Читать рассказ чехова егерь

НА ДЕРЕВНЮ ДЕДУШКЕ

Мне страшно хочется жить, хочется,

 чтобы наша жизнь была свята,

высока и торжественна,

как свод небесный. Будем жить!
А.П. Чехов «Рассказ неизвестного человека».

Каждый из нас читал произведение А.П. Чехова. «Ванька», но каждый знает, что дедушка знаменитого писателя Егор Михайлович Чехов уроженец Воронежской губернии, а его родственники и по сей день живут в Богучарском районе.

В своем письме к А.И. Эртилю А.П. Чехов пишет: «Моя фамилия тоже ведет свое начало из Воронежских недр, из Острогожского уезда. Мой дед и отец был крепостным у Черткова…».

Одним из первых в родословной А.П. Чехова, был далекий предок Евстафий Чехов, он был потоком беглых поселенцев, которые в первой половине ХVIII основали русское село Ольховатка. О прадеде писателя Михаиле Евстафиевиче Чехове известно, что «с начала М.Е. Чехов был крепостным бригадира С.И. Тевяшова», а «затем Ольховатка перешла во владения А.В. Черткова, бывшего на протяжении ряда лет воронежским губернским предводителем дворянства, который женился на единственной дочке С.И. Тевяшова».

Из ревизских сказок известно, что Михаил Евстафиевич родился в 1762 г., «в 80-е годы он женился на крестьянке Домникии, и у них родились дети: Иван – в 1790 году, Егор (дед писателя) в 1799 году, Артем в 1800 году, Семен – в 1804 году». Семья Чеховых поселилась в хуторе Неровный, который находился в 12 верстах от Ольховатки. 

 Хутор Неровный на 1835 год имела 65 дворов 234 женского и 232 мужского пола жителей. Не трудно догадаться, что название хутора произошло от первопоселенца, так как на 1835 год в 18 дворах хутора проживали семьи с фамилией Неровный.

В 1820 году Егор Михайлович стал работать приказчиком и с женой переехал жить в с. Ольховатку. Остальные члены семьи Чехова Михаила остались жить в х. Неровном.

Богучарцам давно известно, что дед писателя Антона Павловича Чехова — Егор Михайлович Чехов в 1820 году женился на Ефросинье Емельянове Шимка[1] (1798 Орловская губерния — 26.02(09.03).1878, с. Большая Крепкая Екатеринославской губ.) семья которой с 1837 года проживала в казенном хуторе Зайцевка Богучарского уезда (ныне село Кантемировского района). Хутор находилась в верховьях реки Федоровки в 50 верстах в сторону Старобельского тракта от Богучара.

Ревизские сказки о помещичьих крестьянах, дворовых людях г. Острогожска и Острогожского уезда.

сл. Ольховатка лл.631-892. (10 октября 1850 г. – 27 октября 1850 г.) ГАВО Ф.И.18, оп.1, д.454, л.297.

Третью часть х. Зайцевки составляли переселенцы Орловской губернии с фамилиями: Труфанов, Селютин, Головин, Шимка и вольноотпущенные Воронежской губернии. Среди них, была и семья вольноотпущенного Григория Лаврентьевича Квача в зятьях у которого был Чехов Алексей Иванович[2] из х. Неровного Острогожского уезда.

Семья Шимка во главе с Емельяном Алексеевичам Шимка (1776 г.р.) и второй женой Варварой (1794) была переселена в 1837 году в слободу Зайцевку из Орловской губернии была многочисленной.

Сын Емельяна Кирило (1801 г.р.), как и дочь Ефросинья (1798 г.р.) были от первой жены. При этом Ефросинья вышла замуж за Егора Михайловича Чехова еще до переселения в Богучарский уезд.

События очень похожи на судьбу дочери Ефросиньи Александры, которую, то же отдали замуж Кожевникову по пути следования Егора Михайловича Чехова через с. Твердохлебовку их с. Ольховатки в 1844 году, отличие только в том, что Ефросинья была крепостной. Вероятно, ее купил помещик Александр Дмитриевич Чертков, да и отдал за муж за Егора Чехова.

