Задание по литературе для 4 класса Лермонтова «Ашик-Кериб» Чем- занимался Ашик-Кериб? Почему люди уважали его? Что ты думаешь о герое? Как к нему относишься?
2 ответа:
1
0
Герой сказки Лермонтова Ашик-Кериб был по жизни музыкантом и исполнителем собственных песен, тем, кого сейчас называют бардом. Он обладал талантом и его песни и голос нравились людям. Поэтому его все уважали.
Однако Ашик-Кериб был беден и это мешало ему женится на любимой. Поэтому он долго путешествовал, чтобы достать денег. Он приглянулся одному хану и долгое время жил у него, став богатым и знаменитым. И при этом едва не забыл Магуль-Мегери.
Ашик-Кериб герой в целом положительный, хотя внезапное богатство вскружило ему голову. Но остался верен своей любимой и успел вернуться вовремя. К тому же Ашик-Кериб показал себя не злопамятным, выдав свою сестру за человека, который долгое время воспринимал музыканта как личного врага и даже пытался убить его.
1
0
Сложно составить цельное мнение о герое сказки Лермонтова Ашик-Керибе. Это был музыкант, который сильно любил богатую красавицу и тяготился бедностью. Но Ашик-Кериб поступил как мужчина, он решил заработать денег и за это его можно уважать. Вот только достигнув своей цели и вкусив сладкой жизни Ашик-Кериб едва не позабыл про обещание вернуться к любимой и едва ее не потерял. Это заставляет думать о нем как о слегка легкомысленном человеке.
Однако в целом Ашик-Кериб герой положительный и в конце сказки заслуженно женится на красавице Магуль-Мегери.
Люди же его уважали за дивный голос и красивую музыку.
Читайте также
Рассказ о мальчик Мише, герое сказки «Городок в табакерке».
Миша предстает перед нами хорошим и воспитанным мальчиком. Посмотрите как он обращается к родителям: Папенька и на Вы:
Только пустите меня туда!
Это также говорит об учтивости мальчика.
Но при этом Мише свойственно обычное детское любопытство, он горит желанием узнать как устроена табакерка, как она издает свои волшебные звуки, он просится войти в нее и внимательно ее разглядывает.
Это говорит о том,что Миша любознательный, любопытный, пытливый и наблюдательный мальчик.
Этот вывод подтверждают и приключения мальчика в табакерке, он не остановился на полпути, он узнал все и познакомился со всеми ее обитателями.
При этом он проявил внимательность но неосторожность. Он все подмечал в городке, но случайно сломал пружинку. И хорошо, что это было во сне, потому что наяву Миша наверняка проявит после этого большую осторожность.
Благодаря своей фантазии и таланту писатель Владимир Одоевский смог превратить простую музыкальную табакерку, которую мальчик Миша получил в подарок от папы, в сказочный городок, полный странных жителей, каждый из которых выполняют свою часть общей работы.
Писатель хорошо знал как устроена музыкальная табакерка и представлял как она работает, откуда берется музыка. Но поставил перед собой задачу в простой и увлекательной манере рассказать об этом механическом чуде простым мальчикам и девочкам, для чего придумал свою сказочную историю. Он превратил детали механизма в живых обитателей табакерки и с помощью путешествия Миши мы ознакомились с их работой.
В сказке «Городок в табакерке» в этом самом городке обитали сказочные существа — мальчик-колокольчики<wbr />, валик, пружинка, молоточки. Каждое из них делало свою часть работы и в итоге получалась красивая музыка.
Все эти детали механизма табакерки имели в реальности свои формы и размеры и это учел писатель Одоевский, когда писал свою сказку.
Он сделал мальчиков колокольчиков одетыми в стальные юбочки, он сделал молоточки на длинных ножках и с длинными носами,он сделал валик, который лежал на диване в халате и ворочался с боку на бок, он сделал пружинку в специальном шатре, которая сворачивалась и разворачивалась как змейка. Все эти персонажи делали ту работу, которую они делали и в настоящем механизме.
Вот например что сказано про пружинку:
Мне кажется, что главной целью написания Одоевским своей сказки «Городок в табакерке» было ознакомить читателя, маленького читателя с устройством музыкальной табакерки, объяснить ему что в реальном мире возможны разные чудеса, но все они имеют свое научное объяснение.
Так мальчик Миша оказывается в мире музыкальной табакерке и знакомится с ее устройством и работой благодаря личным наблюдениям и рассказов ее обитателей. Он просыпается уже зная как устроена табакерка и для чего нужны в ней колокольчики, молоточки, валик и пружинка.
Он понимает, что любое устройство созданное человеком работает не благодаря волшебству, а благодаря взаимодействую его различных узлов и деталей.
Таким образом Одоевского можно назвать сказочником — популяризатором науки.
Стихотворная строфа действительно может разделять отдельные картины, связанные между собой смыслом, но при этом в каждой строфе говорится несколько об ином, рисуется своя оригинальная картина, иногда даже создается свое особое настроение.
Возьмем для примера стихотворения Тютчева.
Вспомним стихотворение «Весенняя гроза».
В первой строфе поэт признается в своих чувствах к майской грозе и мы читаем описание начала такой грозы:
Во второй строфе рассказ продолжается, но картина уже иная — уже начинается дождь, взлетает пыль, солнце еще светит сквозь тучи
Ну а в третьей строфе мы находим описание отшумевшей грозы — птичий гам, потоки воды:
Все строфы вместе создают целостную картину первой весенней грозы, но по отдельности рисуют разные картины, разные этапы этой грозы.
Обновлено: 08.01.2022
Сказку Лермонтова «Ашик-Кериб» можно было бы смело отнести к бытовым сказкам, если бы не одно «но». Ведь что мы находим в этой сказке? историю любви бедного музыканта к богатой девушке. Его решение заработать деньги своим талантом, ради чего Ашик-Кериб на семь лет покидает Тифлис и отправляется странствовать. Далее следует стремительный взлет его карьеры, и как следствие некая забывчивость о сроках возвращения.
На первый взгляд никаких чудес, обычная бытовая история.
Но вот дело доходит до возвращения и нам встречается чудо. Появляется Хадерилиаз, который может моментально доставить героя в любой город, который дарит ему волшебную грязь. То есть мы сразу получаем и волшебный предмет (грязь) и волшебного помощника (Хадерилиаза), а это уже непременный атрибут волшебный сказки. То чего в принципе не может быть в сказке бытовой.
Следующая пословица
Ашик-Кериб уезжает на семь лет, чтобы заработать деньги и быть вместе с любимой. Его соперник, Куршуд-бек, объявляет его утонувшим.
Проходит время, главный герой богатеет и почти забывает про невесту, которая преданно ждет его. Магуль-Мегери напоминает о себе, послав Ашик-Керибу золотое блюдо.
Молодые играют свадьбу. Все заканчивается хорошо. Даже Куршуд-бек находит свою вторую половинку.
