Черты романтизма в балладе светлана жуковского сочинение

В. А. Жуковский вошел в историю русской литературы прежде всего как автор баллад. Жанр баллады появился в русской литературе задолго до Жуковского, но только он придал ему поэтическую прелесть и сделал популярным.
Среди баллад Жуковского особое место занимает цикл о любви: «Людмила», «Светлана», «Леонора», «Алина и Альсим», «Эль-вина и Эдвин», «Эолова арфа», «Рыцарь Тогенбург», где господствует тон меланхолической любви и наслаждения печалью.
В балладе «Светлана» Жуковский воскрешает старинный мотив народных исторических и лирических песен: девушка ждет милого друга с войны. Сюжет разлуки влюбленных очень важен, потому что в нем живет народная мораль, принимающая часто религиозную форму.
В этой балладе Жуковский предпринял удачную попытку соединить чувства героини с национальной историей, с бытом, обычаями и преданиями русского народа. По такому же пути пошел затем и Пушкин, сравнивший свою любимую героиню Татьяну Ларину со Светланой и окруживший ее народными песнями, сказками, сельской природой и деревенским бытом.
Весь стиль баллады в женственном, девичьем ореоле. Героиня — очаровательная, милая Светлана — окружена такими же милыми девушками, «подружками», «подруженьками», как называет их автор. И все, связанное с ними, вызывает у поэта ласковое чувство: «башмачок», «песенки», «крещенский вечерок». Мы попадаем в удивительный девичий мир, в котором уделено внимание и башмачку, и изумрудным серьгам, и перстню золотому, а особенно зеркалу; даже у коней, на которых приехал жених-мертвец, «поводья шелковы», красивы. Внешние атрибуты, конечно, не самое главное, важнее в балладе «атрибуты» внутренние: грусть о женихе, мечты, гадания, сны, слезы, внутренний трепет, разговор со своим «вещим сердцем» о будущем:
Что сулишь душе моей,
Радость иль кручину?
Баллада не только рассказывает об одном эпизоде из жизни молоденькой девушки (гадании в крещенский вечерок о жених но и представляет ее внутренний мир:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали;
Снег пололи; под окном
Слушали; кормили
Счетным курицу зерном;
Ярый воск топили…
Душевный мир героини полон колебаний: она то соглашается присоединиться к гадающим, то отказывается от крещенских игр. Девушка и боится, и надеется получить желанную весть, и во сне ее попеременно одолевают страх и надежда, тревога и доверие к жениху. Ее чувства напряжены и обострены, сердце на все чутко отзывается. Богатый внутренний мир Светланы, лирическую направленность ее переживаний и раздумий автор подчеркивает вопросами и восклицаниями, в которых звучит музыка ее души. Эмоции выплескиваются через край и свидетельствуют о сложном внутреннем мире героини. Все очарование баллады заключено именно в образе Светланы.
Баллада написана в стремительном ритме, который передает торопливое движение, биение сердца, и вся погружена в своеобразный романтический фон. Белый цвет — цвет надежды и победы над злом. Источник белого цвета в балладе — снег. Он то «валит клоками», то «на солнышке блестит», «вьюга под санями», «метелица кругом». Белизна подкрепляется образами «белого платка», используемого во время гадания, стола, покрытого белой скатертью, «белоснежного голубка» и даже «белого полотна», которым накрыт мертвец. Белый цвет снега ассоциируется с именем героини: Светлана, светлая. Белый цвет — цвет чистоты и непорочности. Контрастный цвет в балладе не черный, а скорее темный: «темно в зеркале» во время гадания, «темна даль» дороги, по которой мчатся кони, «одинокая, впотьмах» стоит Светлана перед избушкой. Баллада также наполнена «огоньками» -т— светом свечи, которую зажгла Светлана, начиная гадать, светом в распахнувшихся дверях церкви. В темноте «брезжит в поле огонек» из окон избушки, в страшной хижине горит свеча. В комнате, освещенной лишь одной свечой, очень страшно:
Кто-то, чудилось, блестит
Яркими глазами…
Все страхи влюбленной Светланы рассеялись, она ни в чем не повинна, но поэт предупреждает ее: смирись, покорствуй провидению Вера в провидение оборачивается верой в жизнь:
Здесь несчастье — лживый сон;
Счастье — пробужденье.
Счастье девушки непосредственно зависит от того, сохраняет ли она верность народным обычаям. Светлана не потеряла надежды, и потому награда ей — не смерть в разлуке с любимым, а разделенная любовь на земле. По мысли Жуковского, даже гибель жениха не мешает любви, потому что любящие души соединяются за пределами земного.
Мы видим, что сюжет баллады построен на народно-поэтической и народно-религиозной основе. Народные поверья составляют романтическую сущность души русской девушки. Отступление от романтического начала, живущего в душе, несет гибель, а преданность ему, несмотря на все испытания и искушения, дарит победу над темными, злыми силами. Светлана не потеряла надежды на счастье, и оно пришло к ней.
Жуковский не случайно погрузил свою героиню в народный деревенский быт с его праздниками, гаданиями, обычаями. Он подчеркивает этим народные истоки романтических чувств Светланы. Счастье девушки зависит только от нее самой, от народности и романтичности ее внутреннего мира, от заложенных в нем нравственных ценностей, от способности девушки сопротивляться жизненным преградам.
В. Г. Белинский считал, что «любовь играет главную роль в поэзии Жуковского», и одновременно отмечал, что поэт передавал в стихах не столько само чувство, сколько «потребность, жажду любви, стремление к любви…», и баллада «Светлана» наилучшим образом выразила эту человеческую потребность.