Следовательно, Ефросинья Шимка родилась не в Богучарском уезде, как указано во всех предыдущих источниках литературы, а в Орловской губернии.

В с. Зайцевка согласно Ревизкой сказке 1850 года[3] проживали Кирило Емельянович с женой Вассой (1802) их дети: Дарья (1837), Ирина (1834), Семен (1825) его жена Александра (1821) их дети: Елена (1849), Иван (1844), Степан (1846); Стефан (1828) его жена Анна (1828) их дети Сергей (1846), Кузьма 1848); Парфирий (1825) его жена Матрена (1830) их сын Василий; Григорий (1813).

Ефросиния происходила из крепостной крестьянской семьи, хотя в различных источниках указывается, что родители ее занимались коневодством и торговали лошадьми. В самой слободе имелось две ярмарки, где, по всей видимости торговали лошадьми.  «Все, что Чехов связывал с украинским характером, — смешливость, певческий дар, удаль, жизнерадостность — было выбито из нее мужем. Была она мрачна и сурова, под стать Егору Михайловичу, с которым прожила пятьдесят восемь лет, до самой своей смерти в 1878 году»[4]. По воспоминаниям С.М. Чехов,

Ефросиния: «… мужа своего боялась, называла его на «вы», а за глаза «они», ходила в украинской свитке и очипке, была простодушна, наивно верила в нечистую силу. После рождения младшего сына, Митрофана, пешком ходила «по обещанию» из Ольховатки в Киев на поклонение святыням».

Среди потомков Шимко (фамилия Шимка уже изменена) в с. Зайцевка, до XXI века, дожила Мария Гавриловна Гетманская (Шимко в девичестве) (02.02.1913 в 2013 году ей исполнилось 100 лет). Сейчас в селе не осталось обладателей такой фамилии.

Егор Михайлович был грамотным. Он работал управляющим на Ольховатском сахарном заводе, кроме этого занималась окормом бычков, что позволило ему за тридцать лет тяжкого труда выкупиться из крепостной зависимости. В 1841 году он предложил 875 рублей серебром (3500 рублей ассигнациями) «… Черткову, чтобы, выкупив из крепостных себя, жену и трех своих сыновей, перейти в мещанское сословие. Чертков проявил великодушие — отпустил на волю и дочь, Егора Михайловича, Александру. Родители же и братья его остались в холопах»[5]. Уже после отмены крепостного права несколько семей Чеховых переехали на жительство в Богучарский уезд, потомки которых живут там и по сей день. Хотя они жили там и раньше, так в ревизских сказках войсковых жителей за 1782 год сл. Красноселовки[6] Богучарского уезда записан Дмитрий Семенович Чехов[7]. Среди дворовых сл. Михайловки с принадлежащими к ней хуторами помещика Ивана Дмитриевича Черткова о дворовых людях и крестьянах доставшихся по наследству от родителя Дмитрия Васильевича Черткова в ревизских сказках упоминается Иван Самсонович Чехов[8], как перечисленный в  1821 года из х. Подгорного Острогожского уезда Россошанской вотчины[9].



Статья посвящена раскрытию женских образов в работах А. П. Чехова, их роли в его произведениях, выражению в творчестве писателя.

Ключевые слова:



женский образ, героиня, замужество, сюжет, женщина

Внимательный к каждой детали А. П. Чехов достаточно тонко раскрыл в своих работах и образ женщины. Через своего литературного героя Шамохина («Ариадна») он пишет о женщинах: они «лживы, жестоки… значительно ниже мужчины». Чехов не считает женщин честными и порядочными, для него они порочные люди. Позже в своих работах он описывает более развитую и положительную женщину. Чехов показывает женщину в трех ипостасях: «Женщина и общество», «Женщина и поиск», «Женщина и мир мужской культуры». [7]

В начальном творчестве чеховская женщина тесно связана с обществом, ее основная цель — замужество, причем выгодное, а не по любви. В более поздних работах женщина раскрыта как чувственный персонаж, которому не чужда любовь.