Мне кажется, что к этому произведению Михаила Юрьевича Лермонтова подходят многие пословицы, вот некоторые из них:
автор вопроса выбрал этот ответ лучшим
комментировать
в избранное ссылка отблагодарить
Марин а Волог да [225K]
11 месяцев назад
Чтобы подобрать пословицы к сказке «Ашик-Кериб», необходимо выделить главные мысли данного произведения.
Мы видим, что все, что делал Ашик-Кериб, сделано им ради любви к девушке. Он 7 лет странствовал и разбогател, а потом вернулся к любимой. Поэтому я подобрала такие пословицы:
Еще в сказке присутствует зло, мы видим, что соперник хочет, чтобы все думали, якобы Ашик-Кериб утонул, этому верит даже мать и оплакивает его. Но все заканчивается хорошо и парень возвращается домой, победив зло. Тут я подобрала такую пословицу:
Еще поговорка такая, что раз ты пообещал что-то сделать, не надо забывать о своих обещаниях, как и поступил Ашик-Кериб. Вот поговорка.
комментировать
в избранное ссылка отблагодарить
angre n [242K]
11 месяцев назад
Турецкая сказка в литературном изложении Михаила Лермонтова рассказывает нам историю бедного музыканта Ашик-Керима, который полюбил девушку Магуль-Мегери из богатой семьи. Чтобы жениться на ней он отправился на семь лет странствовать и зарабатывать деньги. С ним отправился другой соискатель руки девушки Куршуд-бек, он обманул юношу, украл его одежду и отдал матери, сказав что сын утонул. Магуль-Мегри не поверила в смерть любимого.
Ашик-Кериб стал жить и веселить богатого пашу, тот одаривал его золотом и он забыл невесту, но она напомнила и себе, прислав золотое блюдо. Ашик-Кериб встретился с любимой и состоялась свадьба. Пословицы к этой истории можно подобрать о силе любви, о предательстве, о взаимопомощи.
Следующая пословица
Ашик-Кериб является главным персонажем этой сказки. Он молод и беден. Играл и пел на саазе. Ашик-кериб трудолюбив, у него смелый характер. Поставил себе цель стать богатым. Ради любимых готов свернуть горы.
Другой персонаж Магуль-Мегери является дочкой богача-купца. Она красива, умна, скромна, верна и решителна.
Ещё одним персонажем этой сказки является Куршуд-Бек. Этот персонаж труслив и завистлив. Он богат и хочет обманным путём получить согласие Мугуль-Мегери.
Мама Ашик-Кериб любит его всей душой. Она мудра и от пролитых слёз ослепла.
У Ашик-Кериб есть сестра. Она умна, красива, проницательна.
система выбрала этот ответ лучшим
комментировать
в избранное ссылка отблагодарить
Profi lakti ka [95K]
3 года назад
Главный герой этой турецкой сказки — музыкант Ашик-Кериб. Он беден, живет с матерью и сестрой.
Любит музыку и пение, играет на саазе и поет. Сааз — это турецкая лютня, выглядит вот так.
Далее, Ашик довольно смел и настойчив.
Не хочет в бедном состоянии жениться на богатой девушке, и поэтому отправляется в авантюрное путешествие.
Он эгоистичен, поскольку добыв денег, забывает про невесту.
Второй значимый персонаж — это Магуль-Мегери.
Она скромная и верная девушка, готова выйти замуж и за бедняка, он не меркантильна.
Также Магуль добрая и красивая.
Третий значимый герой, это Куршуд-Бек, второй жених Магуль.
Он не особо хороший человек, довольно коварный и подлый.
комментировать
в избранное ссылка отблагодарить
РУДЬК О [220K]
3 года назад
В принципе, для тех, кто читал «Ашик-Кериб», сделать описание главных героеы данной восточной сказки-легенды, которую перевёл на современный язык Михаил Юрьевич Лермонтов, не так уж и трудно.
Итак, Ашик-Кериб, это молодой певец и исполнитель музыки на саазе (струнный инструмент), который пел и развлекал людей своим искусством.Ашик Кериб весёлый, умный, добрый и отзывчивый.Он влюблён в Магуль Мегери, девушку знатного рода, богатую.
Магуль Мегери, это добрая и очень красивая девушка, которая верна Ашик Керибу и которая скорее готова умереть, чем выйти замуж за другого, то есть за Куршуд-Бека. Это ещё один персонаж сказки, злой, коварный и завистливый человек. Магуль Мегери борется за свою любовь и всё заканчивается хорошо.
комментировать
в избранное ссылка отблагодарить
Илта [313K]
3 года назад
В этой турецкой сказке, которую на русский язык перевел М.Ю.Лермонтов главных героев по сути трое — это сам Ашик-Кериб, Куршуд-Бек и девушка Магуль — Мегери. Главный герой он хоть и благородный сердцем юноша, но беден и никак не может в таком положении посвататься к богатой красотке, которую любит Магуль-Мегери. Он ставит себе цель уйти в странствие и вернуться уже богатым. Куршуд-Бек хитрый и коварный родственник Ашик Кериба. Родственник, потому что Ашик выдал за него свою родную сестру. Он хитрый и ради своей выгоды готов навредить даже близким людям. Магуль — девушка, которая отдала свое сердце Ашику и обещала ждать его семь лет.
комментировать
в избранное ссылка отблагодарить
Maria Muzja [65.2K]
3 года назад
Это турецкая сказка — Ашик-Кериб (Лермонтов), слово «ашик» означает «влюбленный», но и есть значение такое — «трубадур», в сказке он как раз музыкант/балалаечник, но только бедный, но очень благородный, у этого героя «большое сердце», а еще он напрочь лишен всякого тщеславия, ценит самостоятельность/свободу, влюблен в Магуль-Мегери.
Магуль-Мегери — это дочь богатого турка, она очень красива и сообразительна, она влюблена в Ашика-Кериба, девушка очень смелая, несмотря на то, что она восточная девушка, Магуль-Мегери сама пришла к своему возлюбленному. Еще девушка умеет добиваться своей цели, находчивая.
комментировать
в избранное ссылка отблагодарить
Божья коров ка [153K]
3 года назад
Характеристика героев «Ашик-Кериб»
В произведении Лермонтова не так уж много героев, прежде всего это влюбленные, затем их родители, сестра Ашика-Кериба, несостоявшийся жених и всадник. Остальные только мелькают в тексте сказки.
Ашик-Кериб — самый главный герой. Он талантливый певец. Благодаря своему голову он и разбогател, сердце у него открытое.
Магуль-Мегери — влюбленная в Ашика девушка. Несмотря на то что она дочь богача, она не растеряла душевных качеств и смогла сохранить любовь на протяжении всего времени, пока Ашика не было в родном городе. Даже поспешила напомнить о том. что пора ему возвращаться. И не хотела она выходить за другого, хотела покончить с собой, но в последний момент, можно сказать, увидела любимого.
Отец Магуль-Мегери богатый турок, мать Ашика ослепла от горя и не поверила, что перед ней Ашик, но благодаря своей сестре он смог доказать, кто он.
