Чему меня научил рассказ васюткино озеро

• Краткие содержания
• Астафьев
• Стрижонок Скрип

Рассказ начинается с повествования начала жизни стрижонка. Автор подробно описывает его мать, делая акцент на её заботу, справедливость и строгость в воспитании. При малейших желаниях птенца убежать из дома, мать упорно возвращала его домой снова и снова, тем самым, давая понять какие опасности внешнего мира могут подстерегать за порогом гнезда.

Отца своего Скрип и остальные братья не помнили. Его подстрелили с рогатки местные ребята, он упал в воду и бурное течение реки унесло его вдаль. И поэтому мать заменила его во всём. Она ни на минуту не останавливалась отдохнуть, всегда спешила к своим птенцам, чтобы накормить их. Но наступает трагический день, и мать Скрипа гибнет от лап и клюва сокола. Оставшись совсем одни, птенцы скучают по матери. Этот день стал переломным в жизни стрижонка Скрипа. Он узнал, что такое дружба, забота стаи. Вожак стаи лично прилетал в гнездо и кормил осиротевших птенцов, а в дальнейшем и научил их летать.

Момент взросления птенца приходится на то время, когда он начинает строить своё жилище – норку. Поначалу стриж не удосужился построить хорошую глубокую нору, и маленькие мальчишки достали его из неё, поигрались и к счастью отпустили. Тогда, осознав свою ошибку, Скрип вырыл уже глубокую и безопасную нору.

В рассказе показаны трагические моменты и трудности, которые случаются в жизни простых безобидных птенцов. Автор как бы проводит параллель между жизнью птиц и людей, намекая, что человеческая жизнь не так проста и в ней много факторов как положительного, так и отрицательного характера.

Подробно

В рассказе В. П. Астафьева «Стрижонок Скрип» речь идёт о новорожденном птенце — стрижонке, который совсем недавно появился на свет. Как и другие птенцы, он поначалу вёл себя пугливо, не понимая, куда периодически исчезает его мама и светлое пятно вдали. Капли дождя он спутал со стуком ключа по скорости. Он первым получил от своей матери, которая отлучалась ненадолго, каплю. Но каково же было его удивление, когда следующая досталась не ему.

Процесс дележки этой водицы оказался не простым, так как взрослая птица хотела всех по очереди напоить. А стрижонку Скрипу казалось, что только он один голоден. Именно голод однажды заставил птенца пробраться к выходу из норки. Однако, вовремя подоспевшая мать, вернула его на место, наказав клювом.

Так день за днём птицы ждали свою маму, чтобы поесть и спрятаться под тёплый её бок.

Шло время. Детки подросли, оперились и уже яростно защищали друг друга от коршунов или гадюки.

Но настал день, когда злодей-сокол, долго крушивший над их норкой, неожиданно схватил и унёс их мать навсегда. Теперь никто с утра до вечера не заботился о своих детях. Одинокие и беззащитные стрижи поначалу совсем расстроились. Но вода и остальные взрослые птицы помогли подрастающему поколению прокормиться. Так незаметно наступило время птицам покинуть свое гнездо. Скрипу даже не верилось, когда он вместе со стаей начал легко парить над водной гладью. Посетив облака, он понял, как интересно жить на свете и как мало он ещё повидал.

Наелись птицы вдоволь. Но не обнаружив своего гнезда, он сделал себе норку из глины. Кропотливо, шаг за шагом сооружая себе дом, главный герой сначала оказался довольным своей работой. Однако это место оказалось так доступно для людей, что мальчишки легко достали его оттуда. К радости, они не сделали ему больно, лишь подержав в руках. Когда Скрип оказался на воле, он начал строить другое гнездо, откуда больше его никто не мог достать.

Немного времени прошло с тех пор. Пришёл день, когда стрижонку Скрипу пришлось отправляться в тёплые края. Дружелюбные товарищи не забыли попрощаться с ним. Даже местные ребята, которые ещё недавно делали попытку ещё раз достать стрижонка из норки, помахали ему, прокричав вслед пожелание возвращаться в родные края следующим летом.

Рассказ В. П. Астафьева «Стрижонок Скрип» учит тому, что в мире существует немало опасностей, но на примере главного героя нужно уметь находить в себе силы проявлять храбрость и трудолюбие.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Астафьев. Все произведения

• Ангел-хранитель
• Бабушка с малиной
• Бабушкин праздник
• Белогрудка
• Бойе
• Васюткино озеро
• Веселый солдат
• Весенний остров
• Гори, гори ясно
• Гуси в полынье
• Далекая и близкая сказка
• Деревья растут для всех
• Домский собор
• Жизнь Трезора
• Запах сена
• Зачем я убил коростеля?
• Звездопад
• Злодейка
• Зорькина песня
• Капалуха
• Капля
• Карасиная погибель
• Конь с розовой гривой
• Кража
• Людочка
• Мальчик в белой рубахе
• Милаха и кот громило
• Монах в новых штанах
• Не хватает сердца
• Ночь темная-темная
• Пастух и пастушка
• Песнопевица
• Пеструха
• Печальный детектив
• Последний поклон
• Прокляты и убиты
• Родные берёзы
• Сон о белых горах
• Стародуб
• Стрижонок Скрип
• Трофейная пушка
• Фотография, на которой меня нет
• Хвостик
• Царь рыба
• Яшка лось

Стрижонок Скрип. Картинка к рассказу

Сейчас читают

• Краткое содержание Голявкин Премия

  В младших классах должен был состояться карнавал. Один мальчик со своим другом Вовкой придумали такие костюмы, которых больше ни у кого быть не может. Изображать они собрались рыцаря на коне. Роль лошади досталась нашему герою
• Краткое содержание Оперы Рахманинова Алеко

  Опера «Алеко» была написана девятнадцатилетним Рахманиновым в кратчайшие сроки. Ему понадобилось всего 17 дней для выполнения дипломной работы

• Краткое содержание Гоголь Коляска

  Действия рассказа происходит в некотором городке Б., где на улицах ни души и сердце сжимает тоска. Городок очень скучен и ничего интересного в нем не происходит. Но привычный лад резко меняет прибывший полк с генералом.

• Краткое содержание Колодец и маятник Эдгара По

  Повествование ведется от первого лица, место действия – испанский город Толедо. Главный герой – мужчина, которому инквизиция вынесла смертный приговор. Ни имя героя, ни его преступление не называется

• Краткое содержание Чехов Хирургия

  Земский доктор отсутствует, он отлучился, чтобы жениться. Вместо него на приеме больных остался фельдшер Курятин. Автор описывает его как человека полного и довольного своим положением. В приемную входит дьячок местного прихода по фамилии Вонмигласов

Рассказ

Бабушка возвратилась от соседей и сказала мне, что Левонтьевские ребятишки собираются на увал по землянику.

– Сходи с ними, – говорила она. – Наберёшь туесок. Я повезу свои ягоды на продажу, твои тоже продам и куплю тебе пряник.

– Конём, баба?

– Конём, конём.

Пряник конём! Это ж мечта всех деревенских малышей. Он белый-белый, этот конь. А грива у него розовая, хвост розовый, глаза розовые, копыта тоже розовые.

Бабушка никогда не давала мне бегать с куском хлеба. Ешь за столом, иначе будет худо. Но пряник совсем другое дело. Пряник можно положить под рубаху и слышать, бегая, как конь ударяет копытами по голому животу. Холодея от ужаса – потерял! – хвататься за рубаху и со счастьем убеждаться, что тут он, тут, конь-огонь. С таким конём сразу почёту сколько, внимания! Ребята Левонтьевские вокруг тебя и так, и этак ластятся, и в чижа первому бить дают, и из рогатки стрельнуть, чтоб только им позволил потом откусить от коня или лизнуть его.

Когда даёшь Левонтьевским Саньке или Таньке откусывать, надо держать пальцами то место, по которое откусить положено, и держать крепко, иначе Танька или Санька так цапнут; что останется от коня хвост да грива.

Левонтий, сосед наш, работал на бадогах. Бадогами у нас зовут длинные дрова для известковых печей. Левонтий заготавливал лес на бадоги, пилил его, колол и сдавал на известковый завод, что был супротив деревни по другую сторону Енисея.

Один раз в десять дней, а может, и в пятнадцать, я точно не помню, Левонтий получал деньги, и тогда в доме Левонтия, где были одни ребятишки и ничего больше, начинался пир горой.

Какая-то неспокойность, лихорадка, что ли, охватывала тогда не только Левонтьевский дом, но и всех соседей. Ещё рано утром к бабушке забегала Левонтьиха, тётка Василиса, запыхавшаяся, загнанная, с зажатыми в горсти рублями:

– Да стой ты, чумовая! – окликала её бабушка. – Сосчитать ведь надо!

Тётка Василиса покорно возвращалась и, пока бабушка считала деньги, перебирала босыми ногами, ровно горячий конь, готовый рвануть, как только приотпустят вожжи.

Бабушка считала обстоятельно и долго, разглаживая каждый рубль. Сколько я помню, больше семи или десяти рублей из «запасу на чёрный день» бабушка никогда Левонтьевым не давала, потому как весь этот «запас», кажется, состоял из десятки. Но и при такой малой сумме заполошная Левонтьиха умудрялась обсчитаться на рубль, а то и на тройку. Бабушка напускалась на Левонтьиху со всей суровостью;

– Ты как же с деньгами-то обращаешься, чучело безглазое?! Мне рупь, другому рупь. Это что ж получается?!..

Но Левонтьиха опять делала юбкой вихрь и укатывалась:

– Передала ведь!

Бабушка ещё долго поносила Левонтьиху, самого Левонтия, била себя руками по бёдрам, плевалась, а я подсаживался к окну и с тоской глядел на соседский дом.

Стоял он сам собою на просторе, и ничто-то ему не мешало смотреть на свет белыми кое-как застеклёнными окнами – ни забор, ни ворота, ни сенцы, ни наличники, ни ставни.

Весною, поковыряв маленько землю на огороде вокруг дома, Левонтьевские возводили изгородь из жердей, хворостин, старых досок. Но зимой всё это постепенно исчезало в ненасытной утробе русской печи, уныло раскорячившейся посреди избы Левонтия.

Танька Левонтьевская говаривала по этому поводу, шумя беззубым ртом:

– Зато как тятька шурунёт нас – бегишь и не запнешша.

Сам Левонтий выходил на улицу в штанах, державшихся на единственной старинной медной пуговице с двумя орлами, и в рубахе навыпуск вовсе без пуговиц. Он садился на истюканный топором чурбак, изображавший крыльцо, и благодушно отвечал на укоры бабушки:

– Я, Петровна, слабоду люблю! – и обводил рукой вокруг себя. – Хорошо! Ништо глаз не угнетат!

Левонтий любил меня, жалел. Главная цель моей жизни была прорваться в дом Левонтия после его получки. Сделать это не так-то просто. Бабушка знает все мои повадки наперёд.

– Нечего куски выглядывать! – гремит она.

Но если мне удаётся ушмыгнуть из дома и попасть к Левонтьевым, тут уж всё, тут уж для меня праздник!

– Выдь отсюда! – строго приказывал пьяненький Левонтий кому-нибудь из своих парнишек. Тот нехотя вылезал из-за стола, Левонтий пояснял детям это действие уже обмякшим голосом: – Он сирота, а вы всё ш таки при родителях! Мать-то ты хоть помнишь ли? – взрёвывал он, жалостно глянув на меня. Я утвердительно кивал головой, и тогда Левонтий со слезой вспоминал: – Бадоги с ней по один год кололи-и! – и, совсем уж разрыдавшись, вспоминал: – Когда ни придёшь… ночь, в нолночь… пропа… пропащая ты голова, Левонтий, скажет и… опохмелит…

Тут тётка Василиса, ребятишки Левонтия и я вместе с ними ударялись в голос, и до того становилось полюбовно и жалостно в избе, что всё-всё высыпалось и вываливалось на стол, и все дружно угощали меня, и сами ели уж через силу.

Поздним вечером либо совсем уж ночью Левонтий задавал один и тот же вопрос: «Что такое жисть?!» После чего я хватал пряники, конфеты, ребятишки Левонтьевские тоже хватали, что попадало под руки, и разбегались, кто куда. Последней ходу задавала тётка Василиса. И бабушка моя «привечала» её до утра. Левонтий бил остатки стёкол в окнах, ругался, гремел, плакал.

На следующий день он осколками стеклил окна, ремонтировал скамейки, стол и, полный мрака и раскаянья, отправлялся на работу. Тётка Василиса дня через три-четыре ходила по соседям и уже не делала вихрь юбкой. Она снова занимала денег, муки, картошек, чего придётся.

Вот с ребятишками-то дяди Левонтия и отправился я. по землянику, чтобы трудом своим заработать пряник. Ребятишки Левонтьевские несли в руках бокалы с отбитыми краями, старые, наполовину изодранные на растопку; берестяные туески и даже ковшик без ручки. Посудой этой они бросались друг в друга, барахтались, раза два принимались драться, плакали, дразнились. По пути они заскакивали в чей-то огород и, поскольку там ещё ничего не поспело, напластали беремя луку-батуна, наелись до зелёной слюны и остальной лук бросили. Оставили только несколько пёрышек на дудки. В обкусанные перья лука они пищали всю дорогу, и под музыку мы скоро пришли в лес, на каменистый увал. Начали брать землянику, только-только ещё поспевающую, редкую, белобокую и особенно желанную и дорогую.