Похожие сочинения

Сюжетный анализ баллады «Светлана»

Сочинение.
Своеобразие романтической поэзии Жуковского.

Трагическая судьба В. А. Жуковского оказала влияние на его поэзию (“Жизнь и поэзия — одно”). Его любовь к Маше Протасовой, которую выдали замуж за другого, потом ее смерть, потеря друзей, чувство обездоленности с детства, одиночество обусловили основные мотивы лирики поэта. Несчастная любовь и разлука — мотив почти всех баллад — имеют явно автобиографическое происхождение. Теон в стихотворении “Теон и Эсхин”, рыцарь Тогенбург в одноименной балладе, судьба Алины и Альсима напоминают нам самого Жуковского и его судьбу. Характерен для поэзии Жуковского и мотив умирания. В элегии “Вечер” Жуковский вспоминает своих умерших друзей, изображает “угасание” природы, наступление ночи, когда знакомый окружающий пейзаж становится как бы ирреальным: луч зари “умирает”, “угасает” река, а что является на месте их? Знак другого мира — “луна”. Вечернее время и неверный свет луны создают атмосферу таинственности, “ущербная луна”, “сумрак”, “туман” — непременные атрибуты мистической поэзии. Проникнуть в запредельное человеческая душа способна именно в вечерний, тихий час (“Вечер”, “Невыразимое”). В балладе “Людмила” изображается бешеная скачка Людмилы и ее жениха на коне (символ перехода в иной мир). Мистический пейзаж и дорога в балладах всегда означают “поездку” в мир иной, часто герои баллады находят свой конец в результате этой поездки. В балладе “Лесной царь” “ездок оробелый не скачет, летит”. Это и гипербола, и элемент фантастики, отмечающий встречу с потусторонними силами. В результате ребенок умирает. В “Людмиле” мертвецы появляются в конце баллады, жених Людмилы — мертвец, “тихая юноши могила” изображена в элегии “Вечер”, в элегии “Теон и Эсхин” упоминается “безмолвный, таинственный гроб”. Слова-лейтмотивы помогают противопоставить два мира: “здесь” и “там”, “настоящее” и “грядущее”, “невыразимое” и подвластное “выраженью”. В балладе “Светлана” “голубочек белый”, символ Святого Духа, спасает героиню от пагубного воздействия темных сил. Жених Светланы как бы возвращается с “того света”, но он жив здоров, все кончилось хорошо благодаря вере Светланы, которая, в отличие от Людмилы, не ропщет на Бога и — главное — не теряет веры и любви. Если Людмила, считая возлюбленного убитым, восклицает: “Сердце верить отказалось”, то Светлана живет надеждой на встречу. . “Мне рок судил брести неведомой стезей”, — говорит лирический герой Жуковского. “И горе, и радость — все и цели одной”, — вторит ему Теон, аНег е§о автора. Любимые герои поэта воздают небу хвалу; даже при воспоминании о друге, который сошел с ума — ужасная судьба! — герой Жуковского восклицает: “О небо правосудно!” В горестях, в испытаниях нельзя терять веру и убеждение в величие человека (“Все в жизни к великому средство!” — говорит Теон). Друзья Жуковского боялись этих его настроений. Пушкин шутливо называл Жуковского “почившим в бозе”. Не то чтобы они все были атеисты, но настойчивое обращение к образам иного мира пугало. Жуковский же был последователен и целен в своей поэзии. Даже море у него — только отблеск неба, то есть Божественной идеи (“Море”), “знакомые гении”, неземные видения (“Лалла Рук”) наполняют его существование. “Есть лучший мир — там мы любить свободны”, — говорит Жуковский в своей поэзии и переселяет в этот мир своих исстрадавшихся героев. При этом общий печальный колорит поэзии Жуковского никогда не приводит к однообразию. Напротив, его стихотворения дают силы жить даже в тяжелые минуты. Разве можно возражать, например, на слова: “Кто раз полюбил, тот на свете, мой друг, уже одиноким не будет”? После Жуковского другие романтики — Пушкин, Лермонтов, Баратынский, как и положено романтикам, создавали свои миры. Рискну не согласиться с надписью на портрете, подаренном Пушкину, известными словами о “побежденном учителе”. На этой романтической дороге никто не опередил и не превзошел Жуковского. Он остался рыцарем Тогенбургом поэзии, рыцарем “печального образа”, ни анакреонтика, ни “шумная Вакхова влага” не привлекали его музу в качестве мотивов. Романтизм принято называть “пассивным”, “мистическим”. Но, как мне кажется, нельзя вкладывать в эти понятия негативную оценку. Да, он не призывал к борьбе, не был ни Радищевым, ни декабристом Рылеевым, ни даже Андре Шенье. Но политическая обстановка — это дело преходящее. Зато вечными будут любовь, поэзия, красота.
Жуковский отнюдь не пассивен, когда смело вводит в поэзию новаторские приемы и мотивы. Сделать свои стихи “лучшею своею биографиею” (Белинский) мог только поэт великого дерзания. Необыкновенное мастерство сказалось во всем: разнообразной строфике, изощренной эвфонии, утонченной рифме и ярком ритмическом рисунке. Муза Жуковского не бледная и пассивная, она прекрасна в своей одухотворенности, преданности идеалу и мудром созерцании