- Краткие содержания
- По Эдгар
- Падение дома Ашеров
Произведение по жанровой направленности представляет собой мистическую и загадочную новеллу.
Повествование в рассказе ведется от имени рассказчика, к которому приходит послание от его давнего друга Родерика Ашера с просьбой скорейшего прибытия в его поместье.
Рассказчик приезжает в дом Ашера и не может поверить своим глазам, поскольку не узнает друга, так как перед возникает совершенно изможденный человек болезненного вида с бесцветным лицом.
Родерик сообщает приятелю, что причина его внешнего вида заключается в беспощадном недуге, приближающим его скорую смерть, а также переживания за сестру-близнеца Мэдилейн, которая тоже находится практически при смерти.
Ашер делится с приятелем тайной своего рода, который оказывается проклятым и зараженным особым недугом, при котором все чувства заболевшего обостряются и его настигает ощущение одиночества и тоски.
Рассказчик совершает экскурсию по дома Ашеров и с грустью наблюдает такой же болезненный облик родового поместья, поскольку видимо дом является организмом, отражающим мысли и настроение его хозяев. Дом передает мрачную и гнетущую атмосферу приближающейся катастрофы, чувства смерти. На одном из фасадов рассказчик замечает зигзагообразную трещину, создающую впечатление скорого обрушения дома.
В один из дней Родерик объявляет приятелю о смерти сестры, однако он не желает сразу хоронить покойную в семейном склепе, а размещает ее в подвале замка на семь дней, поскольку считает, что самое страшное может случиться именно в эти дни после смерти Мэдилейн.
С наступлением восьмого дня на замок обрушивается сильнейшая гроза, а из подземелья начинают раздаваться странные звуки. Рассказчик, пытаясь отвлечь друга от неприятных мыслей, начинает читать ему вслух книгу. Однако звуки только усиливаются. Тогда Ашер признается приятелю о том, что замуровал сестру заживо и звук означает, что ей удалось выбраться из гроба, а теперь она стоит за дверями.
Внезапно при отблесках молний при мощном порыве ветра в дверях появляется Мэдилейн в кровавых одеждах. Не устояв на слабых ногах, она падает в объятия брата и они оба падают замертво.
Гроза расходится все сильнее и рассказчик в ужасе и страхе быстро покидает страшный дом, а обернувшись, видит огромную трещину, раскалывающую замок Ашеров, превратив его в обломки и развалины под оглушительный грохот.
Читательский дневник.
Другие произведения автора: ← Лягушонок↑ По ЭдгарЧерный кот →
Падение дома Ашеров
Рассказчик получает письмо от старого друга Родерика Ашера, с которым они не виделись много лет. Ашер так отчаянно просит его приехать, что тому ничего не остаётся, как оседлать коня и отправиться в путь. При встрече рассказчика потрясает ужасная перемена, произошедшая с его товарищем, настолько измождённым и бесцветным стало его лицо! Родерик превратился в беспокойного человека, добровольно заточённого в стенах своего родового замка.
Им владело странное суеверие, связанное с домом, где он жил и откуда уже многие годы не смел отлучиться…
Ашер признаётся, что причиной его переживаний, с одной стороны, является беспощадный недуг и приближающаяся смерть единственного родного и любимого человека — сестры-близнеца Мэдилейн, с другой — болезненная обострённость его собственных чувств.
Продолжение после рекламы:
Рассказчик с удивлением отмечает, насколько облик родового имения соответствует характеру его владельцев. Дом в представлении его хозяина — это организм, образовавшийся из камней и плесени, растущей на них. Справедливость этой мысли будто бы подтверждается сгущением «своей особенной атмосферы» над озером и вокруг стен, которая пагубно сказалась сначала на предках Родерика Ашера, а теперь и на нём самом. Мрачную и гнетущую атмосферу дома он объясняет тем, что «растения способны чувствовать». Однако дом не кажется непрочным.
Только очень пристальный взгляд мог бы различить едва заметную трещину, которая начиналась под самой крышей, зигзагом проходила по фасаду и терялась в хмурых водах озера.
Родерик сухо и немногословно сообщает рассказчику о смерти леди Мэдилейн. Ашер уверен, что самое страшное случится после смерти его сестры… Он решает на две недели поместить гроб с её телом в подземелье дома, находящееся прямо под спальней рассказчика, а по истечении этого срока — захоронить на фамильном кладбище.
Однажды ночью, спустя «несколько невыразимо скорбных дней» после скоропостижной кончины леди Мэдилейн, начинается страшная гроза. Сквозь вой ветра, до рассказчика доносятся странные глухие звуки неизвестного происхождения. Чтобы успокоить и отвлечь Родерика от тягостных мыслей, он читает ему книгу. Вдруг по дому Ашеров разносится «треск и грохот ломающихся досок». Рассказчик связывает подозрительные звуки с ураганом за окном, и только Родерик Ашер понимает: это его умершая сестра взломала свой гроб. Он еле слышно бормочет, что похоронил Мэдилейн заживо, что не смел в этом признаться в силу своей трусости и что, желая отомстить ему, она стоит сейчас «здесь, за дверью».
