Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждет-пождет с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьется вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белешенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог дает царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелешенько вздохнула,
Восхищенья не снесла,
И к обедне умерла.
Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошел как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мой, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищелкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.
Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
Как царица отпрыгнет,
Да как ручку замахнет,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне на зло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди все царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна все ж милее,
Все ж румяней и белее».
Делать нечего. Она,
Черной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав ее, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.
Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась: «Жизнь моя!
В чем, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя».
Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей царица, —
Где красавица девица?»
— Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она. —
Крепко связаны ей локти;
Попадется зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть.
И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.
Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем все шла да шла
И на терем набрела.
Ей на встречу пес, залая,
Прибежал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пес бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно!
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Все порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.
Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: «Что за диво!
Все так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица».
И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те спознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила,
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.
День за днем идет, мелькая,
А царевна молодая
Все в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберет и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечут ей они.
Так идут за днями дни.
Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?»
«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей».
Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь, —
Коли так, не заикнуся
Уж о том». — «Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.
Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить ее,
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живет без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что все ж тебя милей».
И царица налетела
На Чернавку: «Как ты смела
Обмануть меня? и в чем!..»
Та призналася во всем:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.
Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пес залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».
Отвечает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пес проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне». — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пес ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит: —
На ж, лови!» — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала:
«Благодарствую, — сказала. —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пес как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. «Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед».
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пес бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце песье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Все на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…
Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им на встречу, грозно воя,
Пес бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру! —
Братья молвили: — печали
Не минуем». Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно
.
Перед мертвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой,
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить ее хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб ее к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решеткой оградили;
И, пред мертвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».
В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее».
За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрен;
Кто в глаза ему смеется,
Кто скорее отвернется;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
«Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать ее в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь ее да встретил
Или след ее заметил».
Темной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
«Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаешь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звезды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Братец мой,
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала». — «Как обидно!» —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
«Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».
Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ее». — «Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста».
Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть еще хоть раз.
Вот идет; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг нее страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встает она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!
Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним.
Говоря: «Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна все ж милее,
Все румяней и белее».
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь ее похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.
1833 г.
Время чтения: 14 мин.
Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись, глядючи
С белой зори до ночи.
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.
Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
“Свет мой, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее”.
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.
Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
Что же зеркальце в ответ?
“Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее”.
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
“Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?” Зеркальце в ответ:
“А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее”.
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.
Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась
И до смерти испугалась
И взмолилась: “Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя”.
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
“Не кручинься, бог с тобой”.
А сама пришла домой.
“Что? — сказала ей царица. —
Где красавица девица?” —
“Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она.-
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть”.
И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.
Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя.
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно! —
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.
Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: “Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица”.
И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зелёного вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила
Да кусочек прикусила
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх, во светлую светлицу,
И оставили одну
Отходящую ко сну.
День за днём идёт, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу; не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарёю
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.
Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: “Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так, бога ради,
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?”
“Ой, вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей”.
Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
“Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь. —
Коли так, не заикнуся
Уж о том”. — “Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина”.
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.
Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце своё
Долго дулась и сердилась:
Наконец об нём хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
“Здравствуй, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зелёныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей”.
И царица налетела
На Чернавку: “Как ты смела
Обмануть меня? и в чём!..”
Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.
Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. “Постой.
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу”.
Отвечает ей черница:
“Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне”. — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает
И к старухе не пускает;
Лишь пойдёт старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. Что за чудо?
“Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит. —
На ж, лови!” — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
“Благодарствую, — сказала, —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!”
И к царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пёс как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. “Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед…” —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою:
“Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!” — ив комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто мёдом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…
Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. “Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем”. Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мёртвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решёткой оградили;
И, пред мёртвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: “Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному”.
В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее”.
За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
“Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с тёплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил”.
Тёмной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
“Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала”. — “Как обидно!” —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
“Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай”.
Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
“Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених её”. — “Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста”.
Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошёл к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
Вот идёт, и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою тёмный вход.
Он туда скорей идёт.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами;
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
“Как же долго я спала!”
И встаёт она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он её берёт
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!
Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: “Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее”.
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мёд, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.