Несостоявшийся жених, или противник Ашика-Кериба, Куршуд-Бек впрочем в конце повел себя благородно, поняв, что не сможет разбить любовь Магуль-Мегери к Ашику. Благороден и ашик, ведь он не только не вспомнил все плохое Куршуд-Бека, но и предложил ему свою прекрасную сестру в жены.
Следующая пословица
Ашик-Кериб уезжает на семь лет, чтобы заработать деньги и быть вместе с любимой. Его соперник, Куршуд-бек, объявляет его утонувшим.
Проходит время, главный герой богатеет и почти забывает про невесту, которая преданно ждет его. Магуль-Мегери напоминает о себе, послав Ашик-Керибу золотое блюдо.
Молодые играют свадьбу. Все заканчивается хорошо. Даже Куршуд-бек находит свою вторую половинку.
Мне кажется, что к этому произведению Михаила Юрьевича Лермонтова подходят многие пословицы, вот некоторые из них:
Пословицы и поговорки с глаголами, оканчивающимися на -тся и -ться, включают слова этой части речи, которые отличаются своим написанием.
Если возвратный глагол имеет неопределенную форму, то в пословице или поговорке употребляется слово с мягким знаком перед постфиксом -ся.
Примеры пословиц с глаголами, оканчивающимися на -ться
Волков бояться — в лес не ходить.
Будешь трудиться — будет у тебя и хлеб, и молоко водиться.
Заставь дурака Богу молиться, он и лоб разобьёт.
Любишь кататься, люби и саночки возить.
Хочешь жить — умей вертеться.
Если глагол имеет форму 3 лица единственного или множественного числа, то в нем пишется конечное -тся без мягкого знака.
Примеры пословиц и поговорок с глаголами, оканчивающимися на -тся
Друзья познаются в беде.
Как аукнется, так и откликнется.
В тихом омуте черти водятся.
И хочется, и колется.
Дело мастера боится.
Глаза страшатся, а руки делают.
Кому много дано, с того много и спросится.
Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдётся.
1 год назад
У меня их две. Только не пословицы, а поговорки. Одна старинная, Русская — народная. Из незаслуженно забытых: «Не хвались Идучи на рати, а хвались идУчи с рати». А вторая китайская — народная: «Шурши бамбуком справа, а сам заходи слева».
1 год назад
На самом деле, таких пословиц очень много. Вот если взять книгу » пословицы и поговорки русского народа» Владимира Даля, то можно найти поговорки и пословицы по определённым темам. Так, например, не актуальна пословица на тему раскол: «Умереть на печи — все равно, что с перепою». Но смысл этой пословицы очевиден и её можно понять. Или же пословица, на тему Животное — тварь: «Скотину гладь не рукой, а мукой. Не рукой гладь, мешком». Здесь тоже смысл прослеживается, а сама пословица не актуальна.
1 год назад
Для меня основная мысль этого рассказа Голявкина заключена в том, что скука на того нападает, кому заняться нечем, или точнее на кого лень навалилась. Вот мальчик, о котором повествует автор, не только прогуливает школу, где ему надо ума-разума набираться, он еще и праздно шатается по улицам, проявляя даже не любознательность, а любопытство, прося, например, прокатить его в экскаваторе.
Если в самом начале рассказа у мальчика еще возникает желание чем-то помочь людям, например, починить с дядей машину, однако отсутствие нужных знаний не позволяет ему поучаствовать в процессе, т.е. мальчик становится только наблюдателем. А только смотреть и не делать — скукотища/не интересно. Гораздо веселей участвовать в процессе.
Послонявшись так по городу, у героя даже улыбка становится глупой, потому что он не знает как спрятать за ней растерянность своего незнания. Он наполняется скукой, и еще полностью не осознает, что . приводим пословицы:
1 год назад
Меня заинтересовал ваш вопрос и вот, что прочитала. Оказывается дураком называли раньше большую тыкву, арбуз или дыню. Валять — значит катить. Т.е. легкое примитивное занятие, не требующее умственного напряжения. Как-то так.
Читайте также:
- Пословица о сказке о жабе и розе
- Мудрым никто не родился а научился смысл пословицы
- С якова на всякого поговорка
- В пашне огрехи на кафтане прорехи смысл пословицы
- У лжи стеклянные ножки похожие пословицы
В настоящей статье на основе анализа многогранного художественного творчества видного русского писателя М. Ю. Лермонтова дается объективная оценка его деятельности в аспекте изучения и освещения фольклора тюркоязычных народов и отдельным суждениям, касающимся истории, фольклора и этнографии народов Кавказа и Средней Азии. Особое внимание уделяется материалу, непосредственно связанному с переводом на русский язык азербайджанской сказки «Ашик Кериб», который, помимо чисто читательского, представляет большой исследовательский интерес.
Ключевые слова
: М. Ю. Лермонтов, «Ашик Кериб», фольклор, дастан, бахши, цикл «Ашик», «бродячие сюжеты».
Михаил Юрьевич Лермонтов прожил недолгую, но яркую жизнь и весьма заслуженно занял достойное место среди крупнейших представителей русской и мировой литературы. Главным в творчестве поэта была любовь к Родине, к своему народу. Видные деятели русской литературы И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, А. П. Чехов видели для себя в творчестве Лермонтова образец высокого поэтического мастерства. Произведения великого поэта-патриота пользуются большой любовью народа.
Оказавшись по воле царя Николая I на Кавказе, Лермонтов, также как и в свое время А. С. Пушкин, с глубоким интересом изучал жизнь местных народов. Он полюбил их сказки и песни. Азербайджанскую сказку про странствующего певца Ашика Кериба Лермонтов перевел на русский язык. Многие песни и легенды Кавказа поэт использовал в своих произведениях.
Следует отметить, что Кавказ воспринимался русскими поэтами-романтиками не просто как географическое пространство, а как перекресток между Россией и Востоком, Европой и Азией. Кавказ был связан с важнейшими для романтического сознания проблемами — свободы и необходимости, смерти и бессмертия, места человека в истории и обществе. Поэтому не ради экзотики Лермонтов перенес в своих лучших поэмах «Мцыри» и «Демоне» действие на Кавказ. В ранних поэмах, предшествовавших «Мцыри», судьба юноши-пленника изображалась в исторических условиях западноевропейского и русского средневековья, а в первых редакциях «Демона» героиня была не грузинкой, дочерью старого Гудала, а испанской монахиней. Кавказский материал давал возможность поэту-романтику показать резкие контрасты между человеком и окружающим миром, противопоставить порывам свободного духа злую волю и несокрушимость судьбы. Романтическая проблематика выявлялась как бы в чистом виде.
Произведение Лермонтова «Ашик Кериб» [1] вызывает, помимо читательского, и большой исследовательский интерес. Данное обстоятельство объясняется тем, что дастан «Ашик Гариб», наряду с дастанами цикла «Гороглы», является одним из самых популярных образцов устного поэтического творчества тюркоязычных народов. В частности, вышеупомянутый дастан и в настоящее время представляет собой одно из важнейших составляющих репертуара современных исполнителей-бахши.
