывало, Катя прямо из рук отбирала у меня деньги. Однажды я стояла у свечного за просфорками и держала наготове деньги. Подошла Катюша и стала просить у меня их. Я спросила: «Катя, я хочу купить просфоры, подать на Литургию. Как быть, у меня больше нет денег?». На что она мне ответила: «А Бог с тебя за это не спросит».

Как-то раз Катя попросила у меня 10 лари. Я честно призналась: у меня есть эта сумма, но не могу ей отдать, самой нужно. Она так уверенно говорит: «А ничего, ты мне дай, а тебе Бог пошлёт!» Я поверила ей на слово, отдала деньги. Мне в этот день действительно совершенно неожиданно Бог послал точно такую же сумму. Впоследствии я уже без слов отдавала Кате просимую сумму (даже если это были и последние деньги), зная, что по её молитвам Бог не оставит, пошлёт сколько надо.

Однажды я сильно расстроилась из-за нестроений между сестрами на клиросе и из-за их неподчинения и самоволия. Пришла Катя, я стала раздосадованно сетовать: «Катюша, ну что это такое? Никто меня не слушает, все сами по себе, что хотят, то и делают. Я так устала!» Она мне в ответ: «Возобладай собою!» Я своё продолжаю: «А я не могу возобладать собою, у меня не получается. Может, это не моё место, может, я не справляюсь?» Катя мне многозначительно: «Тогда всем этим управляет Небо!»

После такого ответа я успокоилась и поняла, что не я всем этим управляю, не от меня зависит поведение окружающих и я за них не отвечаю. После я стала замечать подаваемую свыше помощь. Бывало, перед началом службы не хватает певчих. Я волнуюсь, как буду проводить Богослужение. И вдруг неожиданно, перед самой службой приходит кто-то из певчих, кого я в это день вовсе не ждала. Самое интересное, что сам этот человек иногда вовсе не собирался на клирос, но что-то подталкивало идти в храм. Служба проходила с Божией помощью прекрасно. Такое случалось и раньше довольно часто, просто я не обращала на это внимания, пока Катюша не открыла мне глаза.

Как Катя однажды была у меня в гостях

Часто бывало, что Катя вместе со мной выходила из храма и провожала меня до метро, по дороге что-то мне говорила. Потом она обычно возвращалась в храм, а я ехала домой. Но однажды она, дойдя до метро, не вернулась обратно, а последовала за мной в вагон. Меня это удивило, и я её спросила: «Катя, а ты куда едешь, ко мне?» Она как-то смущённо утвердительно кивнула головой. Честно говоря, я немного растерялась: дома родители, что я им скажу? Как они воспримут такого гостя? Да ещё неизвестно, как Катюша будет вести себя. Всю дорогу меня терзали всякие раздумья. Потом решила: что будет — то будет, на всё воля Божия. Как пришли домой, я сразу завела Катю в свою комнату. Родителям сообщила, что у меня в гостях одна бабуля из России, ей негде ночевать, я её приютила на одну ночь. Слава Богу, мои восприняли спокойно.

Катюша осмотрела мою комнату, потом говорит: «А я думала, что вы по-вашему живёте». Потом заметила, что у меня слишком много икон, не надо столько.

Потом я пошла посмотреть, как там мои старички. После моего возвращения Катя спросила: «Тебе их жалко, да?» Я утвердительно кивнула. Тогда она мне говорит: «А пусть они там сами для себя, а ты здесь сиди, в комнате. Тут хорошо сидеть». На ночь я себе постелила постель, а Катя отказалась от простыни и подушки. Я дала ей плед, и она, полулёжа, свесив ноги, устроилась на диване. Прочитав про себя вечерние молитвы, я легла спать. Заснула я быстро, спала крепко, и что Катя делала ночью, не знаю.

Я была рада, что Катя вела себя тихо, из комнаты не выходила. Только утром рано она вышла по нужде, в это время мои родители ещё спали, её так и не увидели. Затем мы собрались и поехали молча в храм. На этом закончился визит ко мне домой.