Брифли существует благодаря рекламе:
Мощный порыв ветра распахивает тяжёлые, старинные двери в комнату — за ними в окровавленном саване стоит леди Мэдилейн.
Вся дрожа и шатаясь, она стояла на пороге… потом с негромким протяжным стоном покачнулась, пала брату на грудь — и в последних смертных судорогах увлекла за собою на пол и его, уже бездыханного.
Рассказчик в ужасе бежит прочь из замка. А еле различимая трещина в стене дома вдруг начинает расширяться, и сквозь неё льётся свет луны. Затем «…раздался дикий оглушительный грохот, словно рёв тысячи водопадов… и глубокие воды зловещего озера безмолвно и угрюмо сомкнулись над обломками дома Ашеров».
Чудовищная буря
Всю неделю исполненный печали и страха Родерик не мог заниматься своими обычными делами. Он бродил из комнаты в комнату. В его голосе постоянно слышался ужас. Его лицо стало еще более землистым, и он как будто ждал чего-то ужасного. Кошмаром отзовется рассказ «Падение дома Ашеров», содержание которого близится к душераздирающему, катастрофическому концу.
Ночью разразилась вселившая страх в друзей буря. Они не могли спать и стали читать рыцарскую повесть. Но каждый раз, когда в романе описывался какой-то звук, то он тут же тихим зловещим эхом отдавался в комнате. Кровь леденела в жилах у Родерика, и он как будто окоченел. Наконец, он выдавил из себя несколько слов: «Мы похоронили ее живой. Я знал об этом уже не один день». В этот момент тяжело распахнулась старинная дверь. На пороге в саване стояла леди Магдалина.
Она упала на грудь брата, и они мгновенно скончались. Наш повествователь бросился бегом из адского дома. Оглянувшись на него в последний раз, он увидел, что тонкая трещина расширилась, и мощные стены с грохотом превратились в развалины. Над ними сияла полная кроваво-красная луна. На этом заканчивается рассказ «Падение дома Ашеров». Краткое содержание – брифли, читается за 3 минуты. Чувство сильного страха, которое доходит до подавленности, вызывает полная версия этой короткой, в 4 листа, новеллы.
Что думают читатели
Вызывает бурю эмоций книга «Падение дома Ашеров». Содержание и отзывы читателей почти единодушны – это современное, отвечающее нашему времени классическое произведение. Содержание повести вызывает захватывающий страх. В произведении все погружено в мистику. Мрачным чарам этого рассказа, темным мыслям, тонкому психологизму нельзя не поддаться. Новелла читается на одном дыхании. С самого начала чувствуется тревога, которая по мере развития сюжета усиливается. Многие отмечают обилие разнообразных эпитетов, которые использует автор для описания дома и его окрестностей. Некоторые читатели после этого рассказа спят со светом всю ночь. Другие испытывают эффект раздвоения личности. Предчувствие трагической развязки делает рассказ страшным.
Падение дома Ашеров (сборник) — Эдгар Аллан По (2017)
Перейти
© ООО «Издательство АСТ», 2016
* * *
Метценгерштейн[1]
Pestis eram vivus – moriens tua mors ero[2].
Мартин Лютер
Ужас и рок преследовали человека извечно. Зачем же в таком случае уточнять, когда именно сбылось то пророчество, к которому я обращаюсь? Достаточно будет сказать, что в ту пору, о которой пойдет речь, в самых недрах Венгрии еще жива и крепка была вера в откровения и таинства учения о переселении душ. О самих этих откровениях и таинствах, заслуживают ли они доверия или ложны, умолчу. Полагаю, однако, что недоверчивость наша (как говаривал Лабрюйер обо всех наших несчастьях, вместе взятых) в значительной мере «vient de ne pouvoir être seule».[3]
Но в некоторых своих представлениях венгерская мистика придерживалась крайностей, почти уже абсурдных. Они, венгры, весьма существенно отличались от своих властителей с востока. И они, например, утверждали: «Душа (привожу дословно сказанное одним умнейшим и очень глубоким парижанином) ne demeure qu’une seule fois dans un corps sensible: au reste – un cheval, un chien, un homme même, n’est que la ressemblance peu tangible de ces animaux»[4].
Распря между домами Берлифитцингов и Метценгерштейнов исчисляла свою давность веками. Никогда еще два рода столь же именитых не враждовали так люто и непримиримо. Первопричину этой вражды искать, кажется, следовало в словах одного древнего прорицания: «Страшен будет закат высокого имени, когда, подобно всаднику над конем, смертность Метценгерштейна восторжествует над бессмертием Берлифитцинга».
