Чем отличается информация которую мы получаем из сочинения историка от информации из исторического

Протопресвитер Александр Шмеман (1921-1983) — выдающийся пастырь, мыслитель, педагог и проповедник, ­автор научно-богословских сочинений и эссеистской прозы, много сделавший для Православной Церкви в Америке. Осмысление его богословского и литургического наследия, ставшего важной частью церковной науки XX века, особенно актуально в связи со столетием со дня рождения пастыря, которое приходится на этот год.

Фундаментальные богословские труды протопресвитера Александра были посвящены главным образом вопросам церковной истории, постижению истоков и сокровенного смысла православного богослужения и церковных таинств. О том, что сам профессор считал главным в своем богословии, о значении его идей для современной богословской науки рассуждает кандидат богословия, доцент кафедры богословия Московской духовной академии священник Антоний Борисов (№ 12, 2021, PDF-версия).

Различать Божественное и человеческое

Протопресвитер Александр Шмеман для многих представителей православного духовенства и мирян является примером священнослужителя, открытого для всего нового, жертвенно служащего Богу и людям, ищущего действенные способы достучаться до умов и сердец современников.

Подобное мнение о нем сложилось не только благодаря многочисленным печатным трудам покойного пастыря. Воспоминания людей, знавших богослова лично, прямо указывают на его подлинно христианское отношение к жизни и своему служению. По словам его близкого друга, тоже уже покойного, Н.А. Струве, последние дни земной жизни отца Александра были наполнены покаянием с готовностью полностью принять волю Божию: «Полтора года назад Господь посетил Своего верного слугу тяжелым испытанием: болезнью, оставляющей мало надежды на выздоровление. О. Александр не только переносил ее с полным терпением и смирением, но до самых последних дней не переставал ощущать радость и благодарить Бога за все. Роковая болезнь дала о. Александру положить печать подлинности тому, что было сердцевиной его проповеди и священства за целую жизнь: Всегда радуйтесь. За все благодарите (1 Фес. 5:16, 18)»¹.

Вклад отца Александра Шмемана в развитие богословской науки является огромным. Именно благодаря ему в нашей Церкви сегодня обсуждаются многие действительно актуальные вопросы. Любые же обвинения в обновленчестве и модернизме, звучащие в адрес покойного, по словам священника Владимира Вукашиновича, «поверхностны и неточны»: «Шмеман стоит не только на позициях, крайне далеких от всякого либерального модернизма, но даже в отдельных случаях крайне умеренных и консервативных»².

На чем же тогда зиждется убежденность некоторых людей в наличии у протопресвитера чуть ли не протестантских симпатий? Как кажется, на факте проявленного им однажды дерзновения. В предисловии к своему самому, как принято подчеркивать, «научному» труду — «Введению в литургическое богословие» он вспоминает, как отважился снять определенного рода табу: запрет, который касался использования историко-критического подхода к изучению «сферы богослужения, литургической жизни, литургического опыта»³.

Во многом благодаря отцу Александру православный исследователь получил определенного рода свободу в рассуждении над тем, что в нашем богослужении является проявлением богооткровения, а что — исключительно человеческим вкладом. Избавление от табу, снятого литургистом, позволило существенно расширить границы деятельности богослова-исследователя, который теперь оказался способен изучать иные области церковной науки с позиции того, с чем он в данный момент имеет дело, — с Преданием (формой богооткровения) или с преданиями (человеческими обычаями той или иной степени древности)⁴.

Почему это важно и необходимо? По одной простой причине. Здравое различение Предания и преданий позволяет православному христианину избежать перекоса в одну из сторон, отклонения от святоотеческого «царского» пути. Низведение Предания до уровня преданий неминуемо превращает духовную жизнь в квазирелигиозность постмодерна, презрительно относящуюся к традициям и обрядам, — отсутствие живого чувства Откровения делает ­самого человека мерилом духовности и тем самым лишает эту духовность Божественного содержания. В том случае, если предания возводятся на уровень Предания, мы получаем иной, но не менее печальный результат. Подобное отношение превращает церковное сообщество в клуб с особенными правилами поведения, гардеробом, питанием и др. Причем каждый из перечисленных элементов возводится в статус чуть ли не догмата.

Главный ориентир

В каждом отдельном случае и вне зависимости от избранной области (догматика, библеистика, каноника, но прежде всего в области литургической) при стремлении определить, что же перед нами — Божественное или человеческое, мы оказываемся перед непростой задачей. Как отделить вечное от временного? Как актуализировать внешнюю оболочку традиции, не нанеся ущерб ее духовной сердцевине? Как кажется, и в данном случае помочь может отец Александр, не только обозначивший указанную проблему, но и давший инструментарий для ее преодоления.

Автор в своих произведениях неоднократно упоминает идею «отнесенности к главному», которой пронизано его богословское и проповедническое наследие. «Отнесенность» — основное ощущение автора, с детства определившее его религиозный опыт, «интуиция о присутствии в этом мире чего-то совершенно, абсолютно иного, но чем потом все так или иначе светится, к чему все так или иначе относится»⁵. Сам профессор не смог дать понятию «отнесенности» какого-то строгого фиксированного определения⁶. Хотя явным образом суть этого явления ощущается при чтении строк, посвященных А.И. Солженицыну: «Символом этой отнесенности в романе «В круге первом», например, является Рождество. <…> Зачем понадобилось Солженицыну это Рождество? <…> Но вот, оно есть, оно вспыхнуло своим светом вначале, и его свет незримо озаряет всю эту, казалось бы, мучительную безнадежную повесть. И оно есть в повести потому, что для Солженицына оно есть в мире. <…> …Чтобы отнести всех этих страдающих и умирающих людей к главному — чтобы ясным стало изображение вечности, зароненное каждому»⁷.

Отсутствие четкого определения «отнесенности» не мешает указать на одно из главных и определяющих его свойств, а именно христологичность. Иными словами, установление и поддержание в лице Господа Иисуса связи между Божественным и человеческим; присутствие благодаря пришествию Спасителя в материальном мире жизни Духа, Который не растворяется в тварной реальности, не бежит от нее, но оживотворяет изнутри того, кто в Боге нуждается и к Нему стремится. «Отнесенность» есть еще и та таинственная, но ощутимая связь, которая присутствует в Православии между Преданием и преданиями. В пастырском аспекте она («отнесенность») должна поддерживаться Церковью в «рабочем» состоянии прежде всего в формате богослужения для сохранения (наряду с упомянутыми в Символе веры) главного для отца Александра свойства Церкви — «литургичности», которая во Христе зиждется и только в Нем и благодаря Ему существует.

Именно «литургичность» в понимании автора превращает Церковь из «экклесии» (человеческого собрания) в Тело Христово (1 Кор. 12:27) — ту Богочеловеческую структуру, которую, по замечанию протопресвитера Николая Афанасьева, характеризует таинственное выражение «эпи то авто» (ἐπὶ τὸ αὐτό) (Деян. 2:1, 44, 47 и др.), означающее «на то же самое» и чаще всего переводимое на русский язык как «в одно место». «Эпи то авто», в разъяснении протопресвитера Иоанна Мейендорфа, «было техническим термином для обозначения евхаристического собрания. Специального слова в те времена не существовало, возможно, и потому, что первохристиане избегали прямо говорить о таинствах в смысле «обрядов», а понимали саму Церковь прежде всего в сакраментальном смысле. Церковь осуществляет себя, становится сама собою, когда ее члены сходятся вместе для свершения общего действа»⁸.