Фольклорные произведения, являясь своеобразным продуктом художественного мышления человечества, постоянным образом призывали своих творцов и слушателей к мужеству, всему прекрасному, нравственному и умственному совершенству. Одной из таких жемчужин художественного творчества являются народные дастаны, создатели которых всегда с особой ответственностью относились к своему детищу, в постоянной форме стремились совершенствовать их, исходя из все возрастающих эстетических идеалов.
Дастаны, несмотря на то обстоятельство, что в своей структуре они вобрали древнейшие архаические мотивы и сюжеты, постепенно формируясь, приобрели свой современный облик лишь в недавнее время. Ибо исполнение данного жанра профессиональными бахши в полной мере свидетельствует о том, что они сформировались в период развития мышления человечества.
Дастаны цикла «Ашик», получившего распространение в Хорезме, распространены, в основном, среди народов, говорящих на огузском диалекте, и весьма редко встречаются у тюркских народов, говорящих на других диалектах. Дастан «Ашик Гариб», будучи очень популярным среди тюркских, азербайджанских, туркменских народов, известен, в основном, в Хорезме, а в других регионах Узбекистана встречается только в репертуаре самаркандского бахши Фазыла Юлдашева.
Русский офицер Н.Муравьев, посетивший со специальной миссией Хиву в 1820 году, запечатлел все увиденное в своей книге «Путешествие в Туркмению и Хиву 1819 и 1820 гг». [2]. В данной книге большой интерес представляют сведения Н.Муравьева о дастане «Ашик Гариб». По его словам, содержание дастана того времени было следующее: у одного зажиточного человека была дочь по имени Шахсанем, которую полюбил знаменитый в народе своим замечательным пением и игрой на дутаре Гариб (у Муравьева — Кариб, данное имя трактуется у него как «бесприютный странник»). С целью проверки волевых качеств Гариба, ему сообщается о том, что Шахсанем выдали замуж за одного богача. Гариб, узнав об этом, играет на дутаре, выражая свое горе. Верность Гариба любовному чувству приводит всех в восхищение и ему возвращают Шахсанем [2, 152–153].
У Лермонтова действие происходит в Грузии, где в Магуль-Мегери, которая была дочерью богатого турка, горячо влюбился бедный юноша Ашик Кериб. Он также был известен своей великолепной игрой на сазе (в переводе Лермонтова — балалайка). Но в данном произведении уже сам Ашик Кериб отправляется в странствие, чтобы нажить себе богатства и не быть обязанным всем Магуль-Мегери. За ним снарядился в путь Куршуд-бек, который также претендовал на руку прекрасной девушки. Ему обманным путем удается добыть одежду Ашика Кериба, и он уверяет всех в его гибели. Узнав об этом, ослепла от слез мать главного героя. Оказавшись после долгих странствий в Халафе, Ашик Кериб привел в восторг своим пением местного правителя и был богато за это вознагражден. Тем временем ему дают знать, что пора возвращаться назад. Он прибывает в свой родной город в день свадьбы своей возлюбленной, которую насильно хотят выдать за Куршуд-бека. Явившись на свадьбу в облике нищего и будучи неузнанным, он начинает петь и таким образом добивается руки Магуль-Мегери.
Вышеприведенные сюжеты были записаны примерно в одно и то же время, с небольшим интервалом, и имеют важное научно-практическое значение в определении изменений, происходящих в эпических произведениях в процессе перехода от поколения к поколению, выяснения вопроса эволюции дастанных мотивов. Если сравнить данные сюжеты с вариантом дастана, существующим в репертуаре современных бахши, то здесь наблюдаются довольно значительные расхождения. В современном варианте уход Гариба в странствия связан с гневом падишаха, который не желает отдавать за него свою дочь. А в финале дастана падишах, испугавшись народного гнева, вынужден выдать Шахсанем за Гариба. К тому же в современном варианте Гариб при своем возвращении попадает на свадьбу своей возлюбленной.
Произведение Лермонтова еще раз свидетельствует в пользу суждения о том, что целый ряд дастанов, зародившись на Кавказе, получил широкое распространение в Хорезме и в других регионах Узбекистана при переселении с Кавказа в Среднюю Азию туркменских племен, подвергшись впоследствии определенным изменениям.
Если обратиться к истории, то существует целый ряд свидетельств, подтверждающих данную мысль. Туркмены племен Белого и Черного барана (Ак гоюнли, Гара гоюнли) постоянным образом кочевали по территории Ирана, Азербайджана, Хорасана и Хорезма. Весьма усилился данный процесс в начале 18 века. В частности, в 1729 году многочисленная группа племени йомут, спасаясь от войск иранского правителя Надиршаха, переселилась с побережий Каспия в Хиву [3]. В 1735 году еще одна их большая группа перекочевала с Гургана, Атрака и Балкана в Хорезм. В 1830 году хивинский правитель Аллакулихан переселяет из Хорасана туркменское племя алили, а в 1836 году — племя гоклан. В 1871 году Рахимкулихан переселяет племя джемшид, состоявшее из 7000 семей.
Такого рода сведений достаточно много. Процесс данной миграции иногда имел добровольный характер, а в некоторых случаях осуществлялся насильно. Переселение населения не могло не оказать своего определенного воздействия на культурно-экономический уклад. Ибо среди переселившихся туркмен было немало талантливых личностей, бахши, хорошо знавших народное творчество. Несомненным представляется то обстоятельство, что многие дастаны получили свое распространение в Хорезме посредством их творческой связи с местными исполнителями-бахши. Данные произведения, проникая с Кавказа в Среднюю Азию, закономерным образом подвергались определенной сюжетно-композиционной трансформации, обогащаясь новыми мотивами и событиями.
В заключение следует отметить также наличие в сюжете произведения Лермонтова целого ряда эпизодов, получивших общее определение в науке как «бродячие сюжеты». Это уход главного героя в долгие странствия, его возвращение домой будучи неузнанным (чаще всего в облике нищего старца), приход на свадьбу своей невесты или жены. Данные аспекты свидетельствуют о том, что записанное Лермонтовым произведение имеет весьма древнюю основу и представляет большой познавательный интерес.
Литература:
- Лермонтов М. Ю. Ашик-Кериб. — М., 1952.
- Муравьев Н. Н. Путешествие в Туркмению и Хиву 1819–1820 гг. Гвардейского Генерального штаба капитана Николая Муравьева, посланного в сии страны для переговоров. — М., 1822.
- Материалы по истории туркмен и Туркмении, т. 2. — М., 1938.
Основные термины (генерируются автоматически): Кавказ, Лермонтов, Хорезм, Азия, народ, азербайджанская сказка, главный герой, исследовательский интерес, русский язык, современный вариант.