Я брал старательно и скоро покрыл дно аккуратненького туеска стакана на два-три. Бабушка говаривала, что главное в ягодах – закрыть дно посудины. Вздохнул я с облегчением и стал брать ягоды скорее, да и попадалось их выше по увалу больше и больше.

Левонтьевские ребятишки тоже сначала ходили тихо. Лишь позвякивала крышка, привязанная к медному чайнику. Чайник этот был у старшего парнишки Левонтьевых, и побрякивал он им для того, чтобы мы слышали, что он, старший, тут, поблизости, и бояться нам некого и незачем.

Но вдруг крышка чайника забрякала нервно, послышалась возня:

– Ешь, да? Ешь, да? А домой чё? А домой чё? – спрашивал старший и давал кому-то пинки после каждого вопроса.

– А-га-а-а! – запела Танька, – Санька тоже съел, так ничего-о-о…

Попало и Саньке, Он рассердился, бросил посудину и свалился в траву. Старший брал-брал ягоды, и, видать, обидно ему стало, что вот берёт он, для дома старается, а те вот жрут ягоды либо вовсе в траве валяются. Подскочил он к Саньке и пнул его ещё раз, Санька взвыл, кинулся на старшего. Зазвенел чайник, брызнули из него ягоды. Бьются братья Левонтьевы, катаются, все ягоды раздавили.

После драки и у старшего опустились руки. Принялся он собирать просыпанные давленые ягоды, и в рот их.

– Вам можно, а мне нельзя? – зловеще спрашивал он, пока не съел всё, что удалось собрать.

Вскоре братья Левонтьевы как-то незаметно помирились, перестали обзываться и решили сходить к малой сечке побрызгаться.

Мне тоже хотелось побрызгаться, но я не решался пойти с увала к речке. Санька стал кривляться:

– Бабушки Петровны испугался! Эх ты… – И Санька назвал меня нехорошим, обидным словом. Он много знал таких слов. Я тоже знал их, научился у Левонтьевских ребят, но боялся, а может, и стеснялся их употреблять, и сказал только:

– Зато мне баба пряника конём купит!

– Я?

– Ты!

– Жадный?

– Жадный!

– А хочешь, все ягоды съем?! – сказал я это и сразу покаялся, понял, что попался на уду. Исцарапанный, с шишками на голове от драк и разных других причин, с цыпками на руках и ногах, Санька был вреднее и злее всех Левонтьевских ребят.

– Слабо! – сказал он.

– Мне слабо? – хорохорился я, искоса глядя в туесок. Там было ягод уже выше середины. – Мне слабо? – повторял я гаснущим голосом и, чтобы не спасовать, не струсить, не опозориться, решительно вытряхнул ягоды в траву: – Вот! Ешьте вместе со мной!

Навалилась Левонтьевская орда, и ягоды вмиг исчезли.

Мне досталось всего несколько ягодок. Грустно. Но я уже сделался отчаянным, махнул на все рукой. Я мчался вместе с ребятишками к речке и хвастался:

– Я ещё у бабушки калач украду!

Ребята поощряли меня, давай, мол, и не один калач, может, мол, ещё шанег прихватишь либо пирог.

– Ладно! – с воодушевлением кричал я.

Мы брызгались из речки студёной водой, бродили по ней и руками ловили пищуженца-подкаменщика, Санька ухватил эту мерзкую на вид рыбину, назвал её срамно, и мы растерзали её на берегу за некрасивый вид. Потом пуляли камнями в пролетающих птичек и подшибли стрижа. Мы отпаивали стрижа водой из речки, но он пускал в речку кровь, а воды проглотить не мог и умер, уронив голову. Мы похоронили стрижа и скоро забыли о нём, потому что занялись захватывающим, жутким делом – забегали в устье холодной пещеры, где жила (это в деревне доподлинно знали) нечистая сила. Дальше всех в пещеру забежал Санька. Его и нечистая сила не брала!

Так интересно и весело мы провели весь день, и я совсем уж забыл про ягоды. Но настала пора возвращаться домой. Мы разобрали посуду, спрятанную под деревом.

– Задаст тебе Катерина Петровна! Задаст! – хихикнул Санька. – Ягоды-т мы съели. Ха-ха! Нарошно съели! Ха-ха! Нам-то ништяк! Хо-хо! А тебе-то ха-ха!..

Я и сам знал, что им-то, Левонтьевским, «хо-хо!», а мне «ха-ха!» Бабушка моя, Катерина Петровна, – не тётка Василиса.

Жалко плёлся я за Левонтьевскими ребятишками из лесу. Они бежали впереди меня и гурьбой гнали по дороге ковшик без ручки. Ковшик звякал, подпрыгивал на камнях, и от него отскакивали остатки эмалировки.

– Знашь чё? – поговорив с братанами, обернулся ко мне Санька. – Ты в туес травы натолкай, а сверху ягод – и готово дело! «Ой, дитятко моё! – принялся с точностью передразнивать мою бабушку Санька. – Пособил тебе восподь, сиротинке, пособи-ил». – И подмигнул мне бес-Санька, и помчался дальше, вниз с увала.

А я остался.

Утихли голоса Левонтьевских ребятишек внизу за огородами. Я стоял с туеском, один на обрывистом увале, один в лесу, и мне было страшно. Правда, деревню здесь слышно. А всё же тайга, пещера недалеко, и в ней нечистая сила.

Повздыхал, повздыхал, чуть было не всплакнул даже и принялся рвать траву. Набрал ягод, заложил верх туеска, получилось даже с копной.

– Дитятко ты моё! – запричитала бабушка, когда я, замирая от страха, передал ей посудину свою. – Восподь тебе, сиротинке, пособи-ил. Уж куплю я тебе пряник да самый большущий. И пересыпать ягодки твои не стану к своим, а; прямо в этом туеске увезу…

Отлегло маленько. Я думал, сейчас бабушка обнаружит моё мошенничество, даст мне за это, что полагается, и уже отрешённо приготовился к каре за содеянное злодейство.

Но обошлось. Всё обошлось. Бабушка отнесла мой туесок в подвал, ещё раз похвалила меня, дала есть, и я подумал, что бояться мне пока нечего и жизнь не так уж худа.

Побежал играть на улицу, и там дёрнуло меня сообщить обо всём Саньке.

– А я расскажу Петровне! А я расскажу!..

– Не надо, Санька!

– Принеси калач, тогда не расскажу.

Я пробрался тайком в кладовку, вынул из ларя калач и принёс его Саньке под рубахой. Потом ещё принёс, потом ещё, пока Санька не нажрался.

«Бабушку надул, калачи украл! Что только будет?» – терзался я ночью, ворочаясь на полатях. Сон не брал меня, как окончательно и вконец запутавшегося преступника.

– Ты чего там елозишь? – хрипло спросила из темноты бабушка. – В речке, небось, опять бродил? Ноги, небось, болят?

– Не-е, – жалко откликнулся я, – сон приснился…

– Ну, спи с богом. Спи, не бойся. Жизнь страшнее снов, батюшко… – уже невнятно бормотала бабушка.

«А что если разбудить её и всё-всё рассказать?»

Я прислушался. Снизу доносилось трудное дыхание утомлённого старого человека. Жалко будить бабушку. Ей рано вставать. Нет уж, лучше я не буду спать до утра, скараулю бабушку, расскажу ей обо всём – и про туесок, и про калачи, и про всё, про всё…

От этого решения мне стало легче, и я не заметил, как закрылись глаза. Возникла Санькина немытая рожа, а потом замелькала земляника, и засыпала, завалила она и Саньку, и всё на этом свете.

На полатях запахло сосняком, ягодами, и пришли ко мне неповторимые детские сны. В этих снах часто с замиранием сердца падаешь вниз. Говорят – оттого, что растёшь.

Дедушка был на заимке, километрах в пяти от села, в устье реки Маны. Там у нас была посеяна полоска ржи, полоска овса и полоска картофеля. О колхозах тогда ещё только начинались разговоры, и селяне наши пока жили единолично. У дедушки на заимке я очень любил бывать. Спокойно у него там, обстоятельно как-то. Может, оттого, что дедушка никогда не шумит и даже работает тихо, неторопливо, но очень уёмисто и податливо.

Ах, если бы заимка была ближе! Я бы ушёл, скрылся. Но пять километров для меня тогда были огромным, непреодолимым расстоянием. И Алёшки, моего двоюродного глухонемого братишки, нет. Недавно приезжала Августа, его мать, и забрала Алёшку с собой на сплавной участок, где она работала.

Слонялся я, слонялся по пустой избе и ничего другого не смог придумать, как податься к Левонтьевским.

– Уплыла Петровна? – весело ухмыльнулся Санька и цыркнул слюной на пол в дырку меж передних зубов. У него в этой дырке запросто мог поместиться ещё один зуб, и мы страшно завидовали этой Санькиной дырке. Как он сквозь неё плевал!

Санька собирался на рыбалку и распутывал леску. Малые Левонтьевские ходили возле скамеек, ползали, ковыляли просто так на кривых ногах. Санька раздавал затрещины направо и налево за то, что малые лезли под руку и путали леску.

– Крючка нету, – сердито сказал он, – проглотил, должно, который-то.

– Помрёт!

– Ништяк, – успокоил меня Санька. – Дал бы ты крючок, я бы тебя на рыбалку взял.

– Идёт! – я обрадовался и помчался домой, схватил удочку, хлеба, и мы подались к каменным бычкам, за поскотину, спускавшуюся прямо в Енисей ниже села.

Старшего Левонтьевского сегодня не было. Его взял с собою на «бадоги» отец, и Санька командовал напропалую. Поскольку был он сегодня старшим и чувствовал большую ответственность, то уж не задирался почти и даже усмирял «народ», если тот принимался драться…

У бычков Санька поставил удочки, наживил червяков, поплевал на них и закинул лески.

– Ша! – сказал Санька, и мы замерли.

Долго не клевало. Мы устали ждать, и Санька прогнал нас искать кислицу – щавель, чеснок береговой и редьку дикую.

Левонтьевские ребятишки умели пропитаться «от земли», ели всё, что бог пошлёт, ничем не брезговали, и оттого были все краснорожие, сильные, ловкие, особенно за столом.

Пока мы собирали пригодную для жратвы зелень, Санька вытащил двух ершей, одного пескаря и белоглазого ельца.

Развели огонь на берегу. Санька вздел на палочки рыб и начал их жарить.

Рыбки были съедены без соли и почти сырые. Хлеб мой ребятишки ещё раньше смолотили и занялись кто чем: вытаскивали из норок стрижей, «блинали» каменными плиточками по воде, пробовали купаться, но вода была ещё холодная, и все быстро выскочили из реки – отогреваться у костра. Отогрелись и повалились в ещё низкую траву.

День был ясный, летний. Сверху пекло. Возле поскотины огнисто полыхали цветы-жарки, в ложке, под берёзами и боярками клонились к земле рябенькие кукушкины слёзки. На длинных хрустких стеблях болтались из стороны в сторону синие колокольчики, и, наверное, только пчёлы слышали, как они звенели. Возле муравейника на обогретой земле лежали полосатые цветки граммофончики, и в голубой их рупор совали головы шмели. Они надолго замирали, выставив мохнатые зады, должно быть, заслушивались музыкой. Берёзовые листья блестели, осинник сомлел от жары, не трепыхался. Боярка доцветала и сорила в воду, сосняк окурен прозрачной дымкой. Над Енисеем чуть мерцало. Сквозь это мерцание едва проглядывали красные жерла известковых печей, полыхавших по ту сторону реки. Леса на скалах стояли неподвижно, и железнодорожный мост в городе, видимый из нашей деревни в ясную погоду, колыхался тонкою паутинкой и, если долго смотреть на него, вовсе разрушался, падал.

Оттуда, из-за моста должна приплыть бабушка. Что только будет? И зачем, зачем я так сделал?! Зачем послушал Левонтьевских?

Вон как хорошо было жить! Ходи, бегай и ни о чём не думай. А теперь? Может, лодка опрокинется и бабушка утонет? Нет, уж лучше пусть не опрокидывается. Моя мать утонула. Чего хорошего? Я нынче сирота. Несчастный человек. И пожалеть меня некому. Левонтий только пьяный пожалеет и всё, а бабушка только кричит да нет-нет и поддаст – у неё не задержится. И дедушки нет. Не заимке он, дедушка. Он бы не дал меня в обиду. Бабушка кричит нa него: «Потатчик! Своих всю жизнь потакал, теперь этого!..»

«Дедушка, ты дедушка, хоть бы ты в баню мыться приехал, хоть бы просто так приехал и взял бы меня с собою!»

– Ты чего нюнишь? – наклонился ко мне Санька с озабоченным видом.

– Ништяк! – утешил меня Санька. – Не ходи домой и всё! Заройся в сено и притаись. Петровна видела у твоей матери глаз приоткрытый, когда её хоронили. Боится теперь, что и ты тоже утонешь. Вот она закричит, запричитает: «Утону-у-ул мой дитятко, спокинул меня сироти-иночка», а ты тут как тут…

– Не буду так делать! – запротестовал я. – И слушаться тебя не буду!..