Это общее действо — Литургия — в основании своем и имеет для ученого идею «отнесенности» как опыта встречи с Тайной и выражение данного опыта при помощи верных символических средств. Символических в смысле античного σύμβολον — разломанной монеты или статуэтки, знака, позволяющего двум незнакомым до того лицам опознать друг друга⁹. Верное соотношение закона веры и закона молитвы (lex orandi lex est credendi) достигается только в том случае, если культурные коды нашего богослужения работают в соответствии с идеей «отнесенности» и становятся «мостиками» для верующего, позволяющими достичь главной цели — совершения литургического акта через личное словесное приношение в пространстве общей молитвы церковного собрания.

Тайна Божества, находящаяся в самой сердцевине жизни Церкви, принципиально отличает христианство от прочих религиозных течений, прежде всего гностицизма. Если гностики кичились обладанием некоей тайны, ограничивая доступ к ней всех прочих, то в лице Православия мы видим иное. «В контексте христианства под понятием «тайна» не подразумевается обозначение только того, что является непостижимым и таинственным, загадкой или неразрешимой проблемой. Напротив, тайна есть то, что открывает себя нашему пониманию, но что мы никогда не поймем до конца»¹⁰. Эти слова митрополита Каллиста (Уэра) указывают на еще одно свойство «отнесенности», имеющее не только возвышенное богословское, но и вполне практическое значение — когда тайна Божия в лице Церкви присутствует в мире, освящает его, но миру не подчиняется и в нем не растворяется.

Об этом отец протопресвитер, в частности, говорил во время беседы в г. Гринвилл (штат Делавэр, США) 22 мая 1981 года. Выступление это впоследствии переведено в текстовый формат и озаглавлено «Между утопией и эскапизмом». Здесь американский протопресвитер указывает на две серьезные опасности, возникающие перед Церковью, если она по какой-то причине утрачивает стремление к «отнесенности» или отказывается от нее. Исходом подобного выбора становится либо бездумное стремление к несуществующему «завтра» (утопии), либо бегство от мира, замыкание в пространстве самоценных представлений и субкультурных установок. И то и другое, по его мнению, противоречит евангельскому учению о Церкви как о Царстве ­Божием, которое Спасителем сравнивается или с дрожжами (Мф. 13:33), или с семенем (Мф. 13:31-32). И то и другое, чтобы принести плоды, должно быть помещено в мертвую до времени среду и преобразить ее изнутри¹¹.

Утопия и эскапизм на подобное просто не способны. Первая, представляющая собой «максимальную проекцию в будущее»¹², готова пожертвовать «сегодня» ради «поющего завтра». Но никто не ответит вам на вопрос — «С какой стати завтра должно петь? Ведь люди будут умирать, кладбища расширяться и т.д.»¹³. Никто и ничто по-настоящему не волнуют утописта здесь и сейчас. Он всем готов пожертвовать, все разрушить ради выдуманного им завтра. Странным дополнением к подобной установке отцу Александру видится не менее опасное ­явление — эскапизм, или бегство от действительности. Его он описывал следующим образом: «Уход от действительности начинается с некоего умственного расположения и продолжается как поиск разного рода духовного опыта. Всем известно, что Бога не найдешь на Бродвее в Нью-Йорке, Бога нужно искать на синих горах в Индии, в ашрамах, в методах созерцания»¹⁴.

Эскапист подобно утописту бежит от сегодня, но не ради достижения мифического завтра, а ради замыкания в пространстве выдуманной им действительности, никак не соотносящейся с реальной историей. Насколько подобное опасно, свидетельствует, например, опыт старообрядческого раскола XVI века: «Флоровский считал, что для старообрядцев вместе с реформами Никона кончилась священная история, и потому они уходили «из истории в пустыню». Но на самом деле не столько уход из истории, «внеисторичность», был следствием раскола, сколько, наоборот, раскол — следствием вне­­историчности русской жизни»¹⁵.

Указанное обстоятельство вновь демонстрирует огромную опасность утраты обозначенной доктором богословия «отнесенности», которая (утрата) неминуемо заводит Церковь в ловушку, способную изъять человека или целую общность людей из живой истории, превратив их либо в гоголевского Манилова, равнодушного к настоящему, либо в носителей специфического субкультурья, напрочь оторванного от страданий дня сегодняшнего.

Сохранить верность Откровению

Шмемановская «отнесенность» призывает заботливо относиться к вопрошаниям истории, настаивает на освящении времени. Сын Божий однажды стал участником истории, но при этом не оказался ее пленником. В Спасителе миру была явлена освящающая и исцеляющая сила Божия, переданная Им Церкви и через нее указующая миру, что однажды для него наступит конец и одновременно полное изменение: «Вне эсхатологии невозможна христианская доктрина зла. Либо сам мир становится злом, либо же оно отождествляется с чем-то одним в мире (социальными структурами и т.д.). И то, и другое — ересь. Христа не нужно ни для ухода в мироотрицающий буддизм личного «спасения», ни для «социальной революции»»¹⁶.

Идея «отнесенности» не была выведена протопресвитером на основании каких-то сугубо теоретических изысканий, а имела вполне ощутимую опытную духовную основу. В «Дневниках» отец Александр Шмеман упоминает, что его память сохранила и разделила пройденную жизнь на четыре этапа: тридцатые годы — юность в Париже и причастность к лучшему периоду русской эмиграции; сороковые — война и закат прежнего мира, обретение семьи и рукоположение; пятидесятые — творчество и служение; шестидесятые — жертвенная вовлеченность в жизнь Православной Церкви в Америке и смерть друзей, единомышленников.

Наступившие семидесятые, а затем и восьмидесятые привели отца Александра к мысли: «И вдруг: такое сильное ощущение, что прошлого-то гораздо больше, чем будущего, что все отныне будет итогами, раскрытием того, что уже было, уже дано» (курсив из оригинала. — А.Б.)¹⁷. Уверенность в правильности выведенной им идеи «отнесенности» приходит к отцу Александру ровно в тот момент, когда внутри него возникает ощущение бренности жизни перед лицом Божественной вечности. С высоты прожитых лет он явственно понимал, насколько важно не поддаваться очарованию временного, человеческого и не пытаться заместить им Богооткровенное: «…изучение истории Церкви, конечно, должно освобождать человека от порабощения прошлому, типичного для православного сознания. Но это так в идеале, увы. Помню, как медленно я сам освобождался от идолопоклонства Византии, Древней Руси и т.д., от увлечения, от «игры»»¹⁸.

«Исторический путь Православия» — еще один монументальный труд автора — почти каждой своей страницей показывает и доказывает, насколько опасной является догматизация второстепенного, обусловленная все той же утратой чувства «отнесенности». Вместо того чтобы придать статус неизменной богооткровенной истины смысловому ядру учения, вновь и вновь осуществляется попытка догматизации культурной оболочки, временного контекста керигмы. Это прекрасно видно на примере всех наиболее известных ересей и расколов. Все они в той или иной степени становились следствием неспособности ряда мыслителей пожертвовать собственными культурными предпочтениями ради сохранения верности Откровению.

Арианство, несторианство, монофизитство в различных своих более «легких» проявлениях (например, монофелитства и иконоборчества) строятся на концептах, заимствованных из тех или иных философских систем и возведенных в статус догмата. Римский католицизм, безусловно, является результатом поместного представления о роли апостола Петра и природе церковного первенства¹⁹. Имеющийся исторический опыт позволяет согласиться с выводом, который делает внимательный читатель «Дневников» покойный профессор МДА Н.К. Гаврюшин: «Множество верующих, не исключая и представителей духовенства, часто понимают христианство как некую совокупность правил, норм, ритуалов… которую охотно отождествляют с церковным Преданием. При таком номистическом, или законническом, разумении веры внешнее оказывается неизбежно важнее внутреннего. То, что в конкретный исторический момент времени было свидетельством живого творчества духа, воспринимается благочестивыми, но не вошедшими в разум Истины верующими как закон, обязательные вериги, ибо подлинно духовного мерила у них нет, а передать оное из рук в руки невозможно: его необходимо стяжать»²⁰.