Подборка по базе: Преддипломная практика отчет 1.docx, Курсовая Исторический анализ развития бухгалтерской отчетности.d, краткий отчет.docx, Анализ деятельности организации на основе финансовой отчетности , шаблон отчета.docx, Лаба 2 Отчёт.docx, План отчёта.docx, Требования к оформлению текстов отчетов (1).docx, Образец оформления отчета по практическому заданию.docx, Аэрофлот. Аналитический отчет.docx
ТУРЕЦКАЯ СКАЗКА
Давно тому назад, в городе Тифлизе, жил один богатый турок; много аллах дал ему золота, но дороже золота была ему единственная дочь Магуль-Мегери: хороши звезды на небеси, но за звездами живут ангелы, и они еще лучше, так и Магуль-Мегери была лучше всех девушек Тифлиза. Был также в Тифлизе бедный Ашик-Кериб; пророк не дал ему ничего кроме высокого сердца — и дара песен; играя на саазе (балалайка турец.) и прославляя древних витязей Туркестана, ходил он по свадьбам увеселять богатых и счастливых; — на одной свадьбе он увидал Магуль-Мегери, и они полюбили друг друга. Мало было надежды у бедного Ашик-Кериба получить ее руку — и он стал грустен, как зимнее небо.
Вот раз он лежал в саду под виноградником и наконец заснул; в это время шла мимо Магуль-Мегери с своими подругами; и одна из них, увидав спящего ашика (балалаечник), отстала и подошла к нему: «Что ты спишь под виноградником, запела она, вставай, безумный, твоя газель идет мимо»; он проснулся — девушка порхнула прочь, как птичка; Магуль-Мегери слышала ее песню и стала ее бранить: «Если б ты знала, отвечала та, кому я пела эту песню, ты бы меня поблагодарила: это твой Ашик-Кериб»; — «Веди меня к нему», сказала Магуль-Мегери; — и они пошли. — Увидав его печальное лицо, Магуль-Мегери стала его спрашивать и утешать; — «Как мне не грустить, отвечал Ашик-Кериб, я тебя люблю — и ты никогда не будешь моею». — «Проси мою руку у отца моего, говорила она, и отец мой сыграет нашу свадьбу на свои деньги, и наградит меня столько, что нам вдвоем достанет». — «Хорошо, отвечал он, положим, Аяк-Ага ничего не пожалеет для своей дочери; но кто знает, что после ты не будешь меня упрекать в том, что я ничего не имел и тебе всем обязан; — нет, милая Магуль-Мегери; я положил зарок на свою душу; обещаюсь семь лет странствовать по свету и нажить себе богатство, либо погибнуть в дальних пустынях; если ты согласна на это, то по истечении срока будешь моею». — Она согласилась, но прибавила, что если в назначенный день он не вернется, то она сделается женою Куршуд-бека, который давно уж за нее сватается.
Пришел Ашик-Кериб к своей матери; взял на дорогу ее благословение, поцеловал маленькую сестру, повесил через плечо сумку, оперся на посох странничий и вышел из города Тифлиза. — И вот догоняет его всадник, — он смотрит — это Куршуд-бек. — «Добрый путь, кричал ему бек, куда бы ты ни шел, странник, я твой товарищ»; не рад был Ашик своему товарищу — но нечего делать; — долго они шли вместе, — наконец завидели перед собою реку. Ни моста, ни броду; — «плыви вперед, — сказал Куршуд-бек, — я за тобою последую». Ашик сбросил верхнее платье и поплыл; — переправившись, глядь назад — о горе! о всемогущий аллах! Куршуд-бек, взяв его одежды, ускакал обратно в Тифлиз, только пыль вилась за ним змеею по гладкому полю. Прискакав в Тифлиз, несет бек платье Ашик-Кериба к его старой матери: «Твой сын утонул в глубокой реке, говорит он, вот его одежда»; в невыразимой тоске упала мать на одежды любимого сына и стала обливать их жаркими слезами; потом взяла их и понесла к нареченной невестке своей, Магуль-Мегери. «Мой сын утонул, сказала она ей, Куршуд-бек привез его одежды; ты свободна». — Магуль-Мегери улыбнулась и отвечала: «Не верь, это всё выдумки Куршуд-бека; прежде истечения семи лет никто не будет моим мужем»; она взяла со стены свою сааз и спокойно начала петь любимую песню бедного Ашик-Кериба.
Между тем странник пришел бос и наг в одну деревню; добрые люди одели его и накормили; он за это пел им чудные песни; таким образом переходил он из деревни в деревню, из города в город: и слава его разнеслась повсюду. Прибыл он наконец в Халаф; по обыкновению взошел в кофейный дом, спросил сааз и стал петь. В это время жил в Халафе паша, большой охотник до песельников; многих к нему приводили — ни один ему не понравился; его чауши измучились, бегая по городу: вдруг, проходя мимо кофейного дома, слышат удивительный голос; — они туда — «иди с нами, к великому паше, закричали они, или ты отвечаешь нам головою». — «Я человек вольный, странник из города Тифлиза, говорит Ашик-Кериб; хочу пойду, хочу нет; пою, когда придется, — и ваш паша мне не начальник»; — однако, несмотря на то, его схватили и привели к паше. — «Пой», сказал паша, и он запел. И в этой песни он славил свою дорогую Магуль-Мегери; и эта песня так понравилась гордому паше, что он оставил у себя бедного Ашик-Кериба. Посыпалось к нему серебро и золото, заблистали на нем богатые одежды; счастливо и весело стал жить Ашик-Кериб и сделался очень богат; забыл он свою Магуль-Мегери или нет, не знаю, только срок истекал, последний год скоро должен был кончиться, а он и не готовился к отъезду. Прекрасная Магуль-Мегери стала отчаиваться: в это время отправлялся один купец с керваном из Тифлиза с сорока верблюдами и 80-ю невольниками: призывает она купца к себе и дает ему золотое блюдо: «Возьми ты это блюдо, говорит она, и в какой бы ты город ни приехал, выставь это блюдо в своей лавке и объяви везде, что тот, кто признается моему блюду хозяином и докажет это, получит его и вдобавок вес его золотом». Отправился купец, везде исполнял поручение Магуль-Мегери, но никто не признался хозяином золотому блюду. — Уж он продал почти все свои товары и приехал с остальными в Халаф: объявил он везде поручение Магуль-Мегери. — Услыхав это, Ашик-Кериб прибегает в караван-сарай: и видит золотое блюдо в лавке тифлизского купца. «Это мое», сказал он, схватив его рукою. «Точно, твое, сказал купец: я узнал тебя, Ашик-Кериб: ступай же скорее в Тифлиз, твоя Магуль-Мегери велела тебе сказать, что срок истекает, и если ты не будешь в назначенный день, то она выдет за другого»; — в отчаянии Ашик-Кериб схватил себя за голову: оставалось только три дни до рокового часа. Однако он сел на коня, взял с собою суму с золотыми монетами — и поскакал не жалея коня; наконец измученный бегун упал бездыханный на Арзинган горе, что между Арзиньяном и Арзерумом. Что ему было делать: от