Для Чехова женщина это обособленный объект, не просто часть «концепции человека», так как мужской и женский подход между собой разнится. Анализ женского образа в работах Чехова связывается с традицией изображения женщины, рассматриваемой в литературе последних годов XIX века, а также особого чеховского подхода. [3]

Чехов раскрывает все личности, всех женщин, которые жили в ХIХ-ХХ веках. Писателем тонко раскрыто понимание женской сущности, но, по его мнению, исследование женского явления должно быть исчерпывающим. После исследования явления всегда идет его оценка, женщины Чехова — одинаковые, при этом каждая имеет свои особенности. [2]

В письмах И. Л. Леонтьеву-Щеглову Антон Павлович писал, что невозможно написать повесть без женщины, при том, женщины должны быть показаны запросто и иронично. Ранние работы Чехова лишены романтики, они реалистичны и отражают бытовые, семейные, любовные и социальные отношения, в которых участвуют женщины.

В поздних работах Чехов пишет о сложности человеческой души, противоречивости природы и отделения ее от совершенства. В это время героини работ Чехова моральны, грамотны и обладают знаниями в областях медицины, педагогики, искусства, хотя это и не делает их жизнь лучше («Именины», «Скучная история», «Учитель словесности», «На подводе», «В родном углу», «Ионыч»). [1]

Указывает он и то, что жизнь женщины напрямую зависит от воспитания, если женщину учить тому, что ее цель выйти замуж — она и будет стремиться к этому («Анна на шее»), а если подавлять характер, то во взрослом времени она станет покорной и слабой («В овраге»). В роли современного воспитания и образования Чехов и отмечает разность статусов полов («Розовый чулок»). [5]

В конце XIX века в России появляется много (Вера Шелестова из рассказа «Учитель словесности», Рита из рассказа «Володя большой и Володя маленький», Лида из рассказа «Дом с мезонином», жена Гурова из рассказа «Дама с собачкой»).

Все эмансипированные женщины являются интересными личностями, но не привлекательными женщинами. Женская независимость удобна для общества, но она создает много уродливых явлений. [4]

Для Чехова идеальным считалось использование женщины в своих целях. Мужчинам не нужны женщины, однако, сами женщины стремятся быть с мужчинами: гражданский брак («Рассказ неизвестного человека», «Дуэль», «Ариадна») и брак с целью помощи женщине («Анюта», «Припадок»).

В конце XIX века жизнь женщин изменяется, но все еще остается ограниченной: они подчинены семье и этикету. Поведение их разнится от ситуации, оно может быть «естественное», или «искусственное». Характер женщины раскрывается в образе, жестах, мимике, особенностях речи.

Некоторые женщины самостоятельны, мужественны и авторитарны (Лида из «Дома с мезонином», Вера Шелестова из «Учителя словесности», жена Гурова из «Дамы собачкой», свекровь Нины Ивановны из «Невесты»).

Иные женственны и покорны (Анюта из одноименного рассказа, Паша из рассказа «Хористка», Липа из рассказа «В овраге»). [8]

Чехов не раскрывает характер женщины, им исследуется только ее суть («Размазня», «Герой-барыня», «Загадочная натура», «Живая хронология», «Дочь Альбиона», «Месть женщины», «Ушла», «Ниночка»).

У всех его героинь отмечаются неясные страхи, сомнения, неуверенность, чувство одиночества, ненужности (где-то вина), с другой стороны, кто то из них обладает желанием изменить свою жизнь и уйти в «иную реальность» («Верочка», «Огни», «Дуэль», «Рассказ неизвестного человека»).