Указанное, впрочем, не означает, что богослов имел к временному выражению тайны Божественной вечности какое-либо презрение. Наоборот, идея «отнесения» помогала отца Александру видеть в литургическом наследии Церкви настоящую сокровищницу средств выражения богатства христианской веры. Но ему было важно, чтобы все это богатство не лежало мертвым грузом, а работало. Чтобы между человеческими преданиями и Божественным Преданием имелось напряжение «отнесенности», не позволяющее Церкви говорить с людьми на исключительно «своем» языке, сосредотачиваться на «своих» проблемах. Православие, по мнению протопресвитера, призвано прислушиваться к вопросам каждого нового поколения и уметь в том числе говорить на языке секулярной культуры. Богословие Церкви должно быть отвечающим, а не нападающим или защищающимся. В наше время недостаточно также лишь в одностороннем порядке возвещать людям некие истины. Надо отвечать на их вопросы. И ответы на эти вопросы должны быть выражены в таких культурных кодах, которые близки и понятны современным слушателям.

Именно в этом смысловом поле следует понимать неприятные на первый взгляд слова профессора: «Только в Церкви можно найти полный образ Христа. Это и есть дело богословия — и больше ничего. Но его одинаково заслоняют и «поп», и «богослов». Один поставил ставку (беспроигрышную) на вечную нужду человека в «священности», другой Самого Христа превратил в «проблему»»²¹. Здесь церковный историк пусть и резко, но в точности повторяет суть апостольской мысли, что никакой человек не имеет права занимать собой место Христа Спасителя или препятствовать общению с Ним, Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус (1 Тим. 2:5).

Практические предложения по реализации идеи «отнесенности» обнаруживаются в наследии публициста применительно к двум литургическим реформам: произошедшему глобальному изменению богослужебного уклада в Римско-Католической Церкви и, наоборот, несостоявшейся фиксации литургической традиции Православной Церкви в Америке по образцу дореволюционного лекала. В отношении первого отец Александр пишет неутешительные вещи. Модернистский кризис, развернувшийся у католиков на рубеже XIX-ХХ веков, не только, по мнению автора, не понудил Рим внутренне измениться, но, наоборот, усугубил имеющееся положение дел, когда вместо здоровых преобразований в лице II Ватикана произошла уступка сиюминутной выгоде запросов мира сего: «И за это Церковь (Католическая) расплачивается теперешней катастрофой. <…> Церковь ответила утверждением себя как голого авторитета (reductio ad absurdum) и как абсолютизма формул, то есть того же авторитета. И через несколько десятилетий лопнула — Ватикан II и вакханалия: разложение «авторитета»»²².

Искать в богослужении Христа

Католические реформы середины ХХ века стали для Шмемана не реализаций «отнесенности», не попыткой явить миру истинное эсхатологическое лицо христианства, присутствующего здесь, но говорящего о несводимом к земной реальности Царстве Божием, а еще одним не­удачным опытом «очищения»: «Не случайно «постватиканская» Церковь протестантизируется (отказ от авторитета, от понятия “ереси”, от тональности «объективности»). <…> Протестантизм был попыткой спасти веру, очистить ее от ее религиозной редукции и метаморфозы. Но он это сделал ценой отказа от эсхатологии, замены ее «спасением» предельно личным, индивидуальным. И потому — в сущности — отказом от Церкви…»²³

Легко указывать соседу на его неправоту. Значительно сложнее разбираться с собственными проблемами. Тут богослов, надо сказать, реалии нашей церковной жизни критикует нещадно: «На глубине Православие, мне кажется, давно уже «протестантизируется»: «верит» в нем каждый по-своему, но соединены все «религией», то есть храмом и обрядом. Отсюда двойное движение: если от религии к «вере», то к расцерковлению, к уходу в личную религию; если от «веры» к религии — то к Православию, Типикону, кадилу и иконам. Оба движения «неполноценны»: в одном торжествует индивидуализм (отрицание Церкви), в другом — «религия» (редукция Церкви) и, в сущности, тоже индивидуализм»²⁴.

На практике (если говорить прежде всего о богослужении) подобное положение дел проявляет себя в одновременно существующем сохранении Типикона и неследовании ему, в переносе суточных форм богослужения на не предназначенное им время (служение утрени вечером, а вечерни утром), в сокращении служб на основании мнения настоятеля, служащего в данный день рядового священника, регента или даже чтеца. Перечислять эти проявления литургического кризиса можно и дальше, но все они приводят, по мнению отца Александра, к последствиям двух типов: 1) сведению богослужения до уровня службы-схемы (поскольку требования «догматизированного» Типикона в полной мере исполнить невозможно) или 2) игнорированию устава как такового, превращению его в «фон» для выделения отдельных ярких песнопений или иных богослужебных элементов («концертов»).

И здесь вновь выходит на передний план идея «отнесенности»: насколько сложившееся в литургической области положение дел позволяет человеку по-настоящему соприкоснуться с эсхатологической природой Церкви как зачатка грядущего Царства Божия? Если и позволяет, то с большими затруднениями. Отец Александр признает, что Православной Церкви необходима литургическая реформа, но не в духе той, что прошла сначала в протестантизме, а затем в католицизме. В данном случае его мнение в общем и целом совпадает с позицией его современника протоиерея Георгия Флоровского, одного из выразителей принципов «неопатристического синтеза», сводимого к вдохновляющему девизу «вперед — к отцам».

Церкви, по мнению богослова, необходимо вернуться к «православному пониманию Божественной литургии как общего моления, общего приношения, общего благодарения и общего причащения»²⁵. Что на практике означает следующее: «…когда мы вернемся от наших новых и сомнительных обычаев к подлинной православной традиции, открывающейся нам в наших литургических текстах и комментариях отцов, будет исправлено прискорбное положение дел, преобладающее сегодня, при котором верующие более посетители, чем участники богослужения»²⁶.

Литургическая реформа, таким образом, для автора не сводится к каким-то внешним действиям («Существуют проблемы, которые нельзя решить с помощью указов или инструкций. Они никогда не разрешали никаких реальных проб­лем и не похоже, что разрешат их когда-либо в будущем»²⁷). Невозможно преодолеть кризис в области богослужения, редуцировав его до чего-то одного — подвергнув, например, изменению язык службы²⁸ или ее структуру. Речь идет о более глубокой вещи — «богослужение по самой своей природе должно быть понятно и осмысленно и в каждой своей части, в каждом слове, и в целом. Спешим оговорить со всей силой: речь идет совсем не о приспособлении его ко вкусам верующих или «к духу нашего времени», еще менее — о его «упрощении». На наших глазах совершалось достаточно много попыток такого рода «модернизации» службы, и известно, к чему они приводят»²⁹.

Проблема заключается в утрате частью духовенства и мирян понимания христоцентричности богослужения. Иными словами, утраты той самой «»отнесенности» всего к «другому», эсхатологизма самой жизни и всего в ней, который антиномически делает все в ней ценным и значительным. Источником же этого эсхатологизма, тем, что делает это «просвечивание», эту «отнесенность» возможными, является таинство Евхаристии, которым поэтому изнутри и определяется Церковь и по отношению к самой себе, и по отношению к миру, и по отношению к каждому отдельному человеку и его жизни. <…> …Для того чтобы этот опыт («проходит образ мира сего») стал возможным и реальным, нужно, чтобы в этом мире был дан также и опыт того самого, к чему все «отнесено» и относится, что через все «просвечивает» и всему дает смысл, красоту, глубину и ценность: опыт Царства Божия, таинством которого является Евхаристия»³⁰.