А я — у неё

Один раз Катя меня подняла в своё «бунгало» и оставила там сидеть часа два. Дело было так. После Литургии я вышла в город, а по возвращении Катя меня перехватила во дворе и не пустила в храм: «Не надо тебе заходить туда, идём со мной, тебе надо отдохнуть». Она подняла меня по крутым железным лесенкам в своё «жилище», усадила поудобнее на свои подстилки, зашторила поплотнее завесу, чтобы меня не было видно снизу, а сама куда-то убежала. Вскоре она вернулась с небольшим куском ветчины, стала скармливать мне. Надо сказать, от мяса я давно уже отказалась, и есть его мне вовсе не хотелось. Но за послушание я съела весь кусок, и мне он показался очень вкусным. Тем временем Катя ходила по церковному двору туда-сюда и читала вслух псалтырь. Я сидела наверху тихо как мышка и наблюдала в дырочку в завесе за двором. Такое было интересное ощущение: мимо ходят люди, твои знакомые, ты совсем рядом, видишь и слышишь их, а тебя для них нет. Подумала: наверно, так ощущает себя душа после смерти. Вскоре Катя скрылась куда-то, а я так и осталась сидеть в её убежище. Через некоторое время я начала чувствовать дискомфорт: ноги и спина стали затекать. Встала на ноги, места было очень мало, никак не размяться. Скоро я устала стоять, начала подмерзать, опять присела. Катя всё не шла, и я не знала, как быть, самовольно покидать форпост не хотелось. Так прошло часа два, наверное. Когда подошло время вечернего Богослужения, я уже, не дожидаясь Кати, спустилась и пошла в храм готовиться к службе. Вскоре на клиросе появилась Катя, ничего мне не сказала. А я после всё думала: как эта старенькая женщина сидит в этой клетушке часами? Я и представить раньше не могла, как это, оказывается, физически тяжело.

Мой уход из Александро-Невского храма

Иногда Катя говорила, что надо бы мне укрепиться, как-то закрыться, быть в самой себе. Я ей однажды на это ответила — мне будет очень сложно справиться, пока я стою на этом месте псаломщика-регента. Она в знак согласия сочувственно кивнула головой, затем стала как бы прислушиваться к чему-то. Потом говорит мне: «Да, они сказали: помогут!» Катя часто говорила о ком-либо неопределенно в третьем лице: «они», «он», «она». Можно было только догадываться, о ком идет речь. Причем это касалось как Небожителей, так и простых смертных.

Теперь история моего ухода из Невской. Это началось зимой 2004 года, в день Богоявления. Я не справилась с эмоциями и устроила нагоняй провинившейся певчей. Очень сожалела и раскаивалась потом, извинялась перед ней. После этого на клирос зашла Катя и стала меня отчитывать, чем-то возмущаться, сердиться, дословно уже не помню, но общий смысл был такой: вставай и уходи отсюда, если ты такая. Я тогда не восприняла это как прямое указание, думала, побушует, как всегда, и пройдёт. На следующий день она опять сердито меня встретила. Мои попытки поговорить с ней не увенчались успехом, она отходила от меня, не хотела слушать. Шли дни, недели — она меня не подпускала к себе. Издали, как увидит меня, начинала громко ворчать: « Ну вот, м… твою, опять пришла! Говорят ей, уходи, не приходи сюда больше!» Я очень переживала, не могла понять, в чем причина, как мне быть. Приближался Великий пост — как оставить храм без псаломщика?

Трудно передать тяжесть, которая наваливается, когда Катюша не подпускает к себе, сердится и ругает. Столько лет ласкала, по головке гладила, и вдруг — на тебе, такая резкая перемена. Правда, в те дни, когда я причащалась, она меня не «терроризировала».

Я всё ходила на службу, стараясь не попадаться Кате на глаза. А она меня издали передразнивала. Голос у меня низкий. Бывало, стою, читаю во время Богослужения, а из притвора слышу эхом её басистое, громкое такое: «Бу-бу-бу, бе-бе-бе».