Чеховские женщины могут быть разделены на виды:

1) «новая женщина»: она самостоятельна, независима и равна с мужчиной (Наталья Гавриловна («Жена»), Лида («Дом с мезонином»), Надежда Федоровна («Дуэль»), Надя («Невеста»));

2) «традиционная женщина»: традиционное понимание женщины (Пелагея («Егерь»), Ольга Ивановна («Душечка»), Марья Константиновна («Дуэль»));

3) «блудница»: поверхностно она остается женщиной, но стремится использовать мужчин во благо себе (Ольга («Драма на охоте»), Сусанна Моисеевна («Тина»), Ариадна («Ариадна»));

4) «женщина, близкая к идеалу»: в одно время она самостоятельна, и в то же время сохраняет свою женственность (Анна Сергеевна («Дама с собачкой»), Анна Алексеевна («О любви»)).

Позднее творчество Чехова раскрывает скрытые формы авторской позиции: использование различных конструкций без указания на воспринимающее лицо («Учитель словесности», «Володя большой и Володя маленький»), контрастные описания («Попрыгунья», «Черный монах»), многозначные заглавия («На подводе», «В овраге»), которые приоритет отдают не самому герою, а обстановке. [6]

Особое внимание Чехов обращает на проблему самосознания и самопознания женщины. Его героини, мыслящие и ищущие жизни более достойной, чем существующая, понимают свои ошибки — теперь они изучают не только мир, но и занимаются самопознанием. Именно такую задачу поставила перед собой женщина в XX веке.

У своих героинь он раскрывает не только особые черты, но и определенные мелочи. Чехов верит, что женщины могут совершать серьезные, а порой и героические поступки, преодолевают трудности, их жизнь зависит от общества и времени. Через женские образы он раскрывает определенные общественные проблемы. Но без женских образов он не может показать их достоверность, глубину. Чеховские женщины — выражение своего времени, «вид противоречия эпохи». [5]

Чехов познает человеческую душу через нравственную слабость, падение, бессилие личности, показывая сострадание к человеческой душе. Он считал христианство основой демократизма, что всякая живая душа, всякое человеческое существование ценно и является важной составляющей жизни.

Итак, поиск смысла жизни и служит целью чеховских героинь. Разлад между должным и существующим, идеалом и действительностью, отравляющей живую человеческую душу более всего заставляет страдать женщин.

Литература:

1. Громов М. П. Портрет, образ, тип // В творческой лаборатории Чехова / Сборник статей под ред. Л. Д. Опульской, З. С. Паперного, С. Е. Шаталова. М.: Наука, 1974 С. 142–161.
2. Земляная C. B. Концепция личности в прозе А. П. Чехова 1889–1890-х годов. АКД. Москва, 2004. 52с.
3. Зенкин С. Н. Введение в литературоведение. Теория литературы. –М., 2019. 123с.
4. Примерная программа основного общего образования Предметная линия учебников под редакцией В. Я. Коровиной. Литература / [В. Я. Коровина, В. П. Журавлев, В. И. Коровин, Н. В. Беляева]. — 2-е изд., перераб. — M.: Просвещение, 2014–158с.
5. Стенина В. Ф. Мифология болезни в прозе А. П. Чехова: женские образы // Культура и текст. 2005. № 9. С.14–22
6. Ли Цзябао. Трагедия женщины — о судьбе женщины Чехова // Вестник Цзинчжоуского педагогического института. Серия «Общественные науки». 2002. № 4, c. 31
7. Сяо Чана. О концепции женщины Чехова и три этапа ее развития // Вестник Нэймэнского национального университета. 2007. Сер. 13. № 14.
8. Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем. М.: Наука, 1986. Т. 10: 1898–1903.