Что же делать и как же быть? Проанализировать имеющееся положение дел с точки зрения идеи «отнесенности». Помогает ли нынешний уклад церковных традиций (в том числе богослужебных) совершить богослужебному собранию то, к чему призывают его слова анафоры: «Еще приносим Ти словесную сию и безкровную Службу, и просим, и молим, и мили ся деем: низпосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащыя Дары сия»? И если находится то, что оказывается пусть древним и привычным, но в конечном счете «средостением», мешающим «отнесенности к главному», Церковь призвана пастырски задуматься над тем, что для нее важнее — человек или суббота?

Православное христианство ставит перед всеми нами нетривиальную задачу: вместо овна или голубицы мы должны предложить Богу «словесное приношение», осуществить в пространстве соборной молитвы Евхаристии свой собственный литургический акт, который абсолютно ничем не похож на языческо-магическое действо. Не о семейном счастье или успехе в карьере призваны мы молиться на Евхаристическом богослужении, но искать и находить в нем Самого Христа, ибо сказано: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и все это приложится вам (Мф. 6:33). Иначе опыт Церкви будет «заменен опытом храма плюс индивидуальной религии, изнутри лишенной всякой веры в смысле «осуществления ожидаемого и уверенности в невидимом»»³¹

Наше словесное приношение Богу, с одной стороны, должно опираться на многовековую литургическую традицию Церкви, а с другой — призвано стать выражением всецелого стремления к Отцу Небесному: духом, умом, чувствами, всей душой и всем телом. Эта полная посвященность, осознанность и устремленность основываются на все той же «отнесенности» — стремлении стать частью церковной реальности соединения вечного и временного, явленного миру во Христе Спасителе Царства будущего века. «Спасение только в углубленном, церковном, соборном и пастырском продумывании и медленном пояснении самой сущности православного богослужения»³², пастырскому разъяснению духовного феномена которого, той самой «отнесенности к главному», посвятил многие годы своего служения приснопамятный протопресвитер Александр Шмеман.

Священник Антоний Борисов

¹ Струве Н. Православие и культура. 2-е изд. М.: Русский путь, 2000. С. 204.

² Вукашинович В., свящ. Литургическое возрождение в ХХ в. История и богословские идеи литургического движения в Католической Церкви и их взаимоотношение с литургической жизнью Православной Церкви. М.: Христианская Россия, 2000. С. 157-158.

³ Шмеман А., протопр. Введение в литургическое богословие. М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. С. 9.

⁴ «Если мы обратимся к апостольским посланиям, то увидим как бы два понимания церковного Предания: Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы на­учены или словом или посланием нашим (2 Фес. 2:15); Завещаем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас… (2 Фес. 3:6). В этих двух отрывках апостол Павел немного по-разному использует этот термин. В первом отрывке он говорит о преданиях во множественном числе, во втором он говорит о единственном Предании. Это выражение позволило православным богословам развить следующую идею: в Церкви есть Предание и предания. Что же такое предания? Это древние обычаи, которые получены со времен апостольских от Христа через апостолов и сохраняются до нашего времени» (Малков П. Введение в литургическое предание: Таинства Православной Церкви. 4-е изд. М.: Изд-во ПСТГУ, 2016. С. 11).

⁵ Шмеман Александр, протопр. Дневники. 1973-1983.  М.: Русский путь, 2005. С. 51.

⁶ «Что такое, в чем эта «отнесенность»? Мне кажется, что именно этого я никак не могу объяснить и определить, хотя, в сущности, только об этом всю жизнь говорю и пишу (литургическое богословие). Это никак не «идея»: отталкивание от «идей», все растущее убеждение, что ими христианства не выразишь. Не идея «христианского мира», «христианского общества», «христианского брака» и т.д. «Отнесенность» — это связь, но не «идейная», а опытная. Это опыт мира и жизни буквально в свете Царствия Божия, являемого, однако, при посредстве всего того, что составляет мир: красок, звуков, движения, времени, пространства, то есть именно конкретности, а не отвлеченности. И когда этот свет, который только в душе, только внутри нас, падает на мир и на жизнь, то им уже все озарено, и сам мир для души становится радостным знаком, символом, ожиданием» (Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 52).

⁷ Шмеман А., протопр. Беседы на радио «Свобода». Т. 2. М.: Изд-во ПСТГУ, 2009. С. 429.

⁸ Мейендорф И., протопр. Введение в святоотеческое богословие. Минск: Лучи Софии, 2007. С. 17.

⁹ «Греческие святые отцы называли Тело Христа, хлеб, на Евхаристии символом. Но они ни в коем случае не имели в виду, что это означает (как понимают это на Западе) чисто символическое присутствие Христа в Евхаристии. Они использовали слово «символ» для обозначения того, что западные теологи имеют в виду под понятием «реальное присутствие». Символ указывает на то, что одна реальность может не только означать другую реальность, но и являть и передавать ее нам, и поэтому символ — больше, чем знак. Я знаю, что химическая формула Н2О означает воду, хотя никакой воды в самой формуле нет. У символа нет подобных ограничений, он участвует в той реальности, на которую указывает. Символ не просто умозрителен и воображаем, он — онтологичен и экзистенциален. Это — реальность, которая во всей полноте выражается, является и сообщается через другую реальность» (Шмеман А., протопр. Собрание статей 1947-1983. М.: Русский путь, 2009. С. 242-243).

¹⁰ Каллист (Уэр), епископ Диоклийский. Православный путь. СПб.: Алетейя, 2005. С. 21.

¹¹ «Как закваска тогда только заквашивает тесто, когда бывает в соприкосновении с мукою, и не только прикасается, но даже смешивается с нею (потому и не сказано — «положи», но — «скры»), так и вы, когда вступите в неразрывную связь и единение со врагами своими, тогда их и преодолеете. И как закваска, будучи засыпана мукою, в ней не теряется, но в скором времени всему смешению сообщает собственное свойство, так точно произойдет и с проповедью. Итак, не страшитесь, что Я сказал о многих напастях: и при них вы просияете и всех преодолеете» (Иоанн Златоуст, свт. Толкование на Евангелие от Матфея: В 2-х кн.  Книга вторая. М.: Cибирская Благозвонница, 2010. С. 11).

¹² Шмеман А., протопр. Вера и Церковь: Сборник.  М.: Книжный клуб Книговек, 2021. С. 437.

¹³ Там же. С. 438.

¹⁴ Там же. С. 441.

¹⁵ Хондзинский П., прот. «Ныне все мы болеем теологией»: Из истории русского богословия предсинодальной эпохи. М.: Изд-во ПСТГУ, 2013. С. 27.

¹⁶ Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 159.

¹⁷ Там же. С. 126.

¹⁸ Там же. С. 124.

¹⁹ Выступая в качестве наблюдателя перед участниками II Ватиканского собора, отец Александр констатировал следующее: «В структуре Церкви, безусловно, существует некоторый плюрализм, однако здесь о нем ничего не сказано. Здесь другие приоритеты… и что касается ex sese. В документе (догматической конституции Lumen gentium. — А.Б.) полномочия епископата постоянно рассматриваются как уступка, тогда как папе принадлежит безоговорочная власть. Каждое положение, касающееся епископата, имеет обязательную ссылку на папу и его полномочия» (История II Ватиканского собора. Т. III: Сформировавшийся собор / общ. ред. Дж. Альбериго, А. Бодрова, А. Зубова. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2005. (История Церкви). С. 85).

²⁰ Гаврюшин Н.К. Русское богословие. Очерки и портреты. Н. Новгород: Изд-во Нижегородской духовной семинарии, 2011. С. 638-639.

²¹ Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 72.

²² Там же. С. 157.

²³ Там же. С. 348.

²⁴ Там же.

²⁵ Шмеман А., протопр. К вопросу о литургической практике (письмо моему епископу) / Текст: электронный // URL: http://pravoslavie.by/page_book/bogosluzhenie-i-tainstva.

²⁶ Там же.

²⁷ Там же.

²⁸ «Переводчиками движет наивное убеждение, что если «знать» греческий, церковнославянский и английский, то даже с такими шедеврами православной гимнографии, как Великий канон святого Андрея Критского или Акафист Пресвятой Богородице, «не будет проблем». Но, сказать по правде, результаты выходят порой самые плачевные. В лучшем случае мы получаем вялые, невнятные и «сомнительные» (с точки зрения английского языка) тексты вроде следующих: «Не хвались, ибо ты есть плоть, и троекратно ты отречешься от Меня, — от Меня, Кого все создание благословляет и прославляет во все времена»; «Ты подведешь Меня, Симон Петр, — говорит Господь, — едва лишь произнесется это слово о тебе, хоть ты в себе и уверен, и служанка, приблизившись весьма скоро, поверг­нет тебя в смятение». В худшем же случае появляются примерно такие строки: «Телица рыдала, созерцая Тельца, повешенного на древе»» (Шмеман А., протопр. Проблемы Православия в Америке: Собрание статей 1947-1983. М.: Русский путь, 2009. С. 488-489).

²⁹ Шмеман А., протопр. Богослужение и богослужебная практика: Собрание статей 1947-1983. М.: Русский путь, 2009. С. 175.

³⁰ Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 58.

³¹ Там же. С. 348.

³² Шмеман А., протопр. Богослужение и богослужебная практика. С. 176.

«Церковный вестник»/Патриархия.ru

«Отриньте Героев,

Получите крыс…»

Гераклит (V в. до н.э.)

Недавно вышла в свет беспрецедентная по своему внутреннему трагизму книга российского философа и историка, одного из архитекторов главного народно-патриотического издания «Завтра», Николая Анисина.

Книга имеет название «Клад», и название это в полной мере отражает главные системообразующие мысли, заложенные автором. Если говорить образно, под Кладом здесь понимается неразрывная совокупность двух ипостасей: Клада духовного и Клада земного.

Когда знакомишься со структурой текста, то, на первый взгляд, складывается впечатление, что ткань рвётся, что сюжет содержит некоторое количество малосвязанных между собой историй. Действительно, по сути, повествование вроде бы состоит из трёх отдельных смысловых частей, которые в стиле «Декамерона» соединены между собой лишь общими героями.

Однако при внимательном прочтении и осознании написанного, резко выясняется, что это не так: текст един, ибо пронизан одной мыслью, независимо от того, какой персонаж это Кредо озвучивает.

Скажу сразу: в мою задачу не входит сделать пересказ сюжета, фабулы или даже краткий путеводитель по книге. Думаю, читатель самостоятельно разберётся с этим — работа стоит того. К тому же, спойлеры, как известно, резко снижают интерес к аутентичному тексту. Я кратко остановлюсь лишь на структуре романа-эпоса (по-другому просто не могу его назвать) и на некоторых сакральных смыслах — разумеется, в том ключе, в котором они видятся мне.

Всё повествование построено в классическом стиле Диалогов Платона: вопросы и ответы. Но если у Платона диалоги велись между Сократом и его идейными противниками, то у Анисина они ведутся между единомышленниками, которые отличаются друг от друга лишь тем, что представляют разные культуры, Россию и Запад.

В первом диалоге сам автор беседует с довольно крупным британским меценатом, предпринимателем и управленцем в отставке, путешественником по Индии Стюартом. Во втором — дочь Стюарта Кейт, прилетевшая в Москву с целью создания крупной монографии по истории СССР, делится своими мыслями с потомственным инженером, программистом, выходцем из крупнейшей семьи, относившейся к советской технической интеллигенции, Александром, по кличке Саша Мономах.

Между двумя этими диалогами перед нами разворачивается мистическое эссе, где в невообразимой для современной литературы форме проводятся яркие параллели между разорванным Советским Союзом и погибшей Атлантидой. Эта наиболее поэтическая часть произведения — по сути, поэма в прозе — чем-то напоминает начало «Мёртвых душ» Н.В. Гоголя.

Первая и третья части во многом посвящены описанию процессов разложения советской элиты, её метаморфоз. Из «красной», которая стремилась к Звёздам и всемирному неограниченному благу, она превращается в пластично-буржуазную слизь, помышляющую лишь о земных радостях, о том, как бы половчее передать накопления и должности по наследству своим обожаемым гламурным чадам.

Вторая же часть принципиально отличается от остальных, это Песнь сталинской эпохе, хвала Поколению Героев. В ней же аккумулируется и мощный посыл в будущее. До 1954 года Страна Советов являлась единственным в мире гособразованием, в котором были заложены основы Новой Атлантиды, способной к ЛЮБЫМ чудесам, считает автор. Иначе она не сломила бы хребет в разы более сильному Гитлеру, и не стала бы к середине 1950-х годов победоносной альтернативой миру капитала.

А если такая цивилизация не исключалась в XX веке, то она вполне возможна и в нашу эпоху.

Вообще, выводы героев Николая Анисина часто бывают парадоксальны: к примеру, один из них считает, что Ельцин в глубине души оставался коммунистом, а строить паразитический капитализм ему пришлось, повинуясь воле обстоятельств тотального противостояния Горбачёву и КПСС, давлению окружения и контрреакции его звериного темперамента на постоянную критику со стороны тогдашних зюгановцев и прочих оппозиционеров.

Более того, автор уверен в том, что Ельцин в тенётах подсознания, а, возможно, и сознания — всегда стремился к реставрации социалистического строя.

Идя вразрез с большинством современных представлений о событиях 1998–2000 годов, Николай Анисин устами своих героев раскрывает и приход к горнилу власти действующего Президента России В.В. Путина.

Дело в том, что, осознавая Примакова как своего личного врага, а действующего премьера Степашина — как весьма слабого и нерешительного человека, неспособного на поступки, Ельцин восхитился волчьей хватке одного из чиновников АП, скромного подполковника государственной безопасности, который при этом не побоялся сыграть против самого Ельцина.

Несмотря на прямое поручение президента привлечь ненавистного лично ему Собчака к уголовной ответственности и ознакомить бывшего питерского мэра со всеми прелестями исправительно-трудовых учреждений, скромный чиновник Путин под носом у всех контролирующих структур сумел организовать Собчаку побег и вывез его во Францию.

Казалось бы, за такие выкрутасы этого скромного чиновника неминуемо ждало как минимум изгнание с госслужбы, но Ельцин восхитился и призвал подполковника Путина к себе.

Он увидел в нём СЕБЯ, т. е. человека, который, вопреки всем обстоятельствам, умеет прогрызать единственно нужные решения и единственно способен, с одной стороны, остановить практически предрешённый распад страны, а, с другой, нейтрализовать стремительно набиравший популярность тандем Лужкова и Примакова.

Я долго пытался понять: что же такое, по мысли Анисина, Клад? Где он спрятан? Как его найти, а если нашёл, то как применить? Не проесть-пропить же, в самом деле. И мне кажется, что я приблизился к пониманию замысла автора.

Думаю, Клад — это Золотой Ключик от нашего будущего. Не будущего мегакорпораций и запуганных плебеев, а той прекрасной и непостижимой Атлантиды, которую мы, благодаря сонным и продажным элитам, однажды уже потеряли.

Лежит он себе на дне одного Богом забытого пруда, и только некая черепаха Тортилла контролирует информационные потоки о его действительном местонахождении. И лишь людям с чистыми душами и помыслами — таким, как герои Николая Анисина, — удастся его заполучить вновь.

Отдельным штрихом должен упомянуть абсолютную экзистенциальность автора; он пишет безо всякой оглядки на текущую конъюнктуру, общественные сдвиги, досужие рассуждения современников, — и это чувствуется сразу, с первых же страниц. Его взгляды цельны, фундаментальны, выстраданы. Анисин как будто говорит словами одного из своих самых интересных и непознаваемых героев — крупного советского учёного дяди Мити: «Я есмь, а кто и что про меня талдычит, мне — как муравью стук дятла».

Отдельно скажу: роман написан прекрасным русским языком настоящего мастера, а уж на фоне современной беллетристики и публицистики даже политические беседы о Путине в «Жан-Жаке» воспринимаются как лучшие образцы литературы русского Серебряного века, и я не преувеличиваю.

В завершение напишу одно. Работа Николая Анисина заслуживает того, чтобы с ней ознакомились не только лишь представители патриотической общественности, но и, в принципе, все люди, для которых достоинство — не пустой набор звуков.

На фото: 1978 год. 24-летний Николай Анисин — директор сельской школы в Калужской области

2021-12-08T13:08:00+03:00

2021-12-08T18:46:36+03:00

2021-12-08T13:08:00+03:00

2021

https://inosmi.ru/social/20211208/251079163.html

Последствия распада СССР ощущаются до сих пор

Последствия распада СССР ощущаются до сих пор

Общество

Новости

ru-RU

https://inosmi.ru/docs/terms/terms_of_use.html

https://россиясегодня.рф

В советском государственном гимне социалистический союз воспевался как «нерушимый». Тем не менее, ровно 30 лет назад тогдашний президент России Борис Ельцин вместе с лидерами… ИНОСМИ, 08.12.2021

общество, история, австралия и океания, австралия, английский, ссср, распад

https://cdnn1.inosmi.ru/images/25122/33/251223315.jpg

https://cdnn1.inosmi.ru/images/24009/82/240098250.jpg

https://inosmi.ru/politic/20211207/251066048.html

https://inosmi.ru/politic/20211203/251049803.html

https://inosmi.ru/social/20211004/250629057.html

В советском государственном гимне социалистический союз воспевался как «нерушимый». Тем не менее, ровно 30 лет назад тогдашний президент России Борис Ельцин вместе с лидерами Украины и Белоруссии подписали соглашение о создании Содружества независимых государств. Это и стало концом Союза Советских Социалистических Республик.

Эти события разворачивались в изолированном от остального мира месте — в охотничьей резиденции, предназначавшейся для советской элиты и находившейся в белорусском лесу. Как написал в своей новой книге «Крах: распад Советского Союза» (Collapse: The Fall of the Soviet Union) историк Владислав Зубок, ранее гостями этой охотничьей резиденции были президент Кубы Фидель Кастро и лидер Восточной Германии Эрих Хонеккер. Зубок написал, что к воскресенью, 8 декабря, «там собралось около 160 журналистов, заинтригованных происходящим».

И их присутствие было более чем оправданным. Это было одно из тех событий, когда журналистам действительно выпала возможность сделать первый набросок истории. С момента начала реформ в рамках перестройки в середине 1980-х годов, советские и иностранные корреспонденты получили беспрецедентную свободу в том, чтобы писать об СССР. И им не могли отказать в местах в переднем ряду во время финального акта.

Перестройка представляла собой политическую линию, которая, как рассчитывал советский лидер Михаил Горбачев, должна была оживить умирающую советскую систему. Вместо этого перестройка привела к окончательному краху системы, и точка в этом процессе была поставлена холодным воскресеньем, 8 декабря 1991 года.

Горбачев не ждал, что дорога впереди будет легкой. Однако, как пишет Зубок, он мог бы лучше подготовиться. Вместо этого, по мнению историка, Горбачев «сознательно проигнорировал уроки, которые казались очевидными для тех, кто много читал об истории мира и России». Множество консервативно настроенных представителей советской политической элиты остерегались перемен. А вместе с перестройкой в страну пришла «гласность» — фактически разрешение на беспрецедентные общественные обсуждения тех проблем, которые одолевали советскую систему.

Журналисты получили возможность освещать такие темы и события, которые прежде находились под жестким запретом. По сути, Горбачев позволил журналистам продвигать его «дело». И журналисты охотно взялись за это. Журналист и специалист по истории СМИ Иван Засурский написал в своей книге 2004 года под названием «СМИ и власть: Средства массовой информации постсоветской России»: «С разрешения генерального секретаря журналисты атаковали партийный истеблишмент».

«Удивительное время»

В тот момент оптимистичный настрой был характерен для репортажей как советской прессы, так и иностранной. Это была эпоха «конца истории», как сказал бы Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) — эпоха, когда он и многие другие воспевали то, что, как им казалось, происходит, а именно «неоспоримую победу экономического и политического либерализма».

Даже те, кто, вероятно, не разделял энтузиазма по поводу триумфа западного либерализма, запомнили ту эпоху, как волнующее и удивительное время. «Вы могли говорить практически с кем угодно, страх рассеялся, это было невероятное время», — рассказал мне канадский корреспондент Фред Уир (Fred Weir), когда я собирал материал для своей книги «Командировка в Москву: освещение событий в России, от Ленина до Путина» (Assignment Moscow: Reporting on Russia from Lenin to Putin).

Уир впервые приехал в Москву в 1986 году, то есть спустя год после того, как к власти в стране пришел Горбачев. Он приехал в Советский Союз в качестве корреспондента коммунистической газеты Canadian Tribune. То есть его нельзя было назвать естественным сторонником тех, кто с энтузиазмом воспринял крах советского социализма. Тем не менее, он запомнил тот момент как «удивительное время».

Конец коммунизма послужил началом моей собственной карьеры в освещении международных новостей. Я поехал в Москву в качестве продюсера информационного агентства Visnews (позже Reuters Television). И я прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот мир, в котором я вырос, стремительно меняется у меня на глазах. Холодная война, в которой столкнулись противоборствующие блоки советского коммунизма и американского капитализма, подходила к концу.

Разногласия в интерпретации истории

С того момента прошло уже 30 лет, и я много думаю о взаимоотношениях между журналистикой и историей. Я часто вспоминаю, как быстро испарились чувства воодушевления и оптимизма в отношениях России с Западом. Последствия распада Советского Союза ощущаются до сих пор — в частности, в конфликте России с Украиной и той конфронтации Кремля и Запада, которая стала результатом этого конфликта.

Отчасти эта конфронтация объясняется различающимися интерпретациями истории Второй мировой войны. Если вы еще не читали, я настоятельно рекомендую вам прочесть отличную статью, написанную в 2020 году Андреем Колесниковым — экспертом по внутренней политике России в Фонде Карнеги за международный мир — под названием «Наше темное прошлое — это наше светлое будущее».

Я бы сказал, что сейчас мы переживаем такой момент, когда журналистам как никогда прежде необходимо четко понимать, каким образом история используется для продвижения политических интерпретаций текущих событий. История оказывает влияние на современный политический и журналистский дискурс как внутри Запада, так и в отношениях между Западом и Россией. Именно поэтому мы в Лондонском университете, где я преподаю на факультете журналистики, создали новую специальность — «Журналистика, политика и история».

Подумайте о движении Black Lives Matter и о той дискуссии, которую оно породило, — дискуссии касательно наследия империи и рабства. Или о том, как противоположные стороны дебатов вокруг Брексита использовали роль Великобритании во Второй мировой войне. Подумайте также о той жесткой критике, с которой Владимир Путин выступил в 75-летнюю годовщину окончания той войны, написав в статье, опубликованной в журнале The National Interest: «Исторический ревизионизм, проявления которого мы сейчас наблюдаем на Западе, причем в основном в отношении к теме Второй мировой войны и ее исхода, опасен».

Сегодня, спустя 30 лет после распада Советского Союза, отношения России с Западом хуже, чем в любой другой момент после окончания холодной войны. В июне 2021 года, комментируя текущий эпицентр высокой напряженности между Россией и Западом, то есть ситуацию с Украиной, Путин подчеркнул, что «русские и украинцы — один народ, единое целое». Между тем главы внешнеполитических ведомств Соединенного Королевства и Соединенных Штатов продолжают заявлять о своей поддержке суверенитета Украины.

Существует две радикально противоположные интерпретации далекого и недавнего прошлого, что в свою очередь отбрасывает тень на текущие события. Именно поэтому любой, кто стремится сделать первый набросок истории, должен хорошо разбираться в этой самой истории.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Президент Украины Владимир Зеленский провел пресс-марафон с представителями ключевых СМИ в Украине. Эмоции улеглись и самое время проанализировать, о чем были эти «30 вопросов президенту». УНИАН поинтересовался у экспертов, насколько изменилась риторика президента по ключевым темам к середине его каденции.

К экватору президентского срока Владимир Зеленский провел второй масштабный пресс-марафон. В отличие от предыдущего 14-часового общения с прессой в 2019-м году, марафон в эту пятницу был заявлен на три, но продлился 5,5 часов. Интерес к мероприятию подогревало два фактора: внезапность – Офис президента объявил о событии за сутки «до», и количество приглашенных СМИ – зачастую речь идет об аккредитации всех желающих представителей прессы, а не о приглашении некоего списка.

Впрочем, сам список из 30-ти топовых СМИ несколько успокоил недовольство. А после озвученных вопросов стало понятно, что о «теплой ванне» для президента речь не идет.

Наиболее резонансные заявления президент сделал о рисках государственного переворота, угрозе полномасштабной войны с Россией, энергетическом кризисе и планах Офиса президента выйти на диалог с Кремлем. Кроме того, Зеленский представил развернутую версию того, как Украина была втянута в операцию с «Вагнеровцами». 

По ряду тем Владимиру Зеленскому пришлось выдать и кулуарную, и даже прежде засекреченную информацию, а в отдельных случаях перейти в эмоциональную оборону.

«Переворот Ахметова» 

Пожалуй, самым главным заявлением, прозвучавшим из уст президента в самом начале пресс-марафона, стала информация о том, что на 1-2 декабря в Украине якобы готовился государственный переворот. Причем у украинских спецслужб имеется аудиозапись, в которой между некими представителями Украины и России происходит обсуждение возможного участия в государственном перевороте бизнесмена Рината Ахметова.

«Могу сказать сразу, что у нас есть не только агентурная информация, у нас есть даже звуковая информация, где представители из Украины, скажем, с представителями России обсуждают участие Рината Ахметова в государственном перевороте в Украине, что будет привлечен миллиард долларов и тому подобное», — сказал Владимир Зеленский.

«Я считаю, что это операция. Его [Ахметова] втягивают в войну против государства Украина, — добавил глава государства и пригласил бизнесмена в свой Офис. — Считаю, что он может об этом не знать, а может, и знает. Я приглашаю Рината Ахметова на Банковую послушать ту информацию, которой можно поделиться, или в соответствующие органы, где он может получить эту информацию».

Правда, президент не рассказал о том, будет ли начато расследование в отношении бизнесмена.

Любопытно, что все это прозвучало в аккурат после того, как между командой президента и Ринатом Ахметовым пробежала черная кошка. Так, за два дня до пресс-марафона депутаты «Слуги народа» заявили об отказе посещать принадлежащие бизнесмену телеканалы, обвинив их в пропаганде, манипуляциях и шантаже политической силы.

Собственно, об этом глава государства тоже упомянул во время общения с прессой. Мол, Украина находится на пороге большой войны с олигархами, которые имеют уж слишком большое влияние на медиа и политиков, но деолигархизация уже стартовала.

К слову, реакция Рината Ахметова не заставила себя долго ждать.

«Информация, обнародованная Владимиром Зеленским о якобы втягивании меня в какой-то госпереворот, является сплошной ложью. Меня возмущает распространение этой лжи, вне зависимости от того, какими мотивами руководствуется президент», — говорилось в заявлении, обнародованом пресс-секретарем Ахметова Анной Тереховой.

«По сути, президент огласил войну Ринату Ахметову, — отметил политтехнолог Тарас Березовец в комментарии УНИАН. — Он пригласил его к прямым переговорам, имея в виду, что либо приходите ко мне, либо к вам «придут». Не исключено, что теперь стоит ждать «маски-шоу», обыски на предприятиях или даже на телеканалах… Также я уверен, что в ближайшее время мы можем услышать эти аудиозаписи».

Трудности перевода

И хотя таинственная аудиозапись еще не стала достоянием общественности, в Кремле не на шутку всполошились. Пресс-секретарь президента РФ Владимира Путина Дмитрий Песков заявил, что «у России не было никаких планов принимать участие, и Россия никогда не занимается вообще такими делами».

Наверное, в слова «из-за поребрика» нет веры не только в Украине. Поскольку в связи с заявлением Владимира Зеленского о госперевороте, выразил беспокойство и американский президент Джо Байден.

«Меня это волнует. Смотрите, мы поддерживаем территориальную целостность Украины, мы поддерживаем их способность управлять своим государством», — сказал он.

При этом, он не исключил, что будет обсуждать эту ситуацию с президентом Украины.

Учитывая, что слова о государственном перевороте некоторые иностранные СМИ и, как следствие, политики восприняли как «путч», то есть, госпереворот с участием военных (а на постсоветском пространстве еще свежи воспоминания о 1991-м и ГКЧП), и тут же бросились это комментировать, разгоняя зраду по миру, УНИАН попросил Владимира Зеленского уточнить этот момент.

«У нас серьезная армия. Я уважаю армию. И знаю, что они меня уважают. Они защищают наше государство и точно не занимаются никакими путчами. Я сказал, что есть агентурная информация, даже есть аудиозапись, на которой обсуждаются вопросы госпереворота, втягивание [Рината Ахметова] в эту ситуацию. Прежде всего, имеется в виду финансовая поддержка. Тут все понятно. К путчу это не имеет никакого отношения», — ответил президент и добавил, что исключает возможность государственного переворота с участием военных.

Как Украина могла крупно подставиться 

Еще одной важной темой пресс-марафона стала новая и, на сегодняшний день, самая полная из ранее озвученных версия о проведении спецоперации по задержанию боевиков частной военной компании «Вагнер». По словам Зеленского, Украина не проводила спецоперации с задержанием российских наемников, «ее туда втянули». И если бы с самолетом турецких авиалиний, на котором находились боевики, что-то случилось, президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган Украине бы этого не простил.

«Мы не проводили этой операции, нас втянули, — сказал Владимир Зеленский. — Мне стыдно за этот эпизод в жизни разведки и выдающихся разведчиков. И я говорю, что мы были слабыми в этой операции».

По словам президента, бывший руководитель Главного управления разведки Министерства обороны Максим Бурба не имел права разглашать секретную информацию о спецоперации: «Бурба и другие говорят открыто о том, о чем они не имеют права разглашать информацию. Я считаю, что это нарушение законодательства — разглашение секретной информации».

«Президенту стоило представить эту версию проведения спецоперации еще год назад, — рассказал УНИАН соучредитель Украинского института будущего Юрий Романенко. — Такого ажиотажа вокруг дела «вагнеровцев» бы не было, если бы эту версию представили ранее. Это главный вывод».

По мнению политолога Тараса Березовца, после заявлений президента на марафоне теперь следует ожидать задержания экс-главы украинской разведки Василия Бурбы: «По сути, это значит, что против Бурбы сейчас будут открыты уголовные дела. Я думаю, что будет попытка его задержать и посадить в СИЗО».

Рада, Кабмин и «опытные» кадры

Не обошлось на встрече главы государства и без вопроса о выборах – президентских и парламентских. Зеленский отметил, что пока не решил, пойдет ли на второй срок, мол, родные, особенно дети, уже устали жить под пристальным вниманием и охраной. С другой стороны, не исключил, что второй срок возможен, если будет поддержка со стороны народа.

Также президент исключил вероятность роспуска Верховной Рады: «Я не буду распускать парламент». По его словам, пока депутаты голосуют, в этом просто нет смысла.

Что касается слухов о давлении Офиса президента на Верховную Раду, Владимир Зеленский заявил, что это не соответствует действительности. Мол, президент не встречается с лидерами фракций, кроме «Слуг народа» — раз в неделю проводит совместное совещание, на котором обсуждают повестку дня будущих заседаний парламента. 

На вопрос журналистов, проводит встречи с другими фракциями руководитель Офиса Андрей Ермак, он ответил: «Мне кажется, что он также не встречается с лидерами других фракций».

Кроме того, отдельно Зеленский отметил, что считает руководителя своего офиса Андрея Ермака «мощным человеком», поэтому не намерен отправлять его в отставку.

А вот критику частных ротаций в Кабмине Владимир Зеленский признал объективной.

«Ротации были разные. Ротаций было много, никогда столько не было. Не буду себя оправдывать. Были положительные ротации, были у меня и ошибки», — сказал президент.

При этом, по его словам, нет ничего страшного в том, что в его команде работают люди, которые занимали должности во времена Януковича: «Да, вы правы, есть люди со времен Януковича. Но ведь это не его соратники».

Брат у ворот

Еще одной темой, которую нельзя было не обсуждать на пресс-марафоне в свете последних событий, стал вопрос возможной эскалации со стороны России. По словам Владимира Зеленского, она может произойти в любой день, ведь Украина уже восемь лет находится в состоянии войны. Вместе с тем, Украина полностью контролирует свои границы и готова к любой эскалации.

«У нас ежедневно есть реальные разведданные, ежедневно мы получаем данные не только от нашей разведки… а также от разведок других стран, стран-партнеров, которые нас поддерживают. И они действительно нас поддерживают, есть и военная помощь, есть информационная помощь, техническая помощь и финансовая помощь», — сказал президент.

Он напомнил, что несколько стран объявили о готовности поддержать Украину, если Россия решится на полномасштабное вторжение. В частности, США, Великобритания, ЕС, Турция, Канада, уже выразили поддержку Украине: «Мы не только публично, но и не публично получили информацию от наших партнеров, от США, Британии, ЕС, Турции, Канады, что они в любом случае на нашей стороне и нас поддержат. Если что-то начнется, как это будет на практике я не знаю, четких таких вещей я не получал».

Вместе с тем, по словам Зеленского, мы должны, в первую очередь, рассчитывать на себя, на свою армию.

«Армия у нас мощная», — сказал президент.

По его словам, сегодня армия оснащается новой техникой, хотя и не так быстро, как хотелось бы, а также увеличивается заработная плата военнослужащих, потому что нужно увеличивать мотивацию для украинских военных.

Эмоции через край

Возвращаясь от смыслов пресс-марафона к его форме, можно отметить, что подход Зеленского к диалогу с прессой изменился. Если два года назад он демонстрировал готовность до двух часов ночи отвечать на все вопросы, сейчас старался сосредоточиться на самых кризисных и раскрыть их контекст.

При этом, по словам руководителя экспертной группы «Бюро анализа политики» Виктора Бобыренко, ответы президента были часто  излишне эмоциональными.

«Президент был эмоционален. Он так и не научился говорить структурированно, переходил с одной темы на другую, говорил не на дипломатическом языке и не на языке госслужащего. Но я думаю, что это технологически правильно, ведь он говорит с аудиторией — своими избирателями. Не стоит обращать внимания, понравилось ли это вам, просто представьте, понравилось ли это электорату. Уверен, что да», — отметил Бобыренко.

Так или иначе, все журналисты смогли задать даже самые острые вопросы. И несмотря на аккредитацию небольшого пула СМИ, «теплой ванны» самому себе Зеленский не устроил. Напротив, сесть за стол вместе с собой пригласил как ведущих оппозиционного к власти «5 канала», так и ведущих канала «Украина 24», с собственником которого, как уже было сказано выше, Зеленский находится в остром конфликте. 

Эксперты отмечают, что глава государства не испугался «лоб в лоб» встретиться с журналистами, которых называют «тяжеловесами» украинских медиа. Не обошлось без разговора на повышенных тонах и даже взаимных обвинений. Наиболее яркой стала перепалка с журналистом Юрием Бутусовым. Уже после пресс-марафона последний признался, что лишь из уважения к статусу президента удержался ударить Зеленского.

По словам научного директора Фонда «Демократические инициативы» им. И. Кучерива, Алексея Гараня, тональность президента во время пресс-марафона была даже агрессивной. 

«То, что я увидел в ответах Зеленского — агрессивная риторика. В том числе и к журналистам. Мы услышали обвинения и в адрес Бутусова, и в адрес Михаила Ткача. Это было очень некорректно. Зеленский был искренне раздражен. При этом, он, кажется, не понимает, что журналисты могут задавать ему такие жесткие вопросы», — подчеркивает Гарань.

Изменился ли президент? 

По мнению экспертов, несмотря на экватор президентской каденции, Владимира Зеленского пока рано называть зрелым политиком. 

«Он, скорее, начинает им становиться. Он набирает тот негатив, с которым мы воспринимаем политику, с которым он критиковал предшественника. Он рассказывал: «я не такой, а когда приду, буду делать все не так, а по правилам». А сейчас, когда у него спрашивают, почему он поступает не по правилам, Зеленский в ответ раздражается», — рассказал УНИАН Алексей Гарань.

По его мнению, к экватору своей каденции Зеленский прошел несколько этапов эволюции, ведь к власти он пришел с наивной уверенностью, что сможет закончить войну, если «просто перестанут стрелять».  

«Когда он столкнулся с Путиным, осознал, что так не выйдет. Потому, если говорить о Донбассе и войне с Россией, то Зеленский начал возвращаться к линии Порошенко», — отмечает Гарань.

«Конечно, Зеленский совсем другой, чем два года назад, — добавляет Виктор Бобиренко. — Тогда он хотел увидеться с Путиным и даже избегал называть Россию агрессором. То есть, он говорил «агрессор», но до встречи в Париже не говорил, а какая же это страна. Сейчас он исправился. Поэтому, если сравнивать президента в 2020-м или даже в 2019-м с президентом сегодня — это совершенно разные люди».

Анастасия Светлевская, Татьяна Стежар