Арзиньяна до Тифлиза два месяца езды, а оставалось только два дни. «Аллах всемогущий, воскликнул он, если ты уж мне не поможешь, то мне нечего на земле делать»; и хочет он броситься с высокого утеса; вдруг видит внизу человека на белом коне; и слышит громкий голос: «Оглан, что ты хочешь делать?» — Хочу умереть, отвечал Ашик; — «Слезай же сюда, если так, я тебя убью». Ашик спустился кое-как с утеса. «Ступай за мною», сказал грозно всадник: — Как я могу за тобою следовать, отвечал Ашик, твой конь летит, как ветер, а я отягощен сумою; — «Правда; повесь же суму свою на седло мое и следуй»: — отстал Ашик-Кериб, как ни старался бежать: «Что ж ты отстаешь», спросил всадник: — Как же я могу следовать за тобою, твой конь быстрее мысли, а я уж измучен. — «Правда, садись же сзади на коня моего и говори всю правду, куда тебе нужно ехать». — Хоть бы в Арзерум поспеть нынче, отвечал Ашик. — «Закрой же глаза»; он закрыл: «Теперь открой»; — смотрит Ашик: перед ним белеют стены, и блещут минареты Арзрума. — Виноват, Ага, сказал Ашик, я ошибся, я хотел сказать, что мне надо в Карс; — «То-то же, отвечал всадник, я предупредил тебя, чтоб ты говорил мне сущую правду; закрой же опять глаза, — теперь открой»; — Ашик себе не верит: то, что это Карс: он упал на колени и сказал: — Виноват, Ага, трижды виноват твой слуга Ашик-Кериб: но ты сам знаешь, что если человек решился лгать с утра, то должен лгать до конца дня: мне по настоящему надо в Тифлиз». — «Экой ты, неверный, сказал сердито всадник — но, нечего делать: прощаю тебе: — закрой же глаза. Теперь открой», прибавил он по прошествии минуты. — Ашик вскрикнул от радости: они были у ворот Тифлиза. Принеся искреннюю свою благодарность и взяв свою суму с седла, Ашик-Кериб сказал всаднику: — Ага, конечно, благодеяние твое велико, но сделай еще больше; если я теперь буду рассказывать, что в один день поспел из Арзиньяна в Тифлиз, мне никто не поверит; дай мне какое-нибудь доказательство. — «Наклонись, сказал тот, улыбнувшись, и возьми из-под копыта коня комок земли и положи себе за пазуху: и тогда если не станут верить истине слов твоих, то вели к себе привести слепую, которая семь лет уж в этом положении, — помажь ей глаза — и она увидит». Ашик взял кусок земли из-под копыта белого коня, но только он поднял голову, всадник и конь исчезли; тогда он убедился в душе, что его покровитель был не кто иной, как Хадерилиаз (св. Георгий).
Только поздно вечером Ашик-Кериб отыскал дом свой: стучит он в двери дрожащею рукою, говоря: «Ана, ана (мать), отвори: я божий гость: и холоден, и голоден; прошу, ради странствующего твоего сына, впусти меня». Слабый голос старухи отвечал ему: «Для ночлега путников есть дома богатых и сильных: есть теперь в городе свадьбы — ступай туда; там можешь провести ночь в удовольствии». — «Ана, отвечал он, я здесь никого знакомых не имею и потому повторяю мою просьбу: ради странствующего твоего сына впусти меня». Тогда сестра его говорит матери: «мать, я встану и отворю ему двери». — «Негодная, отвечала старуха; ты рада принимать молодых людей и угощать их, потому что вот уже семь лет, как я от слез потеряла зрение». — Но дочь, не внимая ее упрекам, встала, отперла двери и впустила Ашик-Кериба: сказав обычное приветствие, он сел и с тайным волнением стал осматриваться: и видит он на стене висит в пыльном чехле его сладкозвучный сааз. И стал он спрашивать у матери: «что висит у тебя на стене?» — «Любопытный ты гость, отвечала она, будет и того, что тебе дадут кусок хлеба и завтра отпустят тебя с богом». — «Я уж сказал тебе, возразил он, что ты моя родная мать, а это сестра моя, и потому прошу объяснить мне, что это висит на стене?» — «Это сааз, сааз», отвечала старуха сердито, не веря ему. — «А что значит сааз?» — «Сааз то значит: что на ней играют и поют песни». — И просит Ашик-Кериб, чтоб она позволила сестре снять сааз и показать ему. — «Нельзя, отвечала старуха: это сааз моего несчастного сына, вот уже семь лет он висит на стене, и ничья живая рука до него не дотрогивалась». — Но сестра его встала, сняла со стены сааз и отдала ему: тогда он поднял глаза к небу и сотворил такую молитву: «О всемогущий аллах! если я должен достигнуть до желаемой цели, то моя семиструнная сааз будет так же стройна, как в тот день, когда я в последний раз играл на ней». — И он ударил по медным струнам, и струны согласно заговорили; и он начал петь: «Я бедный Кериб (нищий) — и слова мои бедны; но великий Хадерилияз помог мне спуститься с крутого утеса, хотя я беден и бедны слова мои. Узнай меня, мать, своего странника». После этого мать его зарыдала и спрашивает его: — «Как тебя зовут?» — «Рашид» (храбрый), отвечал он. — «Раз говори, другой раз слушай, Рашид, сказала она: своими речами ты изрезал сердце мое в куски. Нынешнюю ночь я во сне видела, что на голове моей волосы побелели, — а вот уж семь лет я ослепла от слез; скажи мне ты, который имеешь его голос, когда мой сын придет?» — И дважды со слезами она повторила ему просьбу. — Напрасно он называл себя ее сыном, но она не верила, и спустя несколько времени просит он: «позвольте, матушка, взять сааз и идти, я слышал, здесь близко есть свадьба: сестра меня проводит; я буду петь и играть, и всё, что получу, принесу сюда и разделю с вами». — «Не позволю, отвечала старуха; с тех пор, как нет моего сына, его сааз не выходил из дому». — Но он стал клясться, что не повредит ни одной струны, «а если хоть одна струна порвется, продолжал Ашик, то отвечаю моим имуществом». Старуха ощупала его сумы и, узнав, что они наполнены монетами, отпустила его; проводив его до богатого дома, где шумел свадебный пир, сестра осталась у дверей слушать, что будет.
В этом доме жила Магуль-Мегери, и в эту ночь она должна была сделаться женою Куршуд-бека. Куршуд-бек пировал с родными и друзьями, а Магуль-Мегери, сидя за богатою чапрой (занавес) с своими подругами, держала в одной руке чашу с ядом, а в другой острый кинжал: она поклялась умереть прежде, чем опустит голову на ложе Куршуд-бека. И слышит она из-за чапры, что пришел незнакомец, который говорил: «Селям алейкюм: вы здесь веселитесь и пируете, так позвольте мне, бедному страннику, сесть с вами, и за то я спою вам песню». — «Почему же нет, сказал Куршуд-бек. Сюда должны быть впускаемы песельники и плясуны, потому что здесь свадьба: — спой же что-нибудь, Ашик (певец), и я отпущу тебя с полной горстью золота».