– Ну и чёрт с тобой! Тебе же лучше хотят… Во! Клюнуло! У тебя клюнуло! Тяни!

Я скатился с яра вниз, переполошил стрижей в дырках и рванул удочку. Попался окунь. Потом ещё окунь. Потом ёрш. Подошла рыба, начался клёв. Мы наживляли червяков, закидывали.

– Не перешагивай через удилище! – суеверно орал Санька на совсем ошалевших от восторга Левонтьевских малышей и таскал рыбёшек. Малыши надевали их на ивовый прут и опускали в воду.

Вдруг за ближним каменным бычком защёлкали о дно кованые шесты, и из-за мыска показалась лодка. Трое мужиков разом выбрасывали из воды шесты. Сверкнув отшлифованными наконечниками, шесты разом падали в воду, и лодка, зарывшись по самые обводы в реку, рвалась вперёд, откидывая на стороны волны.

Ещё взмах шестов, перекидка руки, толчок – и лодка ближе, ближе. Вот уж кормовой давнул шестом, и лодка кивнула носом в сторону от наших удочек. И тут я увидел сидящего на беседке ещё одного человека. Полушалок на голове, концы его пропущены под мышки, крест на крест завязаны на спине. Под полушалком крашеная в бордовый цвет кофта, которая вынималась из сундука только по случаю поездки в город и по большим праздникам…

Ведь это ж бабушка!

Рванул я от удочек прямо к яру, подпрыгнул, ухватился за траву и повис, засунув большой палец ноги в стрижиную норку. Тут подлетел стриж, тюкнул меня по голове, и я упал вниз, на комья глины. Соскочил и ударился бежать по берегу прочь от лодки.

– Ты куда?! Стой! Стой, говорю! – крикнула бабушка.

Я мчался во весь дух.

– Я-а-авишься, я-а-авишься домой, мошенник! – нёсся вслед мне голос бабушки. А мужики поддали жару, крикнув:

– Держи его!

И я не заметил, как оказался на верхнем конце деревни.

Тут только я обнаружил, что наступил уже вечер, и волей-неволей надо возвращаться домой. Но я не хотел домой и на всякий случай подался к двоюродному братишке Ваньке, жившему здесь, на верхнем краю села.

Мне повезло. Возле дома Кольчи-старшего, Ванькиного отца, играли в лапту. Я ввязался в игру и пробегал до темноты.

Появилась тётя Феня, Ванькина мать, и спросила меня:

– Ты почему домой не идёшь?

Бабушка ведь потеряет тебя?

– Не-е, – беспечно ответил я. – Она в город уплыла. Может, ночует там.

Тогда тётя Феня предложила мне поесть, и я с радостью смолотил всё, что она мне дала. А тонкошеий молчун Ванька попил варёного молока, и мать сказала ему:

– Всё на молочке да на молочке. Глади вон, как ест парнишка, и оттого крепок.

Я уже надеялся, что тётя Феня и ночевать меня оставит, но она ещё порасспрашивала, порасспрашвала обо всём, затем взяла меня за руку и отвела домой.

В доме уже не было свету. Тётя Феня постучала в окно. Бабушка крикнула: «Не заперто». Мы вошли в тёмный и тихий дом, где только и слышалось многокрылое жужжание бьющихся о стекло мух, пауков да ос.

Тётя Феня оттеснила меня в сени и втолкнула в пристроенную к сеням кладовку. Там была налажена постель из половиков и старого седла в головах – на случай, если днём кого-то сморит жара и ему захочется отдохнуть в холодке.

Я зарылся в половики, притих.

Тётя Феня и бабушка о чём-то разговаривали в избе. В кладовке пахло отрубями, пылью и сухой травой, натыканной во все щели и под потолком. Трава эта всё чего-то пощёлкивала да потрескивала, и оттого, видно, в кладовке было немного таинственно и жутковато.

Под полом одиноко и робко скреблась мышь, голодающая из-за кота. На селе утверждалась тишина, прохлада и ночная жизнь. Убитые дневною жарой собаки приходили в себя, вылазили из-под сеней, крылец, конур и пробовали голоса. У моста, что проложен через малую речку, пиликала гармошка. На мосту у нас собирается молодёжь, пляшет там и поёт. У дяди Левонтия спешно рубили дрова. Должно быть, дядя Левонтий принёс чего-то на варево. У кого-то Левонтьевские «сбодали» жердь? Скорее всего, у нас. Есть им время сейчас идти далеко.

Ушла тётя Феня, плотно прикрыв дверь в сенцах. Воровато прошмыгнул под крыльцо кот, и под полом стихла мышь. Стало совсем темно и одиноко. В избе не скрипели половицы, не ходила бабушка. Устала, должно быть. Мне сделалось холодно. Я свернулся калачиком и уснул.

Проснулся я от солнечного луча, пробившегося в мутное окошко кладовки. В луче мошкой мельтешила пыль, откуда-то наносило заимкой, пашнею. Я огляделся, и сердце моё радостно встрепенулось – на меня был накинут дедушкин старенький полушубок. Дедушка приехал ночью! Красота!

Я прислушался. На кухне бабушка громко и с возмущением рассказывала:

– …культурная дамочка, в шляпке. Говорит: «Я у вас эти вот ягоды все куплю». Я говорю: «Пожалуйста, милости прошу. Ягодки-то, говорю, сиротинка горемышный собирал…»

Тут я, кажется, провалился сквозь землю вместе с бабушкой и уже не мог разобрать последних слов, потому что закрылся полушубком, забился в него, чтобы помереть скорее.

Но сделалось жарко, глухо, стало невмоготу дышать, и я открылся.

– …своих вечно потачил! – шумела бабушка. – Теперь этого! А он уж мошенничает! Что потом из него будет? Катаржанец будет! Вечный арестант будет! Я вот ещё Левонтьевских в оборот возьму! Это ихняя грамота!..

– Не спишь ведь, не спишь! Всё-о вижу!

Но я не сдавался. Забежала в дом бабушкина племянница, спросила, как бабушка сплавала в город. Бабушка сказала, что слава тебе господи, и тут же принялась рассказывать:

– Мой-то, малой-то! Чего утворил!..

В это утро к нам приходило много людей, и всем бабушка говорила: «А мой-то, малой-то!..»

Бабушка ходила взад-вперёд, поила корову, выгоняла её к пастуху, делала разные свои дела и всякий раз, проходя мимо дверей кладовки, кричала:

– Не спишь ведь, не спишь! Я всё-о вижу!

В кладовку завернул дедушка, вытянул из-под меня кожаные вожжи и подмигнул: «Ничего, дескать, не робей». Я зашмыгал, носом. Дед погладил меня по голове, и так долго копившиеся слёзы хлынули потоком.

– Ну что ты, что ты? – успокаивал меня дед, обирая большой, жёсткой и доброй рукою слёзы с моего лица. – Чего же голодный-то лежишь? Попроси прощенья… Ступай, ступай, – легонько подтолкнул меня дед.

Придерживая одной рукой штаны, а другую прижав локтем к глазам, я ступил в избу и завёл:

– Я больше… Я больше… Я больше… – и ничего дальше сказать не мог.

– Ладно уж, умывайся да садись трескать! – всё ещё непримиримо, но уже без грозы, без громов сказала бабушка.

Я покорно умылся. Долго и очень тщательно утирался рушником, то и дело содрогаясь от всё ещё непрошедших всхлипов, и присел к столу. Дед возился на кухне, сматывал на руку вожжи, ещё чего-то делал. Чувствуя его незримую и надёжную поддержку, я взял со стола краюху и стал есть всухомятку. Бабушка одним махом плеснула молока в бокал и со стуком поставила посудину передо мной:

– Ишь ведь какой смирненький! Ишь ведь какой тихонький, и молочка не попросит!..

Дед мне подморгнул – терпи, дескать. Я и без него знал – боже упаси сейчас перечить бабушке или даже подать голос. Она должна высказаться, должна разрядиться.

Долго бабушка обличала меня и срамила. Я ещё раз раскаянно заревел. Она ещё раз прикрикнула на меня.

Но вот выговорилась бабушка. Ушёл куда-то дед. Я сидел, разглаживал заплатку на штанах, вытягивал из неё нитки. А когда поднял голову, увидел перед собой…

Я зажмурился и снова открыл глаза. Ещё раз зажмурился, ещё раз открыл. По замытому, скоблёному кухонному столу, как по огромной земле с пашнями, лугами и дорогами, на розовых копытцах скакал белый конь с розовою гривой. А от печки слышался сердитый голос:

– Бери, бери, чего смотришь?! Глядишь, за это ещё когда обманешь бабушку…

Сколько лет с тех пор прошло! Уж давно нет на свете бабушки, нет и дедушки. А я всё не могу забыть того коня с розовой гривой, того бабушкиного пряника.

г. ЧУСОВОЙ,

Пермской обл.

Краткое содержание рассказа В. Астафьева «Конь с розовой гривой»

Бабушка послала меня на увал за земляникой вместе с соседскими ребятишками. Пообещала: если наберу полный туесок, она продаст мои ягоды вместе со своими и купит мне «пряник конём». Пряник в виде коня с гривой, хвостом и копытами, облитыми розовой глазурью, обеспечивал почёт и уважение мальчишек всей деревни и был их заветной мечтой.

На увал я пошёл вместе с детьми нашего соседа Левонтия, который работал на лесозаготовках. Примерно раз в пятнадцать дней «Левонтий получал деньги, и тогда в соседнем доме, где были одни ребятишки и ничего больше, начинался пир горой», а жена Левонтия бегала по селу и отдавала долги.

В такие дни я всеми способами пробирался к соседям. Бабушка не пускала. «Нечего этих пролетариев объедать», — говорила она. У Левонтия меня охотно принимали и жалели как сироту. Заработанные соседом деньги кончались быстро, и тётка Васёна снова бегала по селу, одалживала.

Жило левонтьевское семейство бедно. Вокруг их избы не было никакого хозяйства, даже мылись они у соседей. Каждую весну они окружали дом жалким тыном, и каждую осень он шёл на растопку. На бабушкины попрёки Левонтий, бывший матрос, отвечал, что «любит слободу».

С левонтьевскими «орлами» я и пошёл на увал, зарабатывать на коня с розовой гривой. Я уже набрал несколько стаканов земляники, когда левонтьевские ребята затеяли драку — старший заметил, что остальные собирают ягоды не в посуду, а в рот. В результате вся добыча была рассыпана и съедена, а ребята решили спуститься к Фокинской речке. Тут-то они и заметили, что у меня земляника осталась. Съесть её меня «на слабо» подбил левонтьевский Санька, после чего я вместе с остальными отправился на речку.

О том, что посуда моя пуста, я вспомнил только к вечеру. Возвращаться домой с пустым туеском было стыдно и боязно, «бабушка моя, Катерина Петровна, не тётка Васёна, от неё враньём, слезами и разными отговорками не отделаешься». Санька меня и научил: натолкать в туес травы, а сверху рассыпать горсть ягод. Вот эту «обманку» я и принёс домой.

Бабушка меня долго хвалила, а ягоды пересыпать не стала — решила прямо в туеске в город на продажу везти. На улице я рассказал всё Саньке, и он потребовал от меня калач — как плату за молчание. Одним калачом я не отделался, таскал, пока Санька не наелся. Ночью я не спал, мучился — и бабушку обманул, и калачи украл. Наконец, решил утром встать и во всём признаться.

Проснувшись, я обнаружил, что проспал — бабушка уже уехала в город. Я жалел, что дедушкина заимка так далеко от села. У дедушки хорошо, тихо, и он бы меня в обиду не дал. От нечего делать я пошёл с Санькой на рыбалку. Через некоторое время я увидел большую лодку, выплывающую из-за мыса. В ней сидела бабушка и грозила мне кулаком.

Домой я вернулся только к вечеру и сразу юркнул в кладовку, где была «налажена» временная «постель из половиков и старого седла». Свернувшись калачиком, я жалел себя и вспоминал о маме. Как и бабушка, она ездила в город торговать ягодой. Однажды перегруженная лодка перевернулась и мама утонула. «Ее затянуло под сплавную бону», где она зацепилась косой. Я вспомнил, как мучилась бабушка, пока река не отпустила маму.

Проснувшись утром, я обнаружил, что с заимки вернулся дедушка. Он зашёл ко мне и велел попросить у бабушки прощения. Вдоволь посрамив и пообличав, бабушка усадила меня завтракать, а после всем рассказывала, «чего утворил её малой».

А коня бабушка мне всё же привезла. С тех пор много лет прошло, «нет в живых дедушки, нет и бабушки, да и моя жизнь клонится к закату, а я всё не могу забыть бабушкиного пряника — того дивного коня с розовой гривой».

Прочитайте ещё один рассказ В. П. Астафьева — «Конь с розовой гривой». О каких людях продолжает рассказывать писатель, знакомя нас с их бытом, с привычками и особенностями их характеров?