Егерь. Чехов рассказ для детей читать

Знойный и душный полдень. На небе ни облачка… Выжженная солнцем трава глядит уныло, безнадёжно: хоть и будет дождь, но уж не зеленеть ей… Лес стоит молча, неподвижно, словно всматривается куда-то своими верхушками или ждёт чего-то.
По краю сечи лениво, вразвалку, плетётся высокий узкоплечий мужчина лет сорока, в красной рубахе, латаных господских штанах и в больших сапогах. Плетётся он по дороге. Направо зеленеет сеча, налево, до самого горизонта, тянется золотистое море поспевшей ржи… Он красен и вспотел. На его красивой белокурой голове ухарски сидит белый картузик с прямым, жокейским козырьком, очевидно подарок какого-нибудь расщедрившегося барича. Через плечо перекинут ягдташ, в котором лежит скомканный петух-тетерев. Мужчина держит в руках двустволку со взведёнными курками и щурит глаза на своего старого, тощего пса, который бежит впереди и обнюхивает кустарник. Кругом тихо, ни звука… Всё живое попряталось от зноя.
— Егор Власыч! — слышит вдруг охотник тихий голос.
Он вздрагивает и, оглядевшись, хмурит брови. Возле него, словно из земли выросши, стоит бледнолицая баба лет тридцати, с серпом в руке. Она старается заглянуть в его лицо и застенчиво улыбается.
— А, это ты, Пелагея! — говорит охотник, останавливаясь и медленно спуская курки.— Гм!.. Как же это ты сюда попала?
— Тут из нашей деревни бабы работают, так вот и я с ими… В работницах, Егор Власыч.
— Тэк…— мычит Егор Власыч и медленно идёт дальше.
Пелагея за ним. Проходят молча шагов двадцать.
— Давно уж я вас не видала, Егор Власыч…— говорит Пелагея, нежно глядя на двигающиеся плечи и лопатки охотника.— Как заходили вы на Святой в нашу избу воды напиться, так с той поры вас и не видали… На Святой на минутку зашли, да и то бог знает как… в пьяном виде… Побранили, побили и ушли… Уж я ждала, ждала… глаза все проглядела, вас поджидаючи… Эх, Егор Власыч, Егор Власыч! Хоть бы разочек зашли!
— Что ж мне у тебя делать-то?
— Оно, конечно, делать нечего, да так… всё-таки ж хозяйство… Поглядеть, как и что… Вы хозяин… Ишь ты, тетерьку подстрелили. Егор Власыч! Да вы бы сели, отдохнули…
Говоря всё это, Пелагея смеётся, как дурочка, и глядит вверх на лицо Егора… От лица её так и дышит счастьем…
— Посидеть? Пожалуй…— говорит равнодушным тоном Егор и выбирает местечко между двумя рядом растущими ёлками.— Что ж ты стоишь? Садись и ты!
Пелагея садится поодаль на припёке и, стыдясь своей радости, закрывает рукой улыбающийся рот. Минуты две проходят в молчании.
— Хоть бы разочек зашли,— говорит тихо Пелагея.
— Зачем? — вздыхает Егор, снимая свой картузик и вытирая рукавом красный лоб.— Нет никакой надобности. Зайти на час-другой — канитель одна, только тебя взбаламутишь, а постоянно жить в деревне — душа не терпит… Сама знаешь, человек я балованный… Мне чтоб и кровать была, и чай хороший, и разговоры деликатные… чтоб все степени мне были, а у тебя там на деревне беднота, копоть… Я и дня не выживу. Ежели б указ такой, положим, вышел, чтоб беспременно мне у тебя жить, так я бы или избу сжёг, или руки бы на себя наложил. Сызмалетства во мне это баловство сидит, ничего не поделаешь.
— Таперя вы где живёте?
— У барина, Дмитрия Иваныча, в охотниках. К его столу дичь поставляю, а больше так… из-за удовольствия меня держит.
— Не степенное ваше дело, Егор Власыч… Для людей это баловство, а у вас оно словно как бы и ремесло… занятие настоящее…
— Не понимаешь ты, глупая,— говорит Егор, мечтательно глядя на небо.— Ты отродясь не понимала и век тебе не понять, что я за человек… По-твоему, я шальной, заблудящий человек, а который понимающий, для того я что ни на есть лучший стрелок во всём уезде. Господа это чувствуют и даже в журнале про меня печатали. Ни один человек не сравняется со мной по охотницкой части… А что я вашим деревенским занятием брезгаю, так это не из баловства, не из гордости. С самого младенчества, знаешь, я окромя ружья и собак никакого занятия не знал. Ружьё отнимают, я за удочку, удочку отнимают, я руками промышляю. Ну, и по лошадиной части барышничал, по ярмаркам рыскал, когда деньги водились, а сама знаешь, что ежели который мужик записался в охотники или в лошадники, то прощай соха. Раз сядет в человека вольный дух, то ничем его не выковыришь. Тоже вот ежели который барин пойдёт в ахтеры или по другим каким художествам, то не быть ему ни в чиновниках, ни в помещиках. Ты баба, не понимаешь, а это понимать надо.