Наконец, в феврале я «подослала» к Кате нашу певчую Марию. Она спросила: «Катя, как же храм, ведь скоро пост начинается? Если Ника уйдет, некому будет вести службу». Катя ответила: «А ничего, найдутся люди. Бог хочет, чтобы она ушла». И люди действительно неожиданно нашлись. После этих слов я себя переломила и окончательно решилась уйти. Было весьма сложно объяснить мой уход окружающим — не могла я прямо сказать причину. Некоторые осуждали меня потом, укоряли.

В последний день моего пребывания в Невской Катюша меня больше не ругала и не передразнивала. Мне даже показалась грусть и сочувствие в её глазах. Она поняла, что я наконец решилась. Тяжесть была на душе неимоверная, такое чувство, будто внутри всё оборвалось.

Как я успокоилась

После ухода из храма я долгое время не находила себе места, то и дело ком подкатывал к горлу. Периодически мне звонили, уговаривали вернуться, выспрашивали причину ухода («может, кто обидел?»). От этого было ещё тяжелее. На Богослужения по воскресеньям ходила в другой храм, стояла в сторонке, испытывала ощущение побитой собаки. Скорбные мысли терзали душу: Бог отвернулся от меня, Он меня не хочет знать и слышать, не принимает моего служения. Как жить дальше, чем заниматься? С мирскими организациями я уже давно порвала, из церкви прогнали, в монастырь не благословили. Несколько месяцев я так промаялась, пролила пару вёдер слез. Наконец моя близкая Наталья не выдержала этого зрелища, пошла к Кате и сказала: «Катя, Ника очень переживает, убивается, ей очень тяжело. Что делать?» Катюша ответила ей тепло и ласково: «Ничего, всё будет хорошо». Это меня сильно утешило. В другой раз Наталья пошла к Кате посоветоваться о чем-то своем, а в конце от себя добавила: «Катя, тебе привет от Ники». А она ей в ответ: «Кто такая Ника? Не помню».

Прошло время, меня стали звать то в один хор, то в другой, в храмах не хватало певчих. Я не знала, как быть. Наталья сходила к Кате спросить совет, как мне поступить. На это Катя ответила: «Я хочу, чтобы она сдохла!» Новый стресс — как обухом по голове. Опять навалилась жуткая тяжесть, словами трудно передать, когда весь белый свет не мил. Долгое время пришлось всё переваривать.

А вскоре после моего ухода из Невской произошёл такой странный случай. На Катю поздно вечером напал живущий по соседству наркоман-рецидивист и сильно избил её. Она потом сказала, что это бесы на неё напали и избили. Тот несчастный человек недолго прожил после этого, вскоре скончался. Говорили, что его убили в пьяной драке. Меня не покидала мысль (возможно и ошибочная), что это ей за меня отомстили бесы — за то, что она меня от чего-то оградила, уберегла.

Прошло года два. Я сижу дома, нигде не работаю, ни в церкви не служу, присматриваю за пожилым отцом, занимаюсь рукоделием. Но никак вместить не могу, что так для меня лучше. Помысл не даёт покоя: ну вот, я так сижу, никакой от меня пользы. А может, пришло уже время начать служить в каком-нибудь храме, как я узнаю? Этими мыслями я ни с кем не делилась. И вот в один прекрасный день приходит мой духовный брат Давид и сообщает, что видел Катю, и та ему вдруг сама про меня сказала: «Хорошо ей сидеть дома. У неё там Святой Дух». Получив ответ на вопрос, я успокоилась, смирилась, перестала сомневаться.

И снова о Кате

В лихие 1990-е часа в 3 или 4 ночи позвонила мне Наталья в панике. Муж её должен был час назад вернуться домой, а его не видно, мобильный недоступен. Встали обе на молитву — никаких вестей. Решили от отчаяния мысленно обратиться за помощью к Катюше. Буквально минут через 10 муж позвонил и сказал, что задержался и уже едет домой.

Одной рабе Божией Катя дала свою косынку и сказала: «Будут искушения, приложи». В тот момент было непонятно, о чём речь. Ясно только, что в будущем пригодится. Она спрятала косынку и забыла про неё. Прошло много времени — у неё началась плотская брань. Тогда-то она вспомнила Катины слова, достала косынку и приложила к себе. Брань потихоньку утихла. С тех пор, когда возобновляются приступы, эта незаменимая косынка безотказно ей помогает.