Бабушка возвратилась от соседей и сказала мне, что левонтьевские ребятишки собираются на увал 1 по землянику, и велела сходить с ними.

Наберёшь туесок 2 . Я повезу свои ягоды в город, твои тоже продам и куплю тебе пряник.

Конём, баба?

Конём, конём.

Пряник конём! Это ж мечта всех деревенских малышей. Он белый-белый, этот конь. А грива у него розовая, хвост розовый, глаза розовые, копыта тоже розовые.

Бабушка никогда не позволяла таскаться с кусками хлеба. Ешь за столом, иначе будет худо. Но пряник — совсем другое дело.

Пряник можно засунуть под рубаху, бегать и слышать, как конь лягает копытами в голый живот. Холодея от ужаса — потерял! — хвататься за рубаху и со счастьем убеждаться, что тут он, конь-огонь!..

1 Увал — пологий холм, имеющий значительную протяжённость.

2 Туесок — берестяная корзинка с тугой крышкой.

С таким конём сразу почёту сколько, внимания! Ребята левонтьевские к тебе и так и эдак ластятся, и в чижа первому бить дают, и из рогатки стрельнуть, чтоб только им позволили потом откусить от коня либо лизнуть его.

Когда даёшь левонтьевскому Саньке или Таньке откусывать, надо держать пальцами то место, по которое откусывать положено, и держать крепко, иначе Танька или Санька так цапнут, что останется от коня хвост да грива.

Левонтий, сосед наш, работал на бадогах 3 вместе с Мишкой Коршуновым. Левонтий заготавливал лес на бадога, пилил его, колол и сдавал на известковый завод, что был супротив села по другую сторону Енисея.

Один раз в десять дней — а может, и в пятнадцать, я точно не помню — Левонтий получал деньги, и тогда в доме Левонтьевых, где были одни ребятишки и ничего больше, начинался пир горой.

Какая-то неспокойность, лихорадка, что ли, охватывала тогда не только левонтьевский дом, но и всех соседей. Ранним ещё утром к бабушке забегала Левонтьиха, тётка Васеня, запыхавшаяся, загнанная, с зажатыми в горсти рублями.

Да постой ты, чумовая! — окликала её бабушка. — Сосчитать ведь надо!

Тётка Васеня покорно возвращалась, и пока бабушка считала деньги, она перебирала босыми ногами, ровно горячий конь, готовый рвануть, как только приотпустят вожжи.

3 Бадога — длинные поленья.

Бабушка считала обстоятельно и долго, разглядывая каждый рубль. Сколько я помню, больше семи или десяти рублей из «запасу» на чёрный день бабушка никогда Левонтьихе не давала, потому как весь этот «запас», кажется, состоял из десяти. Но и при такой малой сумме заполошная 4 Васеня умудрялась обсчитаться на рубль, а то и на тройку.

Ты как с деньгами-то обращаешься, чучело безглазое! — напускалась бабушка на соседку. — Мне рупь! Другому рупь! Это что же получится?

Но Васеня опять юбкой вихрь взмётывала и укатывалась:

Передала ведь!

Бабушка ещё долго поносила Левонтьиху, самого Ле-вонтия, била себя руками по бёдрам, плевалась, а я подсаживался к окну и с тоской глядел на соседский дом.

Стоял он сам собою, на просторе, и ничего-то ему не мешало смотреть на свет белый кое-как застеклёнными окнами — ни забор, ни ворота, ни сенцы, ни наличники, ни ставни.

Весною левонтьевское семейство ковыряло маленько землю вокруг дома, возводило изгородь из жердей, хворостин, старых досок. Но зимой всё это постепенно исчезало в утробе русской печки, раскорячившейся посреди избы.

Танька левонтьевская так говаривала, шумя беззубым ртом, обо всём ихнем заведенье:

Зато как папа шурунёт нас — бегишь и не запнешша! Сам дядя Левонтий в тёплые вечера выходил на улицу в штанах, державшихся на единственной медной пуговице с двумя орлами, и в бязевой рубахе вовсе без пуговиц. Садился на истюканный топором чурбак, изображавший крыльцо, курил, смотрел, и если моя бабушка корила его в окно за безделье, перечисляла работу, которую он должен был, по её разумению, сделать в доме и вокруг дома, дядя Левонтий только благодушно почёсывался:

Я, Петровна, слободу люблю! — и обводил рукой вокруг себя. — Хорошо! Как на море! Ничто глаз не угнетат!

4 Заполошная — суетливая.

Дядя Левонтий плавал когда-то по морям, любил море, а я любил его. Главная цель моей жизни была — прорваться в дом Левонтия после его получки. Сделать это не так-то просто. Бабушка знает все мои повадки.

Нечего куски выглядывать! — гремела она. — Нечего этих пролетарьев объедать, у них самих в кармане — вошь на аркане.

Но если мне удаётся ушмыгнуть из дома и попасть к левонтьевским, то уж всё: тут уж я окружён бываю редкостным вниманием, тут мне полный праздник.

Выдь отсюдова! — строго приказывал пьяненький дядя Левонтий кому-нибудь из своих парнишек. И пока кто-либо из них неохотно вылезал из-за стола, пояснял детям это действие уже обмякшим голосом: — Он сирота, а вы всё ж при родителях! — И, жалостно глянув на меня, тут же взрёвывал: — Мать-то ты хоть помнишь? — Я утвердительно кивал головой, и тогда дядя Левонтий горестно облокачивался на руку, кулачищем растирал по лицу слёзы, вспоминал: — Бадога с ней по один год кололи-и-и! — И совсем уж разрыдавшись: — Когда ни придёшь… ночь, полночь… «Пропа… пропащая ты голова, Левонтий!» -скажет и… опохмели-и-ит…

Тут тётка Васеня, ребятишки дяди Левонтия и я вместе с ними ударялись в рёв, и до того становилось жалостно в избе, и такая доброта охватывала людей, что всё-всё высыпалось и вываливалось на стол, и все наперебой угощали меня и сами ели уж через силу.

Поздно вечером либо совсем уж ночью дядя Левонтий задавал один и тот же вопрос: «Что такое жисть?!» — после чего я хватал пряники, конфеты, ребятишки левон-тьевские тоже хватали что попало под руки и разбегались кто куда. Последней ходу задавала Васеня. И бабушка моя «привечала» её до утра. Левонтий бил остатки стёкол в окнах, ругался, гремел, плакал.

На следующее утро он стеклил окна, ремонтировал скамейки, стол, затем, полный мрака и раскаяния, отправлялся на работу. Тётка Васеня дня через три-четыре опять ходила по соседям и уже не взмётывала юбкою вихрь. Она снова занимала денег, муки, картошек — чего придётся…

Вот с ребятишками дяди Левонтия и отправился я по землянику, чтобы трудом своим заработать пряник. Ребятишки несли бокалы с отбитыми краями, старые, наполовину изодранные на растопку берестяные туески, а у одного парнишки был ковшик без ручки. Левонтьевские орлы бросали друг в друга посудой, барахтались, раза два принимались драться, плакали, дразнились. По пути они заскочили в чей-то огород и, поскольку там ещё ничего не поспело, напластали беремя луку-батуна, наелись до зелёной слюны, а недоеденный побросали. Оставили всего несколько перышек на свистульки. В обкусанные перья они пищали всю дорогу, и под музыку мы скоро пришли в лес, на каменистый увал.

Тут все перестали пищать, рассыпались по увалу и начали брать землянику, только-только ещё поспевающую, белобокую, редкую и потому особенно радостную и дорогую.

Я брал старательно и скоро покрыл дно аккуратненького туеска стакана на два-три. Бабушка говаривала: главное, мол, в ягодах — закрыть дно посудины. Вздохнул я с облегчением и стал собирать ягоды скорее, да и попадалось их выше по увалу больше и больше.

Левонтьевские ребятишки сначала ходили тихо. Лишь позвякивала крышка, привязанная к медному чайнику. Чайник этот был у старшого парнишки, и побрякивал он, чтобы мы слышали, что старшой тут, поблизости, и бояться нам нечего и незачем.

Вдруг крышка чайника забренчала нервно, послышалась возня.

Ешь, да? Ешь, да? А домой чё? — спрашивал старшой и давал кому-то пинка после каждого вопроса.

А-га-а-а-а! — запела Танька. — Санька тоже пожрал, так ничего-о-о-о…

Попало и Саньке. Он рассердился, бросил посудину и свалился в траву. Старшой брал, брал ягоды, и видать, обидно ему сделалось. Берёт он, старшой, ягоды, для дома старается, а те вот жрут ягоды либо вовсе на траве валяются. Подскочил старшой и пнул Саньку ещё раз. Санька взвыл, кинулся на старшого. Зазвенел чайник, брызнули из него ягоды. Бьются братья Левонтьевы, катаются по земле, всю землянику раздавили.

После драки у старшого опустились руки. Принялся он собирать просыпанные, давленые ягоды — ив рот их, в рот.

Значит, вам можно, а мне, значит, нельзя? Вам можно, а мне, значит, нельзя? — зловеще спрашивал он, пока не съел всё, что удалось собрать.

Вскоре братья Левонтьевы как-то незаметно помирились, перестали обзываться и решили сходить к Малой речке побрызгаться.

Мне тоже хотелось побрызгаться, но я не решался уйти с увала, потому как ещё не набрал полную посудину.

Бабушки Петровны испугался! Эх ты! — закривлялся Санька.

Зато мне бабушка пряник конём купит!

Может, кобылой? — усмехнулся Санька. Он плюнул себе под ноги и что-то быстро смекнул: — Скажи уж лучше — боишься её, и ещё жадный!

А хочешь, все ягоды съем? — сказал я это и сразу покаялся: понял, что попал на уду.

Исцарапанный, с шишками на голове от драк и разных других причин, с цыпками на руках и ногах, с красными окровенелыми глазами, Санька был вреднее и злее всех левонтьевских ребят.

Слабо! — сказал он.

Мне слабо? — хорохорился я, искоса глядя в туесок. Там было ягод уже выше середины. — Мне слабо? — повторял я гаснущим голосом и, чтобы не спасовать, не струсить, не опозориться, решительно вытряхнул ягоды в траву: — Вот! Ешьте вместе со мной!

Навалилась левонтьевская орда, и ягоды вмиг исчезли. Мне досталось всего несколько малюсеньких ягодок. Жалко ягод. Грустно. Но я напустил на себя отчаянность, махнул на всё рукой. Всё равно уж теперь! Я мчался вместе с левонтьевскими ребятишками к речке и хвастался:

Я ещё у бабушки калач украду!

Ребята поощряли меня: дескать, действуй, и не один калач неси. Может, ещё шанег 5 прихватишь либо пирог.

Мы брызгались из речки студёной водой, бродили по ней и руками ловили подкаменщика. Санька ухватил эту мерзкую на вид рыбину, и мы растерзали её на берегу за некрасивый вид. Потом пуляли камнями в пролетающих птичек и подшибли стрижа. Мы отпаивали стрижа водой из речки, но он пускал в речку кровь, а воды проглотить не мог, и умер, уронив головку. Мы похоронили стрижа на берегу, в гальке, и скоро забыли о нём, потому что занялись захватывающим, жутким делом: забегали в устье холодной пещеры, где жила (это в селе доподлинно знали) нечистая сила. Дальше всех в пещеру забежал Санька. Его и нечистая сила не брала!

Это ещё чё! — хвалился Санька, воротившись из пещеры. — Я бы дальше побег, вглыбь побег бы, да босой я, а там змеев гибель.

Жмеев? — Танька отступила от устья пещеры и на всякий случай подтянула спадающие штанишки.

Домовниху с домовым видел, — продолжал рассказывать Санька.

Хлопуша! — срезал Саньку старшой. — Домовые на чердаке живут да под печкой.

1 Шаньга — так называют на Севере и в Сибири ватрушку — булочку с творогом.

Санька смешался было, однако тут же оспорил старшого:

Да тама какой домовой-то? Домашний. А тут пещерный. В мохе весь, серый, дрожмя дрожит — студёно ему. А домовниха худая, глядит жалобливо и стонет. Да меня не подманишь, подойди только — схватит и слопает. Я ей камнем в глаз залимонил!..

Может, Санька и врал про домовых, но всё равно страшно было слушать, и чудилось мне — кто-то в пещере всё стонет, всё стонет. Первой деранула от этого худого места Танька, а следом за нею и все ребята с горы посыпались. Санька свистнул, заорал, поддавая нам жару…

Так интересно и весело провели мы весь день, и я совсем уж забыл про ягоды. Но настала пора возвращаться домой. Мы разобрали посуду, спрятанную под деревом.

Задаст тебе Катерина Петровна! Задаст! — заржал Санька. — Ягоды-то мы съели… Ха-ха! Нарочно съели! Ха-ха! Нам-то ништяк! Ха-ха! А тебе-то хо-хо!..

Я и сам знал, что им-то, левонтьевским, «ха-ха», а мне «хо-хо». Бабушка моя, Катерина Петровна, — не тётка Васеня.

Тихо плёлся я за левонтьевскими ребятами из лесу. Они бежали впереди меня гурьбой и гнали по дороге ковшик без ручки. Ковшик звякал, подпрыгивая на камнях, и от него отскакивали остатки эмалировки.