Тогда Куршуд-бек спросил его: — а как тебя зовут, путник? — «Шинди-гёрурсез (скоро узнаете)». — Что это за имя, воскликнул тот со смехом. Я в первый раз такое слышу! — «Когда мать моя была мною беременна и мучилась родами, то многие соседи приходили к дверям спрашивать, сына или дочь бог ей дал: им отвечали — шинди-гёрурсез (скоро узнаете). И вот поэтому, когда я родился, мне дали это имя». — После этого он взял сааз и начал петь.
«В городе Халафе я пил мисирское вино, но бог мне дал крылья, и я прилетел сюда в три дни».
Брат Куршуд-бека, человек малоумный, выхватил кинжал, воскликнув: — Ты лжешь; как можно из Халафа приехать сюда в три дни? —
«За что ж ты меня хочешь убить, сказал Ашик: певцы обыкновенно со всех четырех сторон собираются в одно место; и я с вас ничего не беру, верьте мне или не верьте».
— Пускай продолжает, — сказал жених, и Ашик-Кериб запел снова:
«Утренний намаз творил я в Арзиньянской долине, полуденный намаз в городе Арзруме; пред захождением солнца творил намаз в городе Карсе, а вечерний намаз в Тифлизе. Аллах дал мне крылья, и я прилетел сюда; дай бог, чтоб я стал жертвою белого коня, он скакал быстро, как плясун по канату, с горы в ушелья, из ущелья на гору: Маулям (создатель) дал Ашику крылья, и он прилетел на свадьбу Магуль-Мегери». —
Тогда Магуль-Мегери, узнав его голос, бросила яд в одну сторону, а кинжал в другую: — так-то ты сдержала свою клятву, сказали ее подруги; стало быть, сегодня ночью ты будешь женою Куршуд-бека. — «Вы не узнали, а я узнала милый мне голос», отвечала Магуль-Мегери; и, взяв ножницы, она прорезала чапру. Когда же посмотрела и точно узнала своего Ашик-Кериба, то вскрикнула; бросилась к нему на шею, и оба упали без чувств. Брат Куршуд-бека бросился на них с кинжалом, намереваясь заколоть обоих, но Куршуд-бек остановил его, примолвив: «Успокойся и знай: что написано у человека на лбу при его рождении, того он не минует».
Придя в чувства, Магуль-Мегери покраснела от стыда, закрыла лицо рукою и спряталась за чапру.
«Теперь точно видно, что ты Ашик-Кериб, сказал жених; но поведай, как же ты мог в такое короткое время проехать такое великое пространство?» — В доказательство истины, отвечал Ашик, сабля моя перерубит камень, если же я лгу, то да будет шея моя тоньше волоска; но лучше всего приведите мне слепую, которая бы семь лет уж не видала свету божьего, и я возвращу ей зрение». — Сестра Ашик-Кериба, стоявшая у двери и услышав такую речь, побежала к матери. «Матушка! закричала она, это точно брат, и точно твой сын Ашик-Кериб», и, взяв ее под-руку, привела старуху на пир свадебный. Тогда Ашик взял комок земли из-за пазухи, развел его водою и намазал матери глаза, примолвив: «знайте все люди, как могущ и велик Хадрилиаз», — и мать его прозрела. После того никто не смел сомневаться в истине слов его, и Куршуд-бек уступил ему безмолвно прекрасную Магуль-Мегери.
Тогда в радости Ашик-Кериб сказал ему: «Послушай, Куршуд-бек, я тебя утешу: сестра моя не хуже твоей прежней невесты, я богат: у ней будет не менее серебра и золота; итак возьми ее за себя — и будьте так же счастливы, как я с моей дорогою Магуль-Мегери».
Сергея Параджанова многие считают режиссером поистине гениальным, а его фильмы – неоценимым вкладом в мировой кинематограф. Редакция Армянского музея Москвы делится отрывком из статьи поэта Геогрия Кубатьяна об авторе невероятного «Цвета граната».
Парадоксы, как заметил еще Пушкин, дружны с гениями. Параджанов исключения не составлял.
Раньше всего замечаешь, что он одновременно принадлежит сразу нескольким национальным культурам; явление само по себе поразительное. Разумеется, память услужливо подсказывает аналог и образчик: Саят-Нова, слагавший свои стихи по-армянски, по-грузински и по-азербайджански. Но роль знаменитого ашуга в азербайджанской и грузинской поэзии вряд ли равна роли, которую сыграл он в армянской. Параджанов же, Саят-Нова ХХ века, сызмалу впитавший культурные соки народов-соседей, одинаково сильно работал с любыми национальными реалиями. Вот отчего в «Цвете граната», «Легенде о Сурамской крепости», «Ашик-Керибе» национальное звучание — армянское, грузинское, тюркское — выверено, будто по камертону. Притом исконное, корневое всякий раз очищено здесь от инородных примесей и напластований.
Все было бы складно и простенько, как азы, да мешает очевидная несообразность. Ибо в первом-то шедевре Параджанова национальная нота взята не менее чисто, нежели в последующих, и национальная тональность, интонация, мелодика выдержаны без единого сбоя, без единой фальшивинки. Закавыка в том, что тональность — украинская, Сергей Иосифович усвоил ее вовсе не на улицах кавказского Вавилона, каковым еще был в пору его детства Тбилиси. В зрелые же годы такие материи не усваиваются, неизбежен акцент, отличающий унаследованное от благоприобретенного. В «Тенях забытых предков» его нет. А следовательно, перед нами не работа над украинской классикой человека со стороны — наподобие, скажем, американских экранизаций Толстого, — нет, украинский фильм, из украинских украинский. И говорят об этом украинцы. Лет уже десять назад в Киеве вышла книга «Сергей Параджанов. Взлет. Трагедия. Вечность», и «Литературная Армения» (1998, №3) напечатала в переводе Георгия Татосяна большую подборку воспоминаний из этой книги. Приведу несколько поразивших меня фраз о «Тенях»: «Это был не просто праздник украинского искусства. Это был праздник украинской души»; «…фильм подлинно украинский»; «Он стал у истоков возрождения культуры Украины, становления духовности народа, его традиций».
Большего парадокса не придумаешь. Своевольную, причудливую трактовку их классического произведения, предложенную чужаком, украинцы приняли на ура. В ленте, снятой армянином, они не приметили ничего чужеродного, чуждого. Зато сразу разглядели, как точно воспроизведена на экране, как любовно воспета прелесть украинских обычаев, и костюмов, и быта, в совокупности же — прелесть их народной культуры. И признательны Параджанову не как иноземцу, верно их понявшему (так армяне признательны Францу Верфелю за роман «Сорок дней Муса-дага»). Параджанов, утверждают они, понял и выразил нас изнутри.
Какому на свете режиссеру было дано внести равно драгоценную лепту в четыре — четыре! — национальные кинематографии? То-то и оно.
Беспримерную чуткость Параджанова ко всему национальному можно было б усугубить его дебютным фильмом «Андриеш». Основанная на сказке молдавского поэта, лента претендовала бы, пожалуй, стать явлением искусства теперь уже молдавского, но не стала им. Она вообще не стала явлением искусства. Новый парадокс Параджанова.