Наталья жалуется Кате на свёкра: тот беспробудно пьёт, ругается. Катя отвечает: «Это хорошо, что он пьет, иначе совсем вас затравил бы. А так он полежит-полежит — и всё». Действительно, лет через 10 у него случился инсульт, он пролежал три недели в больнице и скончался.

Отец Георгий освящал квартиру, хозяева которой жаловались на хронические неприятности. Дома у них обнаружилось много вещей с модной у молодежи сатанинской символикой. Батюшка сказал им: «Вот, вы сами наприглашали в дом всякую нечисть. Неудивительно, что так дела идут у вас скверно». Он собрал все эти предметы в кулёк и, уходя, вынес и выбросил на помойку. В тот же день отец Георгий сидел и беседовал со свечницей. Тут подходит Катя с грозным видом, глядит исподлобья на него и низким замогильным голосом говорит: «Ну что, прогнать меня хочешь?» Свечница аж подскочила с перепугу. Батюшка улыбнулся Кате и кивнул головой: мол, я понял, о чём идёт речь. А Катя, отходя, тоже улыбалась.

Ия застала Катю в магазине. Катюша выбирала косынки, покрывала молодой продавщице на голову то одну, то другую. Наконец одна ей понравилась. Она повязала продавщице на манер послушницы, сказала: «Так хорошо». Потом себе выбрала какую-то косыночку и ушла, не заплатив. Ия предложила заплатить за неё, но продавщица отказалась, сказала, что Катя сама потом приносит деньги. Продавщица рассказала, как Катя ей говорила: «Ты должна стать монахиней, пойдем со мной в монастырь. Будем там вместе, хорошо?» Её эти слова удивили. Она поделилась с Ией: «Я семейная. Пока ничего такого и в мыслях нет. Но кто знает, что в будущем нас ждет? Всё может быть».

В том же магазине работала другая продавщица, была она бездетная, двенадцать лет лечилась безрезультатно. Эта женщина надумала пойти на искусственное оплодотворение. Как-то раз Катя подарила ей икону Богородицы, где Она изображена в образе ребенка трёх лет. После этого женщина пошла в больницу на оплодотворение. Но при обследовании оказалось, что она уже в положении, и процедура эта не понадобилась. В назначенный срок счастливица благополучно родила.

Ия поссорилась со взрослым сыном, разругалась с ним так, что он ушёл из дома жить к родственникам. Приходит она к Кате и говорит: «Катенька, мой сын ушёл из дома». Катя в ответ провела пальцами по губам, как бы молнию застегнула: мол, молчи, не говори. Потом сказала: «Благодари Бога!» Ия отошла от неё, походила, но, не успокоившись, вернулась к Кате и говорит: «Я с ним не разговариваю». Катюша ей строго: «Ты так близко к Богу, не стыдно с сыном не разговаривать?!» Ие так стыдно стало, она аж покраснела вся. В тот же день позвонила сыну и помирилась с ним. А вскоре он погиб.

Первый день Великого поста. Катя говорит Наталье: «Зайди в храм, стой там, долго стой. Там сейчас такое время, с неба (она подняла руки кверху и показала рукой сверху вниз) силы спускаются, которые помогут укрепиться. Голова не будет болеть». У Натальи и в самом деле болела голова в тот момент. А на следующий день навалилось много очень проблем.

Однажды к нам домой пришла в гости женщина, которая много мне досаждала. У меня поднялась сильная волна раздражения, вплоть до ненависти к ней. Я никак не могла утихомирить душевную бурю. Стала читать молитвы — не помогало. От бессилия обратилась мысленно к Кате, из души вырвался вопль: «Катенька, помоги! Что мне делать?! Видишь, в каком я состоянии, не могу избавиться от ненависти!» В ту же минуту мне полегчало, огромная тяжесть спала с меня, на сердце стало мирно и спокойно.

В память вечную будет праведник…