Знаешь чё? — поговорив с братанами, вернулся ко мне Санька. — Ты в туес травы натолкай, а сверху ягод — и готово дело! «Ой, дитятко моё! — принялся с точностью передразнивать мою бабушку Санька. — Пособил тебе воспо-одь, сиротинке, пособил…» -И подмигнул мне бес Санька, и помчался дальше, вниз с увала.

Повздыхал, повздыхал я, даже чуть было не всплакнул, и принялся рвать траву. Нарвал, натолкал в туесок, потом насобирал ягод, заложил ими траву, получилось земляники даже с «копной».

Дитятко ты моё! — запричитала бабушка, когда я, замирая от страха, передал ей свою посудину. — Господь тебе, сиротинке, пособил!.. Уж куплю я тебе пряник, да самый большущий. И пересыпать ягодки твои не стану к своим, а прямо в этом туеске увезу…

Отлегло маленько.

Я думал, сейчас бабушка обнаружит моё мошенничество, даст мне что полагается, и уже приготовился к каре за содеянное злодейство.

Но обошлось. Всё обошлось. Бабушка унесла туесок в подвал, ещё раз похвалила меня, дала есть, и я подумал, что бояться мне пока нечего и жизнь не так уж худа.

Я поел и отправился на улицу играть, и там дёрнуло меня сообщить обо всём Саньке.

А я расскажу Петровне! А я расскажу!..

Не надо, Санька!

Принеси калач, тогда не расскажу.

Я пробрался тайком в кладовку, вынул из ларя калач и принёс его Саньке под рубахой. Потом ещё принёс, потом ещё, пока Санька не нажрался.

«Бабушку надул. Калачи украл. Что только будет?» — терзался я ночью, ворочаясь на полатях. Сон не брал меня, как окончательно запутавшегося преступника.

Ты чего там елозишь? — хрипло спросила из темноты бабушка. — В речке небось опять бродил? Ноги опять болят?

Не-е, — откликнулся я, — сон приснился…

Спи с Богом! Спи, не бойся. Жизнь страшнее снов, батюшке..

«А что, если разбудить её и всё-всё рассказать?»

Я прислушался. Снизу доносилось трудное дыхание

бабушки. Жалко её будить: устала она, ей рано вставать.

Нет уж, лучше я не буду спать до утра, скараулю бабушку, расскажу ей обо всём: и про туесок, и про домовниху с домовым, и про калачи, и про всё, про всё…

От этого решения мне стало легче, и я не заметил, как закрылись глаза. Возникла Санькина немытая рожа, а потом замелькала земляника, завалила она и Саньку, и всё на этом свете.

На полатях запахло сосняком, холодной таинственной пещерой…

Дедушка был на заимке 6 , километрах в пяти от села, в устье речки Маны. Там у нас была посеяна полоска ржи, полоска овса и полоска картошек.

О колхозах тогда ещё только начинались разговоры, и селяне наши пока жили единолично. У дедушки на заимке я любил бывать. Спокойно у него там, обстоятельно как-то. Может, оттого, что дедушка никогда не шумел и даже работал неторопливо, но очень уёмисто и податливо. Ах, если бы заимка была ближе! Я бы ушёл, скрылся. Но пять километров для меня были тогда огромным, непреодолимым расстоянием. И Алёшки, моего братана, нет. Недавно приезжала тётка Августа и забрала Алёшку с собой на лесоучасток, где она работала.

Слонялся я, слонялся по пустой избе и ничего другого не смог придумать, как податься к левонтьевским.

Уплыла Петровна? — усмехнулся Санька и цыркнул слюной в дырку меж передних зубов. У него в этой дырке мог поместиться ещё один зуб, и мы страшно завидовали этой Санькиной дырке. Как он в неё плевал!

Санька собирался на рыбалку и распутывал леску. Малые левонтьевские ходили возле скамеек, ползали, ковыляли на кривых ногах. Санька раздавал затрещины направо и налево за то, что малые лезли под руку и путали леску.

Крючка нету, — сердито сказал он. — Проглотил, должно, который-то.

6 Заимка — земельный участок вдали от села, освоенный (вспаханный) его владельцем.

Ништяк,- успокоил меня Санька. — У тебя много крючков, дал бы. Я б тебя на рыбалку взял.

Я обрадовался и помчался домой; схватил удочки, хлеба, и мы подались к каменным бычкам, за поскотину 7 , спускавшуюся прямо в Енисей ниже села.

Старшого левонтьевского сегодня не было. Его взял с собой «на бадоги» отец, и Санька командовал напропалую. Поскольку был он сегодня старшим и чувствовал большую ответственность, то уже не задирался почти и даже усмирял «народ», если тот принимался драться.

У бычков Санька поставил удочки, наживил червяков, поплевал на них и закинул лески.

Ша! — сказал Санька, и мы замерли.

Долго не клевало. Мы устали ждать, и Санька прогнал нас искать щавель, чеснок береговой и редьку дикую.

Левонтьевские ребята умели пропитаться «от земли» — всё ели, что Бог пошлёт, ничем не брезговали и оттого были краснокожие, сильные, ловкие, особенно за столом.

Пока мы собирали пригодную для жратвы зелень, Санька вытащил двух ершей, одного пескаря и белоглазого ельца.

Развели огонь на берегу. Санька вздел на палочки рыб и начал их жарить.

Рыбки были съедены почти сырые, без соли. Хлеб мой ребятишки ещё раньше смолотили и занялись кто чем: вытаскивали из норок стрижей, «блинали» каменными плиточками по воде, пробовали купаться, но вода была ещё холодная, и мы быстро выскочили из реки отогреваться у костра. Отогрелись и повалились в ещё низкую траву.

День был ясный, летний. Сверху пекло. Возле поскотины клонились к земле рябенькие кукушкины слёзки.

7 Поскотина — пастбище, выгон.

На длинных хрустких стеблях болтались из стороны в сторону синие колокольчики, и, наверное, только пчёлы слышали, как они звенели. Возле муравейника, на обогретой земле, лежали полосатые цветки-граммофончики, и в голубые их рупоры совали головы шмели. Они надолго замирали, выставив мохнатые зобы, — должно быть, заслушивались музыкой. Берёзовые листья блестели, осинник сомлел от жары. Боярка доцветала и сорила в воду. Сосняк был в синем куреве. Над Енисеем чуть мерцало. Сквозь это мерцание едва проглядывали красные жерла известковых печей, полыхающих по ту сторону реки. Леса на скалах стояли неподвижно, и железнодорожный мост в городе, видимый из нашего села в ясную погоду, колыхался тонким кружевцем, — и если долго смотреть на него, он истоншался и кружевце рвалось.

Оттуда, из-за моста, должна приплыть бабушка. Что только будет?! И зачем я так сделал? Зачем послушался левонтьевских?

Вон как хорошо было жить! Ходи, бегай и ни о чём не думай. А теперь? Может, лодка опрокинется и бабушка утонет? Нет, уж лучше пусть не опрокидывается. Моя мать утонула. Чего хорошего? Я нынче сирота. Несчастный человек. И пожалеть меня некому. Левонтий только пьяный жалеет, и всё. А бабушка только кричит да нет-нет и поддаст — у неё не задержится. И дедушки нет. На заимке он, дедушка. Он бы не дал меня в обиду. Бабушка и на него кричит: «Потатчик! Своим всю жизнь потакал, теперь этому!..»

«Дедушка ты, дедушка, хоть бы ты в баню мыться приехал и взял меня с собой!»

Ты чего нюнишь? — наклонился ко мне Санька с озабоченным видом.

Ништяк! — утешил меня Санька. — Не ходи домой, и всё! Заройся в сено и притаись. Петровна боится — вдруг ты утонешь. Вот она как запричитает: «Уто-ну-у-ул мой дитятко, спокинул меня, сиротиночка…» — ты тут и вылезешь!

Не буду так делать! И слушаться тебя не буду!..

Ну, и лешак с тобой! Об тебе ж стараются… Во! Клюнуло! У тебя клюнуло!

Я свалился с яра 1 , переполошив стрижей в дырках, и рванул удочку. Попался окунь. Потом ёрш. Подошла рыба, начался клёв. Мы наживляли червяков, закидывали.

Не перешагивай через удилище! — суеверно орал Санька на совсем ошалевших от восторга малышей и таскал, таскал рыбёшек.

Малыши надевали их на ивовый прут и опускали в воду.

Вдруг за ближним каменным бычком защёлкали по дну кованые шесты, и из-за мыса показалась лодка. Трое мужиков разом выбрасывали из воды шесты. Сверкнув отшлифованными наконечниками, шесты разом падали в воду, и лодка, зарывшись по самые обводы в реку, рвалась вперёд, откидывая на стороны волны.

Взмах шестов, перекидка рук, толчок, — лодка вспрыгнула носом, ходко подалась вперёд. Она ближе, ближе… Вот уж кормовой давнул шестом, и лодка кивнула в сторону от наших удочек. И тут я увидел сидящего на беседке ещё одного человека. Полушалок на голове, концы его пропущены под мышки, крест-накрест завязаны на спине. Под полушалком крашенная в бордовый цвет кофта. Вынималась эта кофта из сундука только по случаю поездки в город или по большим праздникам.

Да это ж бабушка!

Рванул я от удочек прямо к яру, подпрыгнул, ухватившись за траву, засунул большой палец ноги в стрижиную норку. Подлетел стриж, тюкнул меня по голове, и я упал на комья глины. Соскочил и ударился бежать по берегу, прочь от лодки.

8 Яр — здесь: крутой край оврага.

Ты куда?! Стой! Стой, говорю! — крикнула бабушка. Я мчался во весь дух.

Я-а-а-а-авишься, я-а-а-авишься домой, мошенник! — несся вслед мне голос бабушки.

А тут ещё мужики подстегнули.

Держи его! — крикнули, и я не заметил, как оказался на верхнем конце села.

Теперь только я обнаружил, что наступил уже вечер и волей-неволей надо возвращаться домой. Но я не хотел домой и на всякий случай подался к двоюродному братишке Кешке, дяди-Ваниному сыну, жившему здесь, на верхнем краю села.

Мне повезло. Возле дяди-Ваниного дома играли в лапту. Я ввязался в игру и пробегал до темноты. Появилась тётя Феня, Кешкина мать, и спросила меня:

Ты почему домой не идёшь? Бабушка потеряет тебя!

Не-е, — ответил я как можно бодрей и беспечней.- Она в город уплыла. Может, ночует там.

Тётя Феня предложила мне поесть, и я с радостью смолотил всё, что она мне дала.

А тонкошеий молчун Кешка попил варёного молока, и мать сказала ему:

Всё на молочке да на молочке. Гляди вон, как ест парнишка, и оттого крепок.

Я уже надеялся, что тётя Феня и ночевать меня оставит. Но она порасспрашивала, порасспрашивала меня обо всём, после чего взяла за руку и отвела домой.

В доме уже не было света. Тётя Феня постучала в окно. Бабушка крикнула: «Не заперто!» Мы вошли в тёмный и тихий дом, где только и слышалось многокрылое постукивание бабочек да жужжание бьющихся о стекло мух.

Тётя Феня оттеснила меня в сени и втолкнула в пристроенную к сеням кладовку. Там была налажена постель из половиков и старого седла в головах — на случай, если днём кого-то сморит жара и ему захочется отдохнуть в холодке.

Я зарылся в половик, притих, слушая.

Тётя Феня и бабушка о чём-то разговаривали в избе. В кладовке пахло отрубями, пылью и сухой травой, натыканной во все щели и под потолком. Трава эта всё чего-то пощёлкивала да потрескивала. Тоскливо было в кладовке. Темень была густа и шероховата, вся заполненная запахом и тайной жизнью.

Под полом одиноко и робко скреблась мышь, голодавшая из-за кота. И всё потрескивали сухие травы и цветы под потолком, открывали коробочки и сорили во тьму семечки.

На селе утверждалась тишина, прохлада и ночная жизнь. Убитые дневной жарой собаки приходили в себя, вылезали из-под сеней, крылец, из конур и пробовали голоса. У моста, что проложен через Малую речку, пиликала гармошка. На мосту у нас собирается молодёжь, пляшет там, поёт.

У дяди Левонтия спешно рубили дрова. Должно быть, дядя Левонтий принёс чего-то на варево. У кого-то левон-тьевские «сбодали» жердь… Скорее всего, у нас. Есть им время сейчас промышлять дрова далеко!..

Ушла тётя Феня и плотно прикрыла дверь в сенках. Воровато прошмыгнул по крыльцу кот. Под полом стихла мышь. Стало совсем темно и одиноко. В избе не скрипели половицы, не ходила бабушка. Устала, должно быть. Мне сделалось холодно. Я свернулся калачиком и стал дышать себе на грудь.

Проснулся я от солнечного луча, пробившегося в мутное окошко кладовой. В луче мошкой мельтешила пыль. Откуда-то наносило заимкой, пашней. Я огляделся, и сердце моё радостно подпрыгнуло: на меня был накинут дедушкин старенький полушубок. Дедушка приехал ночью! Красота!