— Я понимаю, Егор Власыч.
— Стало быть, не понимаешь, коли плакать собираешься…
— Я… я не плачу…— говорит Пелагея, отворачиваясь.— Грех, Егор Власыч! Хоть бы денёк со мной, несчастной, пожили. Уж двенадцать лет, как я за вас вышла, а… а промеж нас ни разу любови не было!.. Я… я не плачу…
— Любови…— бормочет Егор, почёсывая руку.— Никакой любови не может быть. Одно только звание, что мы муж и жена, а нешто это так и есть? Я для тебя дикий человек есть, ты для меня простая баба, не понимающая. Нешто мы пара? Я вольный, балованный, гулящий, а ты работница, лапотница, в грязи живёшь, спины не разгибаешь. О тебе я так понимаю, что я по охотницкой части первый человек, а ты с жалостью на меня глядишь… Где же тут пара?
— Да ведь венчаны, Егор Власыч! — всхлипывает Пелагея.
— Не волей венчаны… Нешто забыла? Графа Сергея Павлыча благодари… и себя. Граф из зависти, что я лучше его стреляю, месяц целый вином меня спаивал, а пьяного не токмо что перевенчать, но и в другую веру совратить можно. Взял и в отместку пьяного на тебе женил… Егеря на скотнице! Ты видала, что я пьяный, зачем выходила? Не крепостная ведь, могла супротив пойти! Оно, конечно, скотнице счастье за егеря выйти, да ведь надо рассуждение иметь. Ну, вот теперь и мучайся, плачь. Графу смешки, а ты плачь… бейся об стену…
Наступает молчание. Над сечей пролетают три дикие утки. Егор глядит на них и провожает их глазами до тех пор, пока они, превратившись в три едва видные точки, не опускаются далеко за лесом.
— Чем живёшь? — спрашивает он, переводя глаза с уток на Пелагею.
— Таперя на работу хожу, а зимой ребёночка из воспитательного дома беру, кормлю соской. Полтора рубля в месяц дают.
— Так…
Опять молчание. С сжатой полосы несётся тихая песня, которая обрывается в самом начале. Жарко петь…
— Сказывают, что вы Акулине новую избу поставили,— говорит Пелагея.
Егор молчит.
— Стало быть, она вам по сердцу…
— Счастье уж твоё такое, судьба! — говорит охотник, потягиваясь.— Терпи, сирота. Но, одначе, прощай, заболтался… К вечеру мне в Болтово поспеть нужно…
Егор поднимается, потягивается и перекидывает ружьё через плечо. Пелагея встаёт.
— А когда же в деревню придёте? — спрашивает она тихо.
— Незачем. Тверезый никогда не приду, а от пьяного тебе мало корысти. Злоблюсь я пьяный… Прощай!
— Прощайте, Егор Власыч…
Егор надевает картуз на затылок и, чмокнув собаке, продолжает свой путь. Пелагея стоит на месте и глядит ему вслед… Она видит его двигающиеся лопатки, молодецкий затылок, ленивую, небрежную поступь, и глаза её наполняются грустью и нежной лаской… Взгляд её бегает по тощей, высокой фигуре мужа и ласкает, нежит его… Он, словно чувствуя этот взгляд, останавливается и оглядывается… Молчит он, но по его лицу, по приподнятым плечам Пелагее видно, что он хочет ей сказать что-то. Она робко подходит к нему и глядит на него умоляющими глазами.
— На тебе! — говорит он, отворачиваясь.
Он подаёт ей истрёпанный рубль и быстро отходит.
— Прощайте, Егор Власыч! — говорит она, машинально принимая рубль.
Он идёт по длинной, прямой, как вытянутый ремень, дороге… Она, бледная, неподвижная, как статуя, стоит и ловит взглядом каждый его шаг. Но вот красный цвет его рубахи сливается с тёмным цветом брюк, шаги не видимы, собаку не отличишь от сапог. Виден только один картузик, но… вдруг Егор круто поворачивает направо в сечу и картузик исчезает в зелени.
— Прощайте, Егор Власыч! — шепчет Пелагея и поднимается на цыпочки, чтобы хоть ещё раз увидать белый картузик.