Картину, принесшую режиссеру мировую славу — «Тени забытых предков», — ее снял отнюдь не вундеркинд-юнец. Автору было сорок, и на его счету числилось больше полудюжины фильмов, из них четыре художественных. Или, верней, игровых. Ибо художественностью-то фильмы как раз и не блистали, посему благополучно забыты. Не будучи киношником, я не видел этих картин и ничуть о том не жалею. Быть может, исследователям открываются в них особенности, предвещающие настоящего Параджанова, быть может, им удается разглядеть в них элементы позднейшей его эстетики, но что с того нам? Эти ленты заурядны, и все тут.
А ведь история разных искусств и литературы в придачу не знает этому параллелей. Не случалось еще, чтобы создателю вереницы посредственных произведений удался ни с того ни с сего шедевр. Ни с того ни с сего? Вот именно. Подождав после дебютной ленты всего четыре года (страна только-только выбиралась из ямы бескартинья), Параджанов уже не знал на Киевской киностудии простоев. 1958 год — игровой фильм и документальный, 59-й — фильм-очерк, 60-й — документальный, 61-й — игровой, 62-й — опять игровой. И с ходу, без передыху принимается за новую постановку — постановку, завершившуюся шедевром. Выпади Параджанову затяжная пауза, тогда мы получили бы какую-никакую зацепку. К примеру, человек пережил внутреннюю драму, сурово пересмотрел установки, которыми руководствовался прежде, и, словно сказочный персонаж, родился наново. Такое бывало. Пускай после долгого молчания менялся, как правило, стиль, а не творческий уровень и масштаб, однако мы заметили бы логику преображения. Но тут и времени-то не было перековываться, перестраиваться. Сдал очередную слабенькую картину, взялся за следующую. Ждали, как водится, чего-то вполне заурядного — получили нечто из ряда вон. Шедевр. И шедевр этот изумил видавших виды коллег и разом изменил в их епархии систему координат. У безвестного середняка-провинциала кино заговорило собственным языком, абсолютно лишенным опоры на слово, звучащее или подразумеваемое. Эйзенштейн, Антониони, Бергман с их изощренностью по части киноязыка кажутся подле Параджанова сторонниками литературности, беллетризма. Вспомним Осипа Мандельштама: «Там, где обнаружена соизмеримость вещи с пересказом, там простыни не смяты, там поэзия, так сказать, не ночевала». Параджановские вещи не то что не соизмеримы с пересказом — их попросту немыслимо пересказать. Фабульное содержание полнометражной ленты будет исчерпано за полминуты. Подлинное их содержание не в фабуле (кто куда пошел и что сделал), а в строении кадра, плавности движений, красках и ракурсах. У Параджанова киноязык откристаллизован от инородных напластований, как и национальная суть всего, что попадает в объектив: утвари, нарядов, узоров на камнях или на вороте рубахи. В его картинах эпизоды вполголоса — не во весь голос! — аукаются друг с другом, и, рифмуясь, они высекают искру значения, которого не ждешь и которое не вдруг улавливается. Так ли, нет ли, но парадокс не желает исчезнуть и сгладиться — никогда прежде таланты не вызревали столь утомительно долго, никогда шедевру не предшествовала скучная череда заурядных опусов и никогда череда заурядных опусов не сменялась ослепительной грядою вершин, одна другой выше и краше.
Фильмы Параджанова восхитительно фактурны, предметны, вещны, не говоря уж об эталонной точности бесчисленных интерьеров, ювелирных раритетов и старинных ритуалов, сделавших бы честь этнографам, историкам, антикварам. А ведь он обходился с антуражем куда как по-свойски, не гнушаясь анахронизмов, и выдумок, и прямого произвола. Парадокс? Еще какой.
«Он не знал разделения на донкихотский “верх” и санчопансовский “низ”, — пишет о Параджанове Павло Загребельный. — Он жил только “верхом”, напоминая армянский крест-хачкар, устремленный к небу и простору…» Вроде бы не придерешься. При полной достоверности бытовых подробностей ключевые параджановские герои предельно духовны, почти бесплотны; его фильмы — торжество духа, духа и сызнова духа. Как раз о людях, подобных его персонажам, Лесков и говорил: «очарованный странник» или «запечатленный ангел» и награждал их эпитетами «совестный», «невинный», «блаженный». И все же не скажешь, будто несравненные параджановские натюрморты скользят по периферии его картин, уступая центр одухотворенным и не от мира сего героям. Отнюдь. Еще неизвестно, что для Параджанова главнее, быт или бытие. Без упоительно красивых, эстетически самоценных, уникальных безделушек и, простите, шмоток мир утратил бы для него всякую привлекательность. И вот поди ж ты! В этом изысканно-вещном, осязаемо-плотском космосе преобладает именно дух. А как Параджанов этого добился — загадка, не поддающаяся разгадке. Коротко говоря, парадокс.
И напоследок парадокс, имеющий прямое касательство к изданным только что сборникам. Параджанова, пишет опять же Павло Загребельный, было «невозможно представить за чтением. Я никогда не видел его с книгой в руках. Не видел, чтоб он писал. Параджанов в библиотеке? Параджанов, неделями и месяцами склоненный над фолиантами? Невероятно! Абсурд!» Загребельный недоумевает: «Если Параджанов принадлежит к той половине человечества, которая не читает книг, то как же он мог выбрать из всего творческого наследия <…> Коцюбинского именно те две новеллы, что полностью соответствуют его, параджановскому видению мира, — “Тени забытых предков” и “Интермеццо”? То же самое можно сказать и о Лермонтове и его сказке “Ашик-Кериб”. А если никто не мог представить себе, как Параджанов пишет, то как же он все-таки смог написать сценарии всех своих фильмов?»
Я лично не вижу загадки в том, что с книгою Параджанова не заставали, за письменным столом тоже. Ночь — идеальная пора для сочинительства, равно и для чтения. Хотя… книгочеем Сергей Иосифович и впрямь не был. Его друг Василий Катанян, оставивший о нем интереснейшую книгу «Цена вечного праздника», свидетельствовал в дневнике: «Я все больше убеждаюсь, что Сережа ничего не читал и не читает, литературу знает крайне плохо, о некоторых всемирно известных авторах и слыхом не слыхивал». Посему сместим ударение. Скажем иначе. Не будучи по природе дарования человеком литературным и пишущим, Параджанов много писал. Это парадокс, а не загадка. Да и парадокс относительный. Что же прикажете режиссеру делать, ежели запрещали снимать? Оставалось хотя бы на бумаге воплотить идею. Нет, не воплотить, а контурно наметить, обозначить ее. Когда же маячило что-то реальное, тогда сценарий полагалось предъявить как документ — извольте, все честь по чести. Процесс изготовки такого рода документов изложу словами того же Загребельного: он, Параджанов, наговаривал, я, Загребельный, записывал. «Между его неимоверными выдумками я стыдливо вписывал строки, столь милые чернильным душам и суконным рылам: о социальном фоне, о расстановке классовых сил и тому подобную галиматью — все, что требуется для утверждения в инстанциях».