На кухне бабушка громко, возмущённо рассказывала:

Культурная дамочка, в шляпке. Говорит: «Я у вас эти вот ягодки все куплю». — «Пожалуйста, милости прошу. Ягодки-то, говорю, сиротинка горемычный собирал…»

Тут я провалился сквозь землю вместе с бабушкой и уже не мог разобрать, что говорила она дальше, потому что закрылся полушубком, забился в него, чтобы умереть скорее. Но сделалось жарко, глухо, стало невмоготу дышать, и я открылся.

Своих вечно потачил! — шумела бабушка. — Теперь этому! А он уже мошенничает! Чё потом из него будет? Каторжанец будет! Вечный арестант будет! Я вот ещё левонтьевских в оборот возьму! Это ихняя грамота!..

Но я не сдавался. Забежала в дом бабушкина племянница, спросила, как бабушка сплавала в город. Бабушка сказала, что слава Богу, и тут же принялась рассказывать:

Мой-то малой-то!.. Чего утворил!..

В это утро к нам приходило много людей, и всем бабушка говорила: «А мой-то малой-то!»

Бабушка ходила взад-вперёд, поила корову, выгоняла её к пастуху, делала разные свои дела и всякий раз, пробегая мимо дверей кладовки, кричала:

Не спишь ведь, не спишь! Я всё-ё вижу!

«Конь с розовой гривой». Художник Т. Мазурин

В кладовку завернул дедушка, вытянул из-под меня кожаные вожжи и подмигнул: ничего, дескать, не робей! Я заширкал носом.

Дед погладил меня по голове, и так долго копившиеся слёзы хлынули безудержно из моих глаз.

Ну что ты, что ты! — успокаивал меня дед, обирая большой жёсткой рукой слёзы с моего лица. — Чего же голодный-то лежишь? Попроси прощенья… Ступай, ступай, — легонько подтолкнул меня дед в спину.

Придерживая одной рукой штаны, я принял другую к глазам, ступая в избу, и заревел:

Я больше… я больше… я больше…-И ничего дальше сказать не мог.

Ладно уж, умойся да садись трескать! — всё ещё непримиримо, но уже без грозы сказала бабушка.

Я покорно умылся, долго и очень тщательно утирался рушником, то и дело содрогаясь от всё ещё не прошедших всхлипов, и присел к столу. Дед возился на кухне, сматывал на руку вожжи, ещё что-то делал. Чувствуя его незримую и надёжную поддержку, я взял со стола краюху и стал есть всухомятку. Бабушка одним махом плеснула в бокал молока и со стуком поставила посудину передо мной.

Ишь ведь, какой смирненький! Ишь ведь, какой тихонький! И молочка не попросит!..

Дед мне подморгнул: терпи. Я и без него знал: Боже упаси сейчас перечить бабушке или сделать чего не так, не по её усмотрению. Она должна разрядиться, должна высказать всё, что у неё накопилось, душу отвести должна.

Долго бабушка обличала меня и срамила. Я ещё раз раскаянно заревел. Она ещё раз прикрикнула на меня.

Но вот выговорилась бабушка. Ушёл куда-то дед. Я сидел, разглаживал заплатку на штанах, вытягивая из неё нитки. А когда поднял голову, увидел перед собой…

Я зажмурился и снова открыл глаза. Ещё раз зажмурился, ещё раз открыл. По скоблёному кухонному столу, как по огромной земле с пашнями, лугами и дорогами, на розовых копытцах скакал белый конь с розовой гривой.

Бери, бери, чего смотришь? Глядишь, зато ещё когда обманешь бабушку…

Сколько лет с тех пор прошло! Сколько событий минуло!.. А я всё не могу забыть бабушкиного пряника — того дивного коня с розовой гривой.

В. П. Астафьев

События происходят в селе на берегу Енисея.

Бабушка пообещала внуку, что если он наберет в лесу туесок земляники, то она продаст ее в городе и купит ему пряник — белого коня с розовыми гривой и хвостом.

«Пряник можно сунуть под рубаху, бегать и слышать, как конь лягает копытами в голый живот. Холодея от ужаса — потерял, — хвататься за рубаху и со счастьем убеждаться— тут он, тут конь-огонь!»

Владельцу такого пряника от детей почет и уважение. Рассказывает мальчик (повествование ведется от первого лица) о «левонтьевских» ребятишках — детях соседа-лесозаготовщика.

Когда отец привозит деньги за лес, в доме пир горой. Жена Левонтия, тетка Васеня, «заполошная» — когда отдает долги, всегда передаст рубль, а то и два. Не любит считать деньги.

Бабушка их не уважает: несолидные они люди. Даже бани у них нет — моются в баньке у соседей.

Левонтий когда-то был моряком. Качал зыбку с младшеньким и пел песню:

Приплыл по акияну

Из Африки матрос,

Малютку облизьяну

Он в ящике привез…

В селе у всякой семьи «своя», коронная песня, которая глубже и полнее выражала чувства именно этой и никакой другой родни. «Я и поныне, как вспомню песню «Монах красотку полюбил», — так и вижу Бобровский переулок и всех бобровских, и мураши у меня по коже разбегаются от потрясенности».

Мальчик любит соседа, любит его песню про «облизьяну» и поплакать вместе со всеми над ее несчастной судьбой, любит попировать среди детишек. Бабушка сердится: «Нечего этих пролетарьев объедать!»

Однако Левонтий любил выпить, а выпивши, «бил остатки стекол в окнах,ругался, гремел, плакал.

На следующее утро он осколками стеклил окна, ремонтировал скамейки, стол и был полон раскаяния ».

С детьми дяди Левонтия герой отправился по землянику. Парнишки баловались, кидались друг в друга растрепанными берестяными туесками.

Старший (в этом походе) брат стал ругать младших, девочку и мальчика, за то, что они едят ягоды, а не собирают их для дома. Братья подрались, ягоды высыпались из медного чайника, куда их собирал старший.

Подавили в драке все ягоды.

Тогда и старший стал есть ягоды. «Исцарапанный, с шишками на голове от драк и разных других причин, с цыпками на руках и ногах, с красными окровенелыми глазами, Санька был вреднее и злее всех левонтьевских ребят».

А потом подбили и главного героя, на «слабо» взяли. Стараясь доказать, что он не жадина и не трус, мальчик высыпал свой почти полный туес на траву: «Ешьте!»

«Мне досталось всего несколько малюсеньких, гнутых ягодок с прозеленью. Жалко ягод. Грустно.

Тоска на сердце — предчувствует оно встречу с бабушкой, отчет и расчет. Но я напустил на себя отчаянность, махнул на все рукой — теперь уже все равно. Я мчался вместе с левонтьевскими ребятишками под гору, к речке, и хвастался:

— Я еще у бабушки калач украду!»

Хулиганство мальчишек жестокое: они поймали и растерзали рыбку «за некрасивый вид», убили ласточку камнем.

Санька забегает в темную пещеру и уверяет, что видел там нечистую силу — «пещерного домового».

Левонтьевские ребята издеваются над мальчиком: «Ох, влетит тебе от бабушки!» Они подучили его набить туесок травой, а сверху уложить слой ягод.

— Дитятко ты мое! — запричитала бабушка, когда я, замирая от страха, передал ей посудину. — Восподь тебе пособил, восподь! Уж куплю я тебе пряник, самый большущий. И пересыпать ягодки твои не стану к своим, прямо в этом туеске увезу…

Санька угрожает рассказать все бабушке и герою приходится украсть у своей единственной воспитательницы (он сирота) несколько калачей, чтобы Санька «нажрался».

Мальчик решает утром все рассказать бабушке. Но она рано утром уплыла в город продавать ягоды.

Герой идет с Санькой и младшими детьми на рыбалку, они ловят рыбу и жарят ее на костре. Вечно голодные дети съедают небогатый улов почти сырым.

Мальчик опять задумывается о своем проступке: «Зачем послушался левонтьевских? Вон как хорошо было жить… Может, лодка опрокинется и бабушка утонет? Нет уж, лучше пусть не опрокидывается. Мама утонула. Я нынче сирота. Несчастный человек. И пожалеть меня некому.

Левонтий только пьяный жалеет да еще дедушка — и все, бабушка только кричит, еще нет-нет да поддаст — у нее не задержится. Главное, дедушки нет. На заимке дедушка. Он бы не дал меня в обиду».

Тут опять начинает клевать рыба — да клюет хорошо. В самый разгар клева к месту рыбной ловли направляется лодка, где среди прочих сидит бабушка. Мальчик бросается наутек и отправляется к «двоюродному братишке Кеше, дяди Ваниному сыну, жившему здесь, на верхнем краю села».

Тетя Феня накормила мальчика, порасспрашивала обо всем, взяли за руку и отвела домой.

Она стала беседовать с бабушкой, а мальчик забился в кладовку.

Тетка ушла. «В избе не скрипели половицы, не ходила бабушка. Устала. Не ближний путь в город-то! Восемнадцать верст, да с котомкой Мне казалось, что, если я буду жалеть бабушку, думать про нее хорошо, она об этом догадается и все мне простит. Придет и простит. Ну разок и щелкнет, так что за беда! За такое дело и не разок можно…»

Вспоминает мальчик, в каком глубоком горе была бабушка, когда утонула его мать. Шестеро суток не могли увести рыдающую старуху с берега. Она все надеялась, что река смилостивится и вернет дочь живой.

Утром заснувший в кладовке мальчик слышал, как на кухне бабушка кому-то рассказывала:

— …Культурная дамочка, в шляпке. «Я эти вот ягодки все куплю».

Пожалуйста, милости прошу. Ягодки-то, говорю, сиротинка горе мышный собирал…

Оказывается, приехал с заимки дедушка. Бабушка бранит его, что он слишком снисходителен: «Потатчик!»

Много заходит людей и бабушка всем рассказывает, что «утворил» ее внук. Это нисколько не мешает ей исполнять домашние дела: она носилась взад-вперед, доила корову, выгоняла ее к пастуху, вытряхивала половики, делала разные свои дела.

Дед утешает мальчика, советует ему пойти повиниться. Мальчик идет просить прощения.

«И срамила же меня бабушка! И обличала же! Только теперь, поняв до конца, в какую бездонную пропасть ввергло меня плутовство и на какую «кривую дорожку» оно меня еще уведет, коли я так рано взялся шаромыжничать, коли за лихим людом потянулся на разбой, я уж заревел, не просто раскаиваясь, а испугавшись, что пропал, что ни прощенья, ни возврата нету…»

Стыдно мальчику и страшно. И вдруг…

Бабушка позвала его и он увидел: «по скобленому кухонному столу, будто по огромной земле, с пашнями, лугами и дорогами, на розовых копытцах, скакал белый конь с розовой гривой.

— Бери, бери, че смотришь? Глядишь, за то еще когда омманешь баушку…

Сколько лет с тех пор прошло! Сколько событий минуло. Нет в живых дедушки, нет и бабушки, да и моя жизнь клонится к закату, а я все не могу забыть бабушкиного пряника — того дивного коня с розовой гривой».

Рассказ «Конь с розовой гривой» Астафьева В. П. был написан в 1968 году. Произведение вошло в повесть писателя для детей и юношества «Последний поклон». На нашем сайте можно прочитать краткое содержание «Коня с розовой гривой», который изучают в 6 классе. В рассказе «Конь с розовой гривой» Астафьев раскрывает тему взросления ребенка, формирования его характера и мировоззрения. Произведение считается автобиографичным, описывающим эпизод из детства самого автора.

Основные персонажи рассказа

• Главный герой (рассказчик) – сирота, внук Катерины Петровны, от его лица идет повествование в рассказе.
• Катерина Петровна – бабушка главного героя.
• Санька – сын соседа Левонтия, «вреднее и злее всех левонтьевских ребят».
• Левонтий – бывший моряк, сосед Катерины Петровны.

«Конь с розовой гривой» очень краткое содержание

Главный герой рассказа мальчик Витя живет в селе Овсянка в тайге на берегу Енисея. Мать Вити утонула, его воспитывают бабушка и дедушка.

Однажды бабушка предлагает Вите нарвать в лесу земляники, чтобы продать ее. На вырученные деньги бабушка обещает внуку купить в городе его любимый пряник — “коня с розовой гривой”. Витя отправляется в лес с другими детьми и набирает ягод.

В лесу соседский мальчик Санька дразнит Витю, обзывая его трусом и жадиной. Чтобы доказать, что Санька неправ, Витя высыпает свою землянику на землю, и толпа детей тут же съедает ее. Витя остается без ягод, а значит, теперь не получит желанного пряника.

Чтобы обмануть бабушку, Витя набивает свой пустой туесок (посудину для ягод) травой и прикрывает ее ягодками земляники. Бабушка не замечает обмана, и на следующий день увозит ягоду на продажу. В городе старушка обнаруживает обман и приезжает домой сердитая на внука. До ночи Витя не появляется дома, чтобы избежать ссоры с бабушкой. Когда Витя наконец приходит поздно домой, бабушка не трогает его.

На утро Витю все больше мучает совесть за то, что он обманул свою добрую бабушку. Наконец, по совету дедушки, Витя просит у старушки прощения. Та ругает внука, но, конечно, прощает его. Добрая бабушка тут же вручает Вите тот самый пряник – коня с розовой гривой, о котором он так мечтал (старушка купила пряник, несмотря на проделку внука).