«Киевская неделя критики» – международный фестиваль арт-кино, кураторами которого выступают украинские кинокритики. Фестиваль проходит с 2016 года. В этом году открытие состоится 21 октября.

Программу фестиваля составляют четыре блока: международная секция (мировые фестивальные хиты), ретроспектива культовой киноклассики «Ноль за поведение» программа «Фокус: Украина – Канада» (подборка новых украинских картин, отобранная кинокритиками обеих стран) и индустриальная секция «Первый взгляд», в которую войдут студенческие фильмы. В рамках «Недели» также проходят панельные дискуссии и круглые столы об актуальных проблемах киноиндустрии. Все показы пройдут в старейшем кинотеатре Киева «Жовтень».

Рассказываем о фильмах международной программы.

«Маленькая мама» (реж. Селин Сьямма)

Восьмилетняя Нелли только что потеряла любимую бабушку и помогает родителям наводить порядок в ее доме. Она исследует жилище и окружающие леса, где раньше играла ее мама Марион и где она построила домик на дереве, о котором Нелли так много слышала. Однажды ее мать внезапно уезжает. Вновь отправившись в лес, Нелли встречает в лесу девочку своего возраста, строящую дом на дереве. Ее зовут Марион, и это не просто совпадение.

«Маленькая мама» – пятый полный метр Селин Сьяммы, чей предыдущий фильм «Портрет девушки в огне» сделал ее иконой феминистской режиссуры. В новой картине, впрочем, преобладает иная интонация. Сьямма предложила новый взгляд на жанр романа воспитания. Камерная история взросления Нелли здесь пересекается с семейной драмой и элементами научной фантастики. Осенние пейзажи переданы во всей их красоте камерой Клэр Матон, работавшей также оператором и на «Портрете». В целом фильм получился необычно трогательным для кинематографа Сьяммы, обычно сухого, набирающего эмоции к финалу.

Мировая премьера «Маленькой мамы» состоялась в основном конкурсе Берлинале, а на фестивале в Сан-Себастьяне картина получила приз зрительских симпатий.

«Красная ракета» (реж. Шон Бэйкер)

Сюжет этой трагикомедии разворачивается вокруг потрепанного жизнью порноактера Мики Сайбера, которого играет звезда «Очень страшного кино» и действительно бывший актер фильмов для взрослых Саймон Рекс. Потерпев фиаско в Лос-Анджелесе, Мики возвращается в родную техасскую глушь, чтобы начать жизнь сначала. Понятно, что он слишком скандальный, слишком самовлюбленный, слишком энергичный для тихого городка. Поселившись у бывшей жены, готовой его и убить, и вновь полюбить, он развивает бурную деятельность: соблазняет старлетку по прозвищу Клубничка, начинает приторговывать травой для местной колоритной наркокоролевы и влипает в ряд других приключений.