Конечно, сами по себе слова эти маловразумительны, если не бессмысленны вообще. Но ведь событиям столь же бурным случалось разыгрываться, и притом еще на нашей памяти, и от причин, куда более ничтожных. Кроме же всего прочего смежность имений порождала раздоры, отражавшиеся и на государственной политике. Более того, близкие соседи редко бывают друзьями, а обитатели замка Берлифитцинг могли с бойниц своей твердыни смотреть прямо в окна дворца Метценгерштейн. Подобное же лицезрение неслыханной у обычных феодалов роскоши меньше всего могло способствовать умиротворению менее родовитых и менее богатых Берлифитцингов. Стоит ли удивляться, что при всей нелепости старого предсказания из-за него все же разгорелась неугасимая вражда между двумя родами, и без того всячески подстрекаемыми застарелым соперничеством и ненавистью. Пророчество это, если принимать его хоть сколько-нибудь всерьез, казалось залогом конечного торжества дома и так более могущественного, и, само собой, при мысли о нем слабейший и менее влиятельный бесновался все более злобно.
Вильгельм, граф Берлифитцинг, при всей его высокородности, был к тому времени, о котором идет наш рассказ, немощным, совершенно впавшим в детство старцем, не примечательным ровно ничем, кроме безудержной, закоснелой ненависти к каждому из враждебного семейства, да разве тем еще, что был столь завзятым лошадником и так помешан на охоте, что при всей его дряхлости, преклонном возрасте и старческом слабоумии у него, бывало, что ни день, то снова лов.
Фредерик же, барон Метценгерштейн, еще даже не достиг совершеннолетия. Отец его, министр Г., умер совсем молодым. Мать, леди Мари, ненадолго пережила супруга. Фредерику в ту пору шел восемнадцатый год. В городах восемнадцать лет – еще не возраст; но в дремучей глуши, в таких царственных дебрях, как их старое княжество, каждый взмах маятника куда полновесней.
В силу особых условий, оговоренных в духовной отцом, юный барон вступал во владение всем своим несметным богатством сразу же после кончины последнего. До него мало кому из венгерской знати доставались такие угодья. Замкам его не было счета. Но все их затмевал своей роскошью и грандиозностью размеров дворец Метценгерштейн. Угодья его были немерены, и одна только граница дворцового парка тянулась целые пятьдесят миль, прежде чем замкнуться.
1 …
Читать онлайн «Падение дома Эшер»
Падение дома Эшер
Весь тот день — серый, темный, тихий осенний день — под низко нависшими свинцовыми тучами — я ехал верхом по необычайно пустынной местности и, наконец, когда вечерние тени легли на землю, очутился перед унылой усадьбой Эшера. Не знаю, почему, но, при первом взгляде на нее, невыносимая тоска проникла мне в душу. Я говорю: невыносимая, потому что она не смягчалась тем грустным, но сладостным чувством поэзии, которое вызывают в душе человеческой даже самые безнадежные картины природы. Я смотрел на запустелую усадьбу, на одинокий дом, на мрачные стены, на зияющие впадины выбитых окон, на чахлую осоку, на седые стволы дряхлых деревьев, — с чувством гнетущим, которое могу сравнить только с пробуждением курильщика опиума, с горьким возвращением к обыденной жизни, когда завеса спадает с глаз, и презренная действительность обнажается во всем своем безобразии.
То была леденящая, ноющая, сосущая боль сердца, безотрадная пустота в мыслях, полное бессилие воображения настроить душу на более возвышенный лад. Что же именно, — подумал я, — что именно так удручает меня в «Доме Эшера»? Я не мог разрешить этой тайны; не мог разобраться в тумане смутных впечатлений. Пришлось удовольствоваться ничего не объясняющим заключением, что известные сочетания весьма естественных предметов могут влиять на нас таким образом, но исследовать это влияние — задача непосильная для нашего ума. Возможно, — думал я, — что простая перестановка, иное расположение мелочей, подробностей картины изменит или уничтожит это впечатление гнетущее. Под влиянием этой мысли я подъехал к самому краю обрыва над черным мрачным прудом, неподвижная гладь которого раскинулась под самой усадьбой, и содрогнулся еще сильнее, увидав в повторенном и обратном изображении чахлую осоку, седые стволы деревьев, пустые впадины окон.
Тем не менее, я намеревался провести несколько недель в этом угрюмом жилище. Владелец его, Родерик Эшер, был моим другом детства; но много воды утекло с тех пор, как мы виделись в последний раз. И вот, недавно, я получил от него письмо, очень странное; настойчивое, требовавшее личного свидания. Письмо свидетельствовало о сильном нервном возбуждении. Эшер говорил о жестоких физических страданиях, об угнетавшем его душевном расстройстве и хотел непременно видеть меня, своего лучшего, даже единственного друга, общество которого облегчит его мучения. Тон письма, его очевидная сердечность — заставили меня принять приглашение без всяких колебаний, хотя оно казалось мне все-таки странным.