Читайте также: Рассказ «Васюткино озеро» Астафьев написал в 1952 году, во многом автобиографичен, и основан на детских воспоминаниях писателя. Для лучшей подготовки к уроку литературы 5 класса рекомендуем прочитать . В своей книге Виктору Петровичу в полной мере удалось передать переживания мальчика, потерявшегося в тайге.

Содержание «Конь с розовой гривой» с цитатами

Бабушка отправляет главного героя с соседскими, левонтьевскими ребятами за земляникой. Женщина пообещала, что продаст собранные внуком ягоды в городе и купит ему пряник конем – «мечту всех деревенских малышей
». «Он белый-белый, этот конь. А грива у него розовая, хвост розовый, глаза розовые, копыта тоже розовые
». С таким пряником «сразу почету столько, внимания
».

Отец ребят, с которыми бабушка отправляла мальчика за ягодами, сосед Левонтий, работал на «бадогах
», заготовляя лес. Когда он получал деньги, его жена тут же бегала по соседям, раздавая долги. Их дом стоял без забора и ворот. Даже бани у них не было, поэтому левонтьевские мылись у соседей.

Весной семейство пыталось сделать изгородь из старых досок, но зимой все это уходило на растопку. Однако на любые упреки о безделье Левонтий отвечал, что любит «слободу
».

Рассказчику нравилось в дни получки Левонтия приходить к ним в гости, хотя бабушка и запрещала у «пролетариев объедать
». Там мальчик слушал их «коронную песню» о том, как матрос привез из Африки маленькую обезьянку, и животное очень тосковало по дому. Обычно застолья заканчивались тем, что Левонтий сильно напивался. Жена и дети убегали из дому, а мужчина всю ночь «бил остатки стекол в окнах, ругался, гремел, плакал
». Утром он все чинил и уходил на работу. А уже через несколько дней его жена ходила по соседям с просьбами одолжить денег и еды.

Дойдя до каменистого увала, ребята «рассыпались по лесу и начали брать землянику
». Левонтьевский старшой начал ругать остальных, что они не собирают ягоды, а только едят их. И, возмущаясь, сам съел все, что успел собрать. Оставшись с пустой посудой, соседские ребята пошли к речке. Рассказчику хотелось пойти с ними, но он еще не собрал полной посудины.

Сашка начал дразнить главного героя, что он боится бабушки, называть его жадным. Возмутившись, мальчик повелся на Санькино «слабо», высыпал ягоды на траву, и ребята вмиг съели все собранное. Мальчику было жалко ягод, но напустив на себя отчаянность, он помчался с остальными к реке.

Ребята весь день провели гуляя. Домой возвращались вечером. Чтобы бабушка не ругала главного героя, ребята посоветовали ему заполнить посудину травой, а сверху присыпать ягодами. Мальчик так и сделал. Бабушка была очень рада, не заметила обмана и даже решила не пересыпать ягоды. Чтобы Санька не рассказал о случившемся Катерине Петровне, рассказчику пришлось украсть для него из кладовки несколько калачей.

Мальчик жалел, что дедушка его находился на заимке «километрах в пяти от села, в устье реки Маны»,
так бы он мог сбежать к нему. Дедушка никогда не ругался и разрешал внуку гулять допоздна.

Главный герой решил дождаться утра и рассказать все бабушке, но проснулся, когда женщина уже уплыла в город. Вместе с левонтьевскими ребятами он пошел на рыбалку. Санька наловил рыбы, развел костер. Не дождавшись, пока рыба допечется, левонтьевские ребята съели ее полусырой, без соли и без хлеба. Искупавшись в реке, все упали в траву.

Неожиданно из-за мыса показалась лодка, в которой сидела Екатерина Петровна. Мальчик сразу бросился бежать, хотя бабушка грозно кричала ему вслед. Рассказчик до самой темноты пробыл у двоюродного брата. Домой его привела тетка. Спрятавшись в кладовке среди половиков, мальчик надеялся, что если он будет думать о бабушке хорошо, «она об этом догадается и все простит».

Главный герой начал вспоминать свою мать. Она так же возила продавать ягоды в город. Как-то их лодка перевернулась, и мать утонула. Узнав о гибели дочери, бабушка шесть суток пробыла на берегу, «надеясь задобрить реку
». Ее «почти волоком утащили домой
», и после она еще долго грустила по умершей.

Главный герой проснулся от лучей солнца. На него был накинут дедушкин полушубок. Мальчик обрадовался – приехал дедушка. Все утро бабушка каждому, кто наведывался к ним, рассказывала, как продавала ягоды «культурной дамочке, в шляпке
» и какую пакость совершил внук.

Зайдя в кладовку за вожжами, дедушка подтолкнул внука в кухню, чтобы тот извинился. Плача, мальчик попросил у бабушки прощения. Женщина «все еще непримиримо, но уже без грозы
» позвала его есть. Слушая слова бабушки о том, «в какую бездонную пропасть ввергло
» его «плутовство» мальчик снова разревелся. Закончив ругать внука, женщина все же положила перед ним белого коня с розовой гривой, приговаривая, чтобы он больше никогда ее не обманывал.

«Сколько лет с тех пор прошло! Нет в живых дедушки, нет и бабушки, да и моя жизнь клонится к закату, а я все не могу забыть бабушкиного пряника — того дивного коня с розовой гривой
».

Заключение

В произведении «Конь с розовой гривой» автор изобразил мальчика-сироту, который наивно смотрит на мир. Он словно не замечает, что соседские ребята пользуются его добротой и простодушием. Однако случай с пряничным конем становится для него важным уроком, что ни при каких обстоятельствах нельзя обманывать близких, что нужно уметь отвечать за свои поступки и жить по совести.

Тема памяти

в рассказе В. П. Астафьева

«Фотография, на которой меня нет»

Цель урока: воспитание у подрастающего поколения лучших нравственных качеств, чувства ответственности за свои поступки. Помнить прошлое, чтоб не совершать ошибок в будущем;

Помочь учащимся постичь смысл рассказа: утверждение добра, сострадания, гуманизма в душе юного героя.

Задачи:

Образовательные – провести анализ художественного текста, опираясь на задания и вопросы; способствовать формированию потребности читать художественную литературу.

Развивающие – формировать умение логически строить свой ответ, используя текст изучаемого произведения; способствовать формированию аналитического мышления и эмоционального потенциала.

Воспитательные – способствовать процессу духовного развития, формированию нравственных ценностей, обращаясь к памяти исторической, памяти человеческой, воспитание гражданской позиции через литературное произведение.

Оборудование: компьютерная презентация, карточки с заданиями, карточка «Рефлексия», текст, фотоаппарат, фотографии из семейного альбома, запись песни «Семейный альбом» (исп. Э. Пьеха).

Методические приёмы: работа с текстом, комментированное чтение, аналитическая беседа, проблемный вопрос

Ход урока:

1. Оргмомент: 1 мин

2. Этап актуализации знаний: 2 мин.

Слово учителя.

У меня в руках старый семейный альбом. Сколько счастливых и грустных воспоминаний вызывает он. Хранить старые фотографии – добрая традиция на Руси. Раньше фотографий было мало. Их вешали в русской избе в рамке на стену. Поэта Н. Рубцова старые семейные фотографии заставили о многом задуматься:

Как много желтых снимков на Руси

В такой простой и бережной оправе!

И вдруг открылся мне и поразил

Сиротский смысл семейных фотографий:

Огнем, враждой

Земля полным-полна,

И близких всех душа не позабудет…

(Н. Рубцов)

Мне кажется, что эти слова могут стать хорошим началом нашего урока.

— Что поэт считает важным?

Найдите ключевые слова в стихотворении Н. Рубцова.

Старый желтый семейный снимок, который бережно хранится, связан с понятиями: «близкие», «душа», «память».

Слово учителя.

Все необходимые слова, важные мысли мы будем записывать в тетрадь. Эти записи станут рабочими материалами для написания сочинения.

Поэтому я попрошу вас, оставив место для записи темы урока, записать ключевые слова из стихотворения Н. Рубцова.

Я обращаю ваше внимание на слово «НЕ ПОЗАБУДЕТ».

—Значит, о чем мы будем говорить?

Слово «ПАМЯТЬ» очень важно сегодня на уроке.

Главный вопрос урока: Память!!! Что это: наказанье или дар божий? Помогает она нам жить СЕЙЧАС или мешает? Может ли жизнь без нее быть полноценной?

Сколько вопросов. А где же ответы?

3. Этап мотивации: 2-3 мин. ( просмотр семейных фотографий)

-Обратимся к нашему опыту:

На урок вы принесли любимую старую фотографию вашей семьи.

• Расскажите, какие эпизоды запечатлены на этих фотографиях?

• Почему они так вам дороги?

(Учащиеся комментируют свои фотографии).

Слово учителя.

Ребята, возьмите в руки ваши фотографии. На них самые близкие для вас люди.

Писатель В. Астафьев написал целую книгу, состоящую из рассказов-воспоминаний о своих близких, о своем детстве, о своей родной Сибири.

Цитата: «…у меня возникло желание рассказать о «моей» Сибири, …доказать, что и я, и мои земляки отнюдь не иваны, не помнящие родства, более того, мы тут родством-то связаны, может, покрепче, чем где-либо» (Астафьев)

Эта книга называется «Последний поклон». Эту книгу В. П. Астафьев назвал самой «сокровенной» книгой. Она писалась в течение долгих 20 лет. Повесть Астафьева – последний поклон святому единству жизни во всей её неизъяснимой полноте.

Рассказы – главы из этой повести мы уже читали. Давайте вспомним имена главных героев и названия рассказов.

Викторина по произведениям В.П. Астафьева.

А) «Правда, он понимал, что речушки могут впадать не только в Енисей, но и в какое-нибудь другое озеро, но он не хотел про это думать. Речка, которую он так долго искал, должна привести его к Енисею, иначе… он обессилеет и пропадет». («Васюткино озеро»)

Б) «Когда даешь левонтьевскому Саньке или Таньке откусывать, надо держать пальцами то место. По которое откусывать положено, и держать крепко, иначе Танька или Санька так цапнут, что останется от коня хвост да грива». (« Конь с розовой гривой»)

В) «По пути они заскочили в чей-то огород и, поскольку там ничего ещё не поспело, напластали бремя луку-батуна, наелись до зеленой слюны, а недоеденный побросали. Оставили всего несколько перышек на свистульки. В обкусанные перья они пищали всю дорогу. И под музыку мы скоро пришли в лес, на каменистый увал». («Конь с розовой гривой»)

Г) Тайга, наша кормилица, хлипких не любит!» — вспомнились ему слова отца и дедушки. И он стал припоминать всё, чему его учили, что знал из рассказов рыбаков и охотников. Перво-наперво надо развести огонь. Ладно, что спички захватил из дому. Пригодились спички. («Васюткино озеро»)

— О чём же эти произведения?

(О том, как маленькие герои взрослеют на глазах, как формируется их характер. Вся повесть «Последний поклон» рассказывает, как мальчик познаёт мир, свою малую родину, как осознает, что любит её, как становится личностью. А еще эта повесть и о старших, о людях, которые готовили мальчика к сложной взрослой жизни).

Главная тема «Последнего поклона» — тема взросления человека, становления личности главного героя Виктора Потылицына.

Подробнее мы остановимся на одном рассказе «Фотография, на которой меня нет», который вы читали дома.

4. Работа по теме урока.

— Как бы вы определили тему рассказа? ( Тема памяти.)

— Определите основную мысль рассказа.

(Последнее предложение текста. «История – это не только войны, кризисы; история складывается из историй и судеб людей. Писателю дорого время его детства, ставшее историей. Фотография – часть истории. Память тоже способна запечатлеть эпоху, создать её портрет. А у писателя память, воспоминания становятся частью художественного произведения).

От заурядного случая, происшедшего с деревенским мальчишкой, автор выходит в большой мир, ставя вопрос о непреходящей исторической памяти народа.)

—Сегодня мы поговорим с вами о нравственной памяти. Как раскрывается в этом рассказе тема памяти?  (Фотография – это память).

5. Беседа с элементами комментированного чтения

— Каков сюжет рассказа? (Приезд фотографа. Витька простудил ноги и не смог сфотографироваться).       — — В какое время и где происходят события в рассказе? (Из текста мы узнаём, что действие происходит глухой зимой примерно 1932-1936 года в Сибири, в деревне Овсянка).

— Что мы узнаём из рассказа Астафьева о жизни сибирской деревни в 30-е годы? (Мы узнаём о трудной, полной лишений жизни деревни).

—Какие детали указывают на бедность жителей деревни?        ( В деревне единственный, кто может принять постороннего человека у себя в доме  – Илья Иванович Чехов,  у которого гостя  могут хорошо накормить, водочкой городской угостить, книжку из шкафа достанут почитать, да и спать на мягком уложат. Детям, чтобы их сфотографировать, женщины собирают по всему селу у соседей да у родственников шубёнки, телогрейки,  но и в этом случае  дети выглядят бедновато).