Словосочетание «красная ракета» на сленге означает эрекцию у собаки; это в определенной степени характеризует то, что происходит с героем. Он одновременно и смешон, и несет угрозу (сам не подозревая о ней), он по-детски наивен, но своими нарциссизмом и любвеобильностью способен разрушить не одну жизнь.

Снял картину независимый режиссер Шон Бэйкер, чей последний фильм «Проект «Флорида», тоже о жизни секс-работников, отмечен номинациями на «Оскар» и «Золотой глобус». С помощью Саймона Рекса режиссеру удалось получить необходимое для такой истории сочетание комедийных и трагических интонаций. Как отметил Ричард Лоусон в Vanity Fair: «Выбор Бейкера близок к идеалу – и контекстуально, и кинематографически. Игра Рекса легкая и живая, контактная и таящая тьму. Он и Бейкер вместе создают стаккато».

Мировая премьера фильма состоялась в основном конкурсе Каннского фестиваля. На фестивале американского кино в Довиле картина была отмечена призами критиков и жюри.

«Сядь за руль моей машины» (реж. Рюсукэ Хамагути)

Основой для сценария своего нового фильма Рюсукэ Хамагути стал рассказ Харуки Мураками. Главный герой, театральный режиссер Юсуке (Хидетоси Нисидзима), переживает тяжелую утрату: его жена Ото умерла от инсульта. В почти 40-минутном прологе он также вспоминает и о ее неверности, которую, впрочем, смог простить. У него осталась запись голоса Ото, начитавшей незадолго до смерти текст драмы Чехова «Дядя Ваня». Через два года Юсуке наконец возвращается к полноценной работе – постановке именно этой пьесы. Процесс репетиций, а также отношения Юсуке с Мисаки – его персональным шофером, молчаливой, таинственной и высокопрофессиональной девушкой, в духе героинь Мураками, – являются основой истории.

Постановка Юсуке – радикальна в своем роде. Он просит актеров пользоваться только своим родным языком – и в итоге на сцене царит вавилонское смешение японского, китайского, тагальского и даже корейского жестового. Создавать драматическое действие актеры должны, полагаясь исключительно на интуицию. Такой подход дает результаты – актерская слаженность достигает новых высот, знаменитые чеховские паузы обретают особое напряжение, а Юсуке находит хоть какое-то подобие душевного покоя.

В Каннах фильм получил награду за лучший сценарий, призы от Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ) и экуменического жюри. Фильм также номинирован на «азиатский «Оскар» в категории «лучший полнометражный фильм».

«Уховертка» (реж. Люсиль Хадзихалилович)

В некой подернутой туманами антиутопической Европе середины прошлого века, в темном старом доме с ужасно скрипучими половицами живет десятилетняя девочка Мия со вставными ледяными зубами, сделанными из ее собственной слюны. Целыми днями она бродит по дому, таскает на веревочке непонятную конструкцию из папье-маше, дрессирует свой цирк насекомых или просто сидит, рассматривая картинку, на которой нарисован другой старый дом. Надзирает за девочкой некто Альберт – угрюмый, даже пугающий, – который получает команды по телефону от неведомого босса. Из дому он Мию не выпускает. Впрочем, реальность за порогом не менее тревожная.

Для автора фильма Люсиль Хадзихалилович кинематограф – в прямом смысле семейное дело: вместе со своим мужем, культовым режиссером Гаспаром Ноэ, она основала продюсерскую компанию Les Cinémas de la Zone, работала над сценариями нескольких его фильмов. Впрочем, в своей стилистике Хадзихалилович ни в коей мере не зависит от Ноэ. Ее фильмы – не о жестокости людской природы, а о странности бытия; ее образы изобилуют сюрреалистической символикой. Главный мотив «Уховертки» – несвобода. Чуть позднее Хадзихалилович вводит других персонажей, для каждого из которых находится своя, более безумная тюрьма.

Кафкианская атмосфера и изощренная авторская фантазия принесли «Уховертке» признание кинокритиков на фестивале в Торонто (программа «Платформа») и спецприз жюри в Сан-Себастьяне.