Несмотря на нашу тесную дружбу в детские годы, я знал о моем друге очень мало. Он всегда был сдержан. Мне было известно, однако, что он принадлежал к очень древней фамилии, представители которой с незапамятных времен отличались особенной чувствительностью характера, выражавшейся в течение многих веков в различных произведениях искусства, всегда носивших отпечаток восторженности, а позднее — в щедрой, но отнюдь не навязчивой- благотворительности и страстной любви к музыке, скорее — к ее трудностям, чем к признанным и легко доступным красотам. Мне известен также замечательный факт, что эта фамилия, при всей своей древности, не породила ни одной боковой ветви, сколько-нибудь живучей; иными словами, что все члены рода, за весьма немногими и кратковременными уклонениями, были связаны родством по прямой линии. Когда я раздумывал о замечательном соответствии между характером поместья и характером его владельцев и о возможном влиянии первого на второй в течение многих столетий, мне часто приходило в голову, не это ли отсутствие боковой линии и неизменная передача от отца к сыну имени и поместья так соединила эти последние, что первоначальное название усадьбы заменилось странным и двусмысленным прозвищем «Эшерова дома», под которым местное население подразумевало, как самих владельцев, так и их родовую собственность.
Я сказал, что моя, довольно ребяческая, попытка изменить настроение, заглянув в пруд, — только усилила тяжесть первого впечатления. Не сомневаюсь, что сознание своего суеверия — почему мне не употребить этого слова? — усиливало его действие. Таков — я давно убедился в этом — противоречивый закон всех душевных движений, в основе которых лежит чувство ужаса.
Быть может, только этим и объясняется странная фантазия, явившаяся у меня, когда я перевел взгляд от отражения в пруде к самой усадьбе, — фантазия проста смешная, так что и упоминать бы о ней не стоило, если бы она не показывала силу осаждавших меня впечатлений. Мне показалось, будто дом и вся усадьба окутаны совершенно особенным им только присущим воздухом, совсем не похожим на окружающий вольный воздух — воздухом, исходящим от гнилых деревьев, ветхой стены, молчаливого пруда — тяжким, сонным, зараженным: и таинственным.
Стряхнув с души впечатление, которое должно было быть бредом, я стал рассматривать дом.
Главная особенная черта его была глубокая древность. Века наложили yа него печать неизгладимую. Лишаи покрывали его почти сплошь, свешиваясь тонкими косматыми прядями по краям крыши. Но больше всего бросались в глаза признаки тления. Ни одна часть дома не обвалилась, но тем более поражало несоответствие общей, сохранившейся во всех частях, постройки с обветшалым видом отдельных камней. Такой вид имеет иногда старинная деревянная работа, изъеденная годами в каком-нибудь заброшенном, помещении, куда не проникает внешний воздух. Впрочем, кроме этих признаков ветхости, не было заметно ничего, грозящего разрушением. Разве, быть может, внимательный наблюдатель заметил бы легкую, чуть видную трещину, которая, начинаясь под крышей на переднем фасаде здания, шла по стене зигзагами, исчезая в мутных водах пруда.
Заметив все это, я подъехал к дому. Слуга принял мою лошадь, и я вошел через готический подъезд в приемную. Отсюда лакей неслышными шагами провел меня по темным и извилистым коридорам в кабинет своего господина. Многое из того, что встречалось мне по пути, усиливало смутное впечатление, о котором я говорил выше. Хотя окружающие предметы — резьба на потолках, темные обои на стенах, полы, окрашенные в черную краску, фантастические воинские доспехи, звеневшие, когда я проходил мимо — были мне знакомы с детства — хотя я сразу узнал все это, — но странно: эти знакомые предметы возбуждали во мне ощущения, совершенно незнакомые. На одной из лестниц я встретил домашнего доктора Эшеров. Лицо его, как мне показалось, выражало смесь смущения и низкой хитрости. Он торопливо поздоровался со мной и прошел мимо. Наконец, лакей распахнул дверь и доложил о моем приходе.
Я очутился в высокой и просторной комнате. Длинные, узкие стрельчатые окна помещались на такой высоте от черного дубового пола, что были совершенно недоступны изнутри. Тусклый красноватый свет проникал сквозь решетчатые окна, так что большие предметы обрисовывались довольно ясно; но глаз тщетно старался проникнуть в отдаленные углы комнаты и сводчатого расписного потолка. Темные завесы свешивались по стенам. Мебель была старинная, неудобная и ветхая. Разбросанные всюду книги и музыкальные инструменты не оживляли комнату. Воздух напоен был тоскою …