— Почему вся деревня решает где поселить фотографа на ночь? («Всем хотелось угодить фотографу, чтобы он оценил заботу о нем и снимал бы ребят как полагается, хорошо снимал». Астафьев не раз в рассказе скажет о проявлении человеческой заботы как естественном состоянии деревенских людей. Деревня живёт одной дружной семьёй).

— Почему Витька и Санька ведут себя плохо?  Расскажите или прочитайте

  ( Чтение отрывка стр.____ ) « Весь длинный зимний вечер школьники гужом ходили по селу, гадали, кто где сядет, кто во что оденется и какие будут распорядки». Решили садиться следующим образом: хорошие ученики – впереди, средние – в середине, плохие – назад, где их, может быть, будет и не разглядеть. Поняв, что Витя с Санькой явно попадут на задние ряды, они полезли в драку, а затем ушли кататься на обрыв, гикая, ругаясь, почти на погибель несутся они с горы, так захлестнула их обида. Но обида не лучший советчик в таком деле).

— Расскажите, какой оказалась «расплата» за отчаянный поступок?

(Стр.______ «… у меня заболели ноги…» до «Спи, пташка малая…»). Всю ночь провозилась с ним бабушка: сначала ругает, потом же – только жалеет. Среди ночи поднимает она деда – топить баню. К утру боль отступает и Витя засыпает.)

   — Почему Саньки и главного героя не оказалось на фотографии?

  (Витька застудил ноги. Санька – друг. Он чувствовал свою вину в том, что Витя заболел и не смог пойти в школу, решил проявить солидарность: «Не последний день на свете живем!- солидно заявил Санька. (И мне почудилось, не столько уж меня, сколько себя убеждал Санька). — Еще наснимаемся!.. Ништяк! Поедем в город и на коне, а может, и на автомобиле заснимемся! Стр.______________)
Слово учителя.

Детство – непростая пора в жизни человека. Это путь проб и ошибок. Каждый по-своему его проходит. Важно то, чему мы учимся на своих ошибках.

-Чему научил этот случай героя? (ценить доброту, заботу, быть совестливым, не допускать падений, а еще ценить красоту)

Запишем ключевые слова. (ценит доброту, заботу, совестливый, не допускает падений, ценит красоту)

Следуя традиции русской литературы, Астафьев показывает, что страдания, входящие в «порядок» жизни, нравственно очищают героя, делают его более чувствительным к людям, восприимчивым к красоте. Это путь духовного становления, взросления героя. И сейчас, помня об этом, он и во взрослой жизни ценит красоту, доброту, сострадание, совестливость, человечность. И хочет, чтобы читатель тоже об этом помнил.

Запишите и продолжите предложение: « Воспоминания о далеком детстве позволяют нам судить о самом рассказчике, как о человеке…».

Слово учителя.

В рассказе есть ещё один герой, которому отведено особое место. Это бабушка Вити, которая лечит ноги мальчика, чтобы тот смог сфотографироваться.

Ей, хранительнице семьи, защитнице детства, бьёт земной поклон автор книги. Самым дорогим для него человеком была бабушка.Вспоминая ее, писатель В. П. Астафьев говорит о чувстве «гнетущей, тихой, вечной» вины перед ней. В силу жизненных обстоятельств писатель не смог выполнить ее последнего наказа: «Приедь похоронить-то меня, закрой мои глазоньки». « Виноватый перед бабушкой, я пытаюсь воскресить ее в памяти…Пытаюсь поведать о бабушке людям, чтоб в своих бабушках и дедушках, в близких и любимых людях отыскали они ее… Нет у меня таких слов, которые могли бы передать всю мою любовь к бабушке, оправдали бы меня перед нею. Я знаю, бабушка простила бы меня. Она всегда и все мне прощала. Но ее нет, и никогда не будет. И некому прощать…»

—Какой вы представляете себе бабушку?

-Какие ассоциации возникают у вас со словом «бабушка»?

Запишем их на доске и в тетрадях: доброта, забота, старость, аккуратность, мудрость, знание лекарственных трав, морщинки, платок, очки, молитва, седина, натруженные руки, вязание, сказка, пирожки, ласковая, справедливая.

— А теперь наши ассоциации соотнесем с художественным образом бабушки Катерины Петровны. Такой ли Астафьев изобразил свою героиню?

(Бабушка соединяет многие качества: хранительница народной мудрости, семьи, защитница детей).

— Почему автор так тщательно воспроизводит речь героини?

(Все очень дорого, это воспоминания детства. Даёт читателю возможность услышать живую, яркую, очень эмоциональную разговорную речь деревенской женщины).

— Какие ещё воспоминания Виктора связаны с бабушкой?

(Окна в доме. От «Деревенское окно…» до «Бабушкины окна…».Стр._____,

лечение: натирала, поила, парила в бане;

цветы в доме, стр. «После того как загорались…»,

отношение бабушки к людям: к учителю (приняла шапку, пальто; поставила самовар; всё, что было в доме – на стол).

 — Чем бабушка главного героя напоминает бабушку Алеши Пешкова из повести М. Горького “Детство”?

Вывод: автору дорого в ней всё. Она научила внука жить по совести.

-Почему писатель говорит о чувстве вины? (Эти воспоминания делают человека лучше, заставляют его сейчас быть внимательным к близким, не причинять другим боль, чтобы потом не каяться.)

-Какие ключевые слова мы можем записать? (мудрость, доброта, прощение)

Запишите и продолжите предложение: «Много лет спустя автор низко кланяется своей бабушке, потому что…»

—Какие предложения вы записали?

Слово учителя

—Вспомним, с какой целью приезжает фотограф? (Сфотографировать учеников школы).

-Кто был инициатором этого события? (Учителя).

Цитата из текста: «Прошли годы. А я таким вот и помню деревенского учителя – с чуть виноватой улыбкой, вежливого, застенчивого, но всегда готового броситься вперед и оборонить своих учеников, помочь им в беде, облегчить и улучшить людскую жизнь».

Слово учителя.

Может быть, кому-то непонятно, почему такие добрые слова звучат об учителе, ведь он просто делает свою работу. Как часто мы не замечаем того, что делают для нас близкие (я говорю не только об учителе, но и о бабушке), считаем это само собой разумеющимся.

Автор говорит о «благодарной человеческой памяти».

-Как относились деревенские жители к учителям?

(Их любили, почитали : «Учителей уважают за вежливость, за то, что они здороваются со всеми кряду, не разбирая ни бедных, ни богатых, за то, что в любое время дня и ночи к учителю можно прийти и попросить написать нужную бумагу; можно пожаловаться на кого угодно; учителя были заводилами в деревенском клубе, играм и танцам молодежь учили…»)

— В какой школе они начинали работать?

—Как учил их преподаватель, когда к весне тетрадки исписались, краски искрасились, карандаши исстрогались? (Он стал водить их в лес, рассказывать обо всём, что знал. Но и дети могли научить его многому, ведь они родились в этих местах, а значит, многое знали лучше учителя, приехавшего из города)

Вывод: жизнь учителя и учительницы – своеобразный подвиг: приехали в глухую сибирскую деревню, а ведь они – городские жители, молоды, у них маленький ребенок, нет условий, но они не сдаются.

— Какие ключевые слова мы запишем? (самоотверженность, уважение)

Запишите и продолжите предложение: «В воспоминаниях о далеком детстве одно из главных мест занимает учитель…»

Вывод: Бабушка Катерина Петровна, учителя Евгений Николаевич и Евгения Николаевна – это люди, которые растворились в памяти Вити Потылицына.

— Живя рядом с такими личностями, каким должен расти, по вашему мнению, Витя?

(Отзывчивый, любознательный, Витя похож на оживающие весной цветы, тоже тянется к свету, солнцу, теплу. Ведь все лучшее в нас прорастает в мире детства, где царят доброта, любовь, милосердие, уважение.

— Каким предстаёт перед читателями лирический герой В. Астафьева?

 (Благодарным за светлые мгновения жизни и людскую любовь, человеком, для которого память – способ постижения многотрудной жизни людей).

— Какое значение имела для Витьки фотография, на которой его не было?

-Какие чувства испытывает герой, рассматривая фотографию?

-Почему не смеётся?

(Фотография разбудила память о событиях, которые помогли ему стать лучше, взрослее.

Этот небольшой листок бумаги был дорог главному герою, как память о своем родном крае, школе, одноклассниках – о своей малой родине…
«та школьная фотография жива до сих пор. Она пожелтела, обломалась по уголкам. Но всех ребят я узнаю по ней… Смешная фотография. Но никогда я не смеюсь над деревенскими фотографиями. Не могу смеяться. Деревенская фотография – это своеобычная летопись нашего народа, настенная его история».)

  Запишите и продолжите предложение: «Пожелтевшая школьная фотография дорога автору, потому что…»

(Это время его детства, пусть нелёгкого, но такого важного в его жизни. В этом прошлом была его бабушка, его учителя, друзья, многие из которых полегли в войну. Это всё то, что безвозвратно ушло в прошлое и живо только в его воспоминаниях.   Он рассматривает и другие фотографии, видит на них родные лица, иногда улыбается наивности людей, «снявшихся на карточку», но никогда не смеётся над ними, потому что «деревенская фотография – своебычная летопись народа, настенная его история». А история заслуживает внимания и уважения, но не отрицания и осмеяния. А наш герой научился быть внимательным и уважительным.)

6. Итоговая беседа: 5 мин.

Вернемся к главному вопросу: Помогает ли память о прошлом жить человеку сегодня? Может ли жизнь без нее быть полноценной?

—А что эта память дает нам?

Прочитайте ключевые слова, которые мы записали.

Да, это тот духовный опыт, который нужен нам сегодня.

Память дает человеку духовный опыт, мы свои новые шаги соизмеряем с прошлым. А если это память такого человека как писатель, мастер художественного слова, тогда его опыт становится достоянием многих людей. В. Астафьев дает нам свои уроки памяти, обогащает душу человека. Для него память о прошлом, о детстве стала «родиной души», т. к. именно в детстве он получил свои главные уроки: научился сочувствовать, быть благодарным, добрым, совестливым, научился преодолевать трудности и, главное, любить свою землю, любить своих близких.

7. Разрыв: 2 мин.

-Сегодняшний урок заканчивается и уходит в прошлое. Я думаю, он останется в вашей памяти. А чтобы был и у вас повод его вспомнить, я предлагаю всем сфотографироваться. Мы назовем этот снимок: «Фотография, на которой я есть…»

Звучит отрывок записи песни в исполнении Э. Пьехи «Семейный альбом».

8. Рефлексия

1. О чем рассказ «Фотография, на которой меня нет»?

— как быть добрым,

— о человеческой памяти,

— о способности сохранить благодарность прошлому, людям,

— о ВОВ, о которой Астафьев не говорит, но она присутствует незримо. 

—   о памяти, ведь она является основой совести и нравственности, основой культуры. Хранить в памяти, беречь в памяти – это наш нравственный долг перед самими собой и перед потомками. Память – наше богатство».

2. Каков герой рассказа?

(Благородный, помнит добро, ценит любовь и заботу. Это счастливый человек, который не прощает себе прошлых ошибок. Ему дорога память о прошлом, история народа, которая складывается из памяти каждого человека. Виктор Петрович Астафьев и Николай Михайлович Рубцов поняли сокровенный смысл фотографии: «и близких всех душа не позабудет…»)

ИТОГ:

И в наших душах рассказ В. Астафьева оставил много впечатлений. Давайте сохраним их в нашей памяти. У каждого на столе лежит карточка, в которой я прошу записать свои впечатления. Закончите предложение.

Сегодня на уроке я

открыл…___________________________________________________________________

почувствовал…______________________________________________________________

узнал…_______________________________________________________________________

понял…______________________________________________________________________

задумался…___________________________________________________________________

испытал…____________________________________________________________________

9. Оценочная деятельность: 1 мин.

10. Домашнее задание: 1 мин.

1. Прочитайте 2-3 рассказа из книги «Последний поклон» (на выбор).

Приложения.

Мастерская письма

Карточка 1

Продолжите предложение:

Герой:

1. «Воспоминания о далеком детстве позволяют нам судить о самом рассказчике, как о человеке…____________________________________________________________

_____________________________________________________________________________

_____________________________________________________________________________

_____________________________________________________________________________

Бабушка:

1. «Много лет спустя автор низко кланяется своей бабушке, потому что…

____________________________________________________________________________

_____________________________________________________________________________

_____________________________________________________________________________

_____________________________________________________________________________

Учитель:

1. «В воспоминаниях о далеком детстве одно из главных мест занимает учитель…

_____________________________________________________________________________

_____________________________________________________________________________

_____________________________________________________________________________

Школа:

1. «Пожелтевшая школьная фотография дорога автору, потому что…

_____________________________________________________________________________

Карточка №2

Закончите предложение:

«Сегодня на уроке

я открыл…____________________________________________________________________

___________________________________________________________________

_____________________________________________________________________________

почувствовал…________________________________________________________________

_________________________________________________________________

_____________________________________________________________________________

узнал…_______________________________________________________________________

_______________________________________________________________________

понял…_______________________________________________________________________

______________________________________________________________________

задумался…___________________________________________________________________

___________________________________________________________________

испытал…____________________________________________________________________

_____________________________________________________________________

16