Рейтинг: / 33
ЦаÑÑ Ñ ÑаÑиÑÐµÑ Ð¿ÑоÑÑилÑÑ,
РпÑÑÑ-доÑÐ¾Ð³Ñ ÑнаÑÑдилÑÑ,
Ð ÑаÑиÑа Ñ Ð¾ÐºÐ½Ð°
Села ждаÑÑ ÐµÐ³Ð¾ одна.
ÐдеÑ-Ð¿Ð¾Ð¶Ð´ÐµÑ Ñ ÑÑÑа до ноÑи,
СмоÑÑÐ¸Ñ Ð² поле, инда оÑи
РазболелиÑÑ Ð³Ð»ÑдÑÑи
С белой зоÑи до ноÑи;
Ðе видаÑÑ Ð¼Ð¸Ð»Ð¾Ð³Ð¾ дÑÑга!
ТолÑко видиÑ: вÑеÑÑÑ Ð²ÑÑга,
Снег валиÑÑÑ Ð½Ð° полÑ,
ÐÑÑ Ð±ÐµÐ»ÐµÑенÑка землÑ.
ÐевÑÑÑ Ð¼ÐµÑÑÑев пÑоÑ
одиÑ,
С Ð¿Ð¾Ð»Ñ Ð³Ð»Ð°Ð· она не ÑводиÑ.
ÐÐ¾Ñ Ð² ÑоÑелÑник в ÑамÑй,
в ноÑÑ
Ðог Ð´Ð°ÐµÑ ÑаÑиÑе доÑÑ.
Рано ÑÑÑом гоÑÑÑ Ð¶ÐµÐ»Ð°Ð½Ð½Ñй,
ÐÐµÐ½Ñ Ð¸ ноÑÑ Ñак долго
жданнÑй,
ÐздалеÑа наконеÑ
ÐоÑоÑилÑÑ ÑаÑÑ-оÑеÑ.
Ðа него она взглÑнÑла,
ТÑжелеÑенÑко вздоÑ
нÑла,
ÐоÑÑ
иÑенÑÑ Ð½Ðµ ÑнеÑла,
Рк обедне ÑмеÑла.
Â
Ðолго ÑаÑÑ Ð±Ñл неÑÑеÑен,
Ðо как бÑÑÑ? и он бÑл
гÑеÑен;
Ðод пÑоÑел как Ñон пÑÑÑой,
ЦаÑÑ Ð¶ÐµÐ½Ð¸Ð»ÑÑ Ð½Ð° дÑÑгой.
ÐÑÐ°Ð²Ð´Ñ Ð¼Ð¾Ð»Ð²Ð¸ÑÑ, молодиÑа
Уж и впÑÑÐ¼Ñ Ð±Ñла ÑаÑиÑа:
ÐÑÑока, ÑÑÑойна, бела,
Ð Ñмом и вÑем взÑла;
Ðо заÑо гоÑда, ломлива,
СвоенÑавна и Ñевнива.
Ðй в пÑиданое дано
ÐÑло зеÑкалÑÑе одно;
СвойÑÑво зеÑкалÑÑе имело:
ÐовоÑиÑÑ Ð¾Ð½Ð¾ Ñмело.
С ним одним она бÑла
ÐобÑодÑÑна, веÑела,
С ним пÑивеÑливо ÑÑÑила
Ð, кÑаÑÑÑÑÑ, говоÑила:
Â«Ð¡Ð²ÐµÑ Ð¼Ð¾Ð¹, зеÑкалÑÑе! Ñкажи
Ðа вÑÑ Ð¿ÑÐ°Ð²Ð´Ñ Ð´Ð¾Ð»Ð¾Ð¶Ð¸:
Я Ð»Ñ Ð½Ð° ÑвеÑе вÑеÑ
милее,
ÐÑеÑ
ÑÑмÑней и белее?»
Рей зеÑкалÑÑе в оÑвеÑ:
«ТÑ, конеÑно, ÑпоÑÑ Ð½ÐµÑ;
ТÑ, ÑаÑиÑа, вÑеÑ
милее,
ÐÑеÑ
ÑÑмÑней и белее».
Ð ÑаÑиÑа Ñ
оÑ
оÑаÑÑ,
РплеÑами пожимаÑÑ,
РподмигиваÑÑ Ð³Ð»Ð°Ð·Ð°Ð¼Ð¸,
РпÑиÑелкиваÑÑ Ð¿ÐµÑÑÑами,
РвеÑÑеÑÑÑÑ Ð¿Ð¾Ð´Ð±Ð¾ÑаÑÑ,
ÐоÑдо в зеÑкалÑÑе глÑдÑÑÑ.
1 Ð§Ð°Ñ Ð½ÑÑÑ — ÑÐ¾Ñ Ð½ÑÑÑ, Ñ ÑдеÑÑ (дÑÑÑ Ð»ÐµÑÑ).
2 Ðнда — даже.
3 СоÑелÑник — Ð´ÐµÐ½Ñ Ð½Ð°ÐºÐ°Ð½Ñне ÑеÑковнÑÑ Ð¿Ñаздников — ÑождеÑÑва и кÑеÑениÑ.
4 ÐолодиÑа — здеÑÑ:Ð¼Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð°Ñ Ð¶ÐµÐ½Ð°.
6 Ðомлива (Ð¾Ñ Ð³Ð»Ð°Ð³Ð¾Ð»Ð° ломаÑÑÑÑ) — Ñ. е. ÑпÑÑма, капÑизна.
Ðо ÑаÑевна молодаÑ,
ТиÑ
омолком ÑаÑÑвеÑаÑ,
ÐÐµÐ¶Ð´Ñ Ñем ÑоÑла, ÑоÑла,
ÐоднÑлаÑÑ â и ÑаÑÑвела,
ÐелолиÑа, ÑеÑнобÑова,
ÐÑÐ°Ð²Ñ ÐºÑоÑкого Ñакого.
РжениÑ
ÑÑÑкалÑÑ ÐµÐ¹,
ÐоÑÐ¾Ð»ÐµÐ²Ð¸Ñ ÐлиÑей.
Ð¡Ð²Ð°Ñ Ð¿ÑиеÑ
ал, ÑаÑÑ Ð´Ð°Ð» Ñлово,
РпÑиданое гоÑово:
Ð¡ÐµÐ¼Ñ ÑоÑговÑÑ
гоÑодов
Ðа ÑÑо ÑоÑок ÑеÑемов.
Ðа девиÑник ÑобиÑаÑÑÑ,
ÐÐ¾Ñ ÑаÑиÑа, наÑÑжаÑÑÑ
ÐеÑед зеÑкалÑÑем Ñвоим,
ÐеÑемолвилаÑÑ Ñ Ð½Ð¸Ð¼:
«Я лÑ, Ñкажи мне, вÑеÑ
милее,
ÐÑеÑ
ÑÑмÑней и белее?»
ЧÑо же зеÑкалÑÑе в оÑвеÑ?
Â«Ð¢Ñ Ð¿ÑекÑаÑна, ÑпоÑÑ Ð½ÐµÑ;
Ðо ÑаÑевна вÑеÑ
милее,
ÐÑеÑ
ÑÑмÑней и белее».
Ðак ÑаÑиÑа оÑпÑÑгнеÑ,
Ðа как ÑÑÑÐºÑ Ð·Ð°Ð¼Ð°Ñ
неÑ,
Ðа по зеÑкалÑÑÑ ÐºÐ°Ðº Ñ
лопнеÑ,
ÐаблÑÑком-Ñо как пÑиÑопнеÑ!..
«ÐÑ
ÑÑ, меÑзкое ÑÑекло!
ÐÑо вÑеÑÑ ÑÑ Ð¼Ð½Ðµ на зло.
Ðак ÑÑгаÑÑÑÑ ÐµÐ¹ Ñо мноÑ?
Я в ней дÑÑÑ-Ñо ÑÑпокоÑ.
ÐиÑÑ ÐºÐ°ÐºÐ°Ñ Ð¿Ð¾Ð´ÑоÑла!
Рне диво, ÑÑо бела:
ÐаÑÑ Ð±ÑÑÑ
аÑÐ°Ñ Ñидела
Ðа на Ñнег лиÑÑ Ð¸ глÑдела!
Ðо Ñкажи: как можно ей
ÐÑÑÑ Ð²Ð¾ вÑем Ð¼ÐµÐ½Ñ Ð¼Ð¸Ð»ÐµÐ¹?
ÐÑизнавайÑÑ: вÑеÑ
Ñ ÐºÑаÑе.
Ðбойди вÑÑ ÑаÑÑÑво наÑе,
ХоÑÑ Ð²ÐµÑÑ Ð¼Ð¸Ñ; мне Ñовной неÑ.
Так ли?» ÐеÑкалÑÑе в оÑвеÑ:
«РÑаÑевна вÑÑ Ð¶ милее,
ÐÑÑ Ð¶ ÑÑмÑней и белее».
ÐелаÑÑ Ð½ÐµÑего. Ðна,
ЧеÑной завиÑÑи полна,
ÐÑоÑив зеÑкалÑÑе под лавкÑ,
Ðозвала к Ñебе ЧеÑнавкÑ
РнаказÑÐ²Ð°ÐµÑ ÐµÐ¹,
Сенной девÑÑке Ñвоей,
ÐеÑÑÑ ÑаÑÐµÐ²Ð½Ñ Ð² глÑÑÑ Ð»ÐµÑнÑÑ
Ð, ÑвÑзав ее, живÑÑ
Ðод ÑоÑной оÑÑавиÑÑ Ñам
Ðа ÑÑедение волкам.
ЧеÑÑ Ð»Ð¸ ÑÐ»Ð°Ð´Ð¸Ñ Ñ Ð±Ð°Ð±Ð¾Ð¹
гневной?
СпоÑиÑÑ Ð½ÐµÑего. С ÑаÑевной
ÐÐ¾Ñ Ð§ÐµÑнавка в Ð»ÐµÑ Ð¿Ð¾Ñла
Рв ÑакÑÑ Ð´Ð°Ð»Ñ Ñвела,
ЧÑо ÑаÑевна догадалаÑÑ,
Рдо ÑмеÑÑи иÑпÑгалаÑÑ,
РвзмолилаÑÑ: «ÐÐ¸Ð·Ð½Ñ Ð¼Ð¾Ñ!
Ð Ñем, Ñкажи, виновна Ñ?
Ðе гÑби менÑ, девиÑа!
Ркак бÑÐ´Ñ Ñ ÑаÑиÑа,
Я пожалÑÑ ÑебÑ».
Та, в дÑÑе ее лÑбÑ,
Ðе Ñбила, не ÑвÑзала,
ÐÑпÑÑÑила и Ñказала:
«Ðе кÑÑÑинÑÑÑ, бог Ñ Ñобой».
Ð Ñама пÑиÑла домой.
«ЧÑо? â Ñказала ей ÑаÑиÑа, â
Ðде кÑаÑавиÑа девиÑа?»
â Там, в леÑÑ, ÑÑÐ¾Ð¸Ñ Ð¾Ð´Ð½Ð°, â
ÐÑвеÑÐ°ÐµÑ ÐµÐ¹ она. â
ÐÑепко ÑвÑÐ·Ð°Ð½Ñ ÐµÐ¹ локÑи;
ÐопадеÑÑÑ Ð·Ð²ÐµÑÑ Ð² когÑи,
ÐенÑÑе бÑÐ´ÐµÑ ÐµÐ¹ ÑеÑпеÑÑ,
ÐегÑе бÑÐ´ÐµÑ ÑмеÑеÑÑ.
Рмолва ÑÑезвониÑÑ ÑÑала:
ÐоÑка ÑаÑÑÐºÐ°Ñ Ð¿Ñопала!
ТÑÐ¶Ð¸Ñ Ð±ÐµÐ´Ð½Ñй ÑаÑÑ Ð¿Ð¾ ней.
ÐоÑÐ¾Ð»ÐµÐ²Ð¸Ñ ÐлиÑей,
ÐомолÑÑÑ ÑÑеÑдно богÑ,
ÐÑпÑавлÑеÑÑÑ Ð² доÑогÑ
Ðа кÑаÑавиÑей дÑÑой,
Ðа невеÑÑой молодой.
Ðо невеÑÑа молодаÑ,
Ðо заÑи в леÑÑ Ð±Ð»ÑждаÑ,
ÐÐµÐ¶Ð´Ñ Ñем вÑÑ Ñла да Ñла
Рна ÑеÑем набÑела.
Ðй на вÑÑÑеÑÑ Ð¿ÐµÑ, залаÑ,
ÐÑибежал и Ñмолк, игÑаÑ;
РвоÑоÑа воÑла она,
Ðа подвоÑÑе ÑиÑина.
ÐÐµÑ Ð±ÐµÐ¶Ð¸Ñ Ð·Ð° ней, лаÑкаÑÑÑ,
Ð ÑаÑевна, подбиÑаÑÑÑ,
ÐоднÑлаÑÑ Ð½Ð° кÑÑлÑÑо
РвзÑлаÑÑ Ð·Ð° колÑÑо;
ÐвеÑÑ ÑиÑ
онÑко оÑвоÑилаÑÑ,
Ð ÑаÑевна оÑÑÑилаÑÑ
Ð ÑвеÑлой гоÑниÑе; кÑÑгом
Ðавки, кÑÑÑÑе ковÑом,
Ðод ÑвÑÑÑми ÑÑол дÑбовÑй,
ÐеÑÑ Ñ Ð»ÐµÐ¶Ð°Ð½ÐºÐ¾Ð¹ изÑазÑовой.
ÐÐ¸Ð´Ð¸Ñ Ð´ÐµÐ²Ð¸Ñа, ÑÑо ÑÑÑ
ÐÑди добÑÑе живÑÑ;
ÐнаÑÑ, не бÑÐ´ÐµÑ ÐµÐ¹ обидно!
Ðикого меж Ñем не видно.
Ðом ÑаÑевна обоÑла,
ÐÑÑ Ð¿Ð¾ÑÑдком ÑбÑала,
ÐаÑвеÑила Ð±Ð¾Ð³Ñ ÑвеÑкÑ,
ÐаÑопила жаÑко пеÑкÑ,
Ðа полаÑи взобÑалаÑÑ
Ð ÑиÑ
онÑко ÑлеглаÑÑ.
Ð§Ð°Ñ Ð¾Ð±ÐµÐ´Ð° пÑиближалÑÑ,
Ð¢Ð¾Ð¿Ð¾Ñ Ð¿Ð¾ двоÑÑ ÑаздалÑÑ:
ÐÑ
одÑÑ ÑÐµÐ¼Ñ Ð±Ð¾Ð³Ð°ÑÑÑей,
Ð¡ÐµÐ¼Ñ ÑÑмÑнÑÑ
ÑÑаÑей.
СÑаÑÑий молвил: «ЧÑо
за диво!
ÐÑÑ Ñак ÑиÑÑо и кÑаÑиво.
ÐÑо-Ñо ÑеÑем пÑибиÑал
Ðа Ñ
озÑев поджидал.
ÐÑо же? ÐÑÐ´Ñ Ð¸ покажиÑÑ,
С нами ÑеÑÑно подÑÑжиÑÑ.
ÐÐ¾Ð»Ñ ÑÑ ÑÑаÑÑй Ñеловек,
ÐÑдей бÑдеÑÑ Ð½Ð°Ð¼ навек.
Ðоли паÑÐµÐ½Ñ ÑÑ ÑÑмÑнÑй,
ÐÑаÑÐµÑ Ð±ÑдеÑÑ Ð½Ð°Ð¼ названÑй.
ÐÐ¾Ð»Ñ ÑÑаÑÑÑка, бÑÐ´Ñ Ð½Ð°Ð¼ маÑÑ,
Так и ÑÑанем велиÑаÑÑ.
Ðоли кÑаÑÐ½Ð°Ñ Ð´ÐµÐ²Ð¸Ñа,
ÐÑÐ´Ñ Ð½Ð°Ð¼ Ð¼Ð¸Ð»Ð°Ñ ÑеÑÑÑиÑа».
Ð ÑаÑевна к ним ÑоÑла,
ЧеÑÑÑ Ñ
озÑÑм оÑдала,
РпоÑÑ Ð½Ð¸Ð·ÐºÐ¾ поклонилаÑÑ;
ÐакÑаÑневÑиÑÑ, извинилаÑÑ,
ЧÑо-де в гоÑÑи к ним заÑла,
ХоÑÑ Ð·Ð²Ð°Ð½Ð° и не бÑла.
Ðмиг по ÑеÑи Ñе Ñпознали,
ЧÑо ÑаÑÐµÐ²Ð½Ñ Ð¿Ñинимали;
УÑадили в Ñголок,
ÐодноÑили пиÑожок;
Ð ÑÐ¼ÐºÑ Ð¿Ð¾Ð»Ð½Ñ Ð½Ð°Ð»Ð¸Ð²Ð°Ð»Ð¸,
Ðа подноÑе подавали.
ÐÑ Ð·ÐµÐ»ÐµÐ½Ð¾Ð³Ð¾ вина
ÐÑÑекалаÑÑ Ð¾Ð½Ð°;
ÐиÑожок лиÑÑ Ñазломила,
Ðа кÑÑоÑек пÑикÑÑила,
Ð Ñ Ð´Ð¾Ñоги оÑдÑÑ
аÑÑ
ÐÑпÑоÑилаÑÑ Ð½Ð° кÑоваÑÑ.
ÐÑвели они девиÑÑ
ÐвеÑÑ
во ÑвеÑлÑÑ ÑвеÑлиÑÑ
РоÑÑавили однÑ,
ÐÑÑ
одÑÑÑÑ ÐºÐ¾ ÑнÑ.
ÐÐµÐ½Ñ Ð·Ð° днем идеÑ, мелÑкаÑ,
Ð ÑаÑевна молодаÑ
ÐÑÑ Ð² леÑÑ, не ÑкÑÑно ей
У Ñеми богаÑÑÑей.
ÐеÑед ÑÑÑенней заÑеÑ
ÐÑаÑÑÑ Ð´ÑÑÐ¶Ð½Ð¾Ñ ÑолпоÑ
ÐÑезжаÑÑ Ð¿Ð¾Ð³ÑлÑÑÑ,
СеÑÑÑ
ÑÑок поÑÑÑелÑÑÑ,
Ð ÑÐºÑ Ð¿ÑавÑÑ Ð¿Ð¾ÑеÑиÑÑ,
СоÑоÑина в поле ÑпеÑиÑÑ,
ÐÐ»Ñ Ð±Ð°ÑÐºÑ Ñ ÑиÑокиÑ
плеÑ
У ÑаÑаÑина оÑÑеÑÑ,
Ðли вÑÑÑавиÑÑ Ð¸Ð· леÑа
ÐÑÑигоÑÑкого ÑеÑкеÑа.
Ð Ñ
озÑÑÑкой она
Ð ÑеÑÐµÐ¼Ñ Ð¼ÐµÐ¶ Ñем одна
ÐÑибеÑÐµÑ Ð¸ пÑигоÑовиÑ.
Ðм она не пÑекоÑловиÑ,
Ðе пеÑеÑÑÑ ÐµÐ¹ они.
Так идÑÑ Ð·Ð° днÑми дни.
ÐÑаÑÑÑ Ð¼Ð¸Ð»ÑÑ Ð´ÐµÐ²Ð¸ÑÑ
ÐолÑбили. Рней в ÑвеÑлиÑÑ
Раз, лиÑÑ ÑолÑко ÑаÑÑвело,
ÐÑеÑ
иÑ
ÑемеÑо воÑло.
СÑаÑÑий молвил ей: «ÐевиÑа,
ÐнаеÑÑ: вÑем ÑÑ Ð½Ð°Ð¼ ÑеÑÑÑиÑа,
ÐÑеÑ
Ð½Ð°Ñ ÑемеÑо, ÑебÑ
ÐÑе Ð¼Ñ Ð»Ñбим, за ÑебÑ
ÐзÑÑÑ ÑÐµÐ±Ñ Ð¼Ñ Ð²Ñе Ð±Ñ Ñади,
Ðа нелÑзÑ, Ñак бога Ñади
ÐомиÑи Ð½Ð°Ñ ÐºÐ°Ðº-нибÑдÑ:
ÐÐ´Ð½Ð¾Ð¼Ñ Ð¶ÐµÐ½Ð¾Ñ Ð±ÑдÑ,
ÐÑоÑим лаÑковой ÑеÑÑÑоÑ.
ЧÑо ж каÑаеÑÑ Ð³Ð¾Ð»Ð¾Ð²Ð¾Ñ?
ÐÐ»Ñ Ð¾ÑказÑваеÑÑ Ð½Ð°Ð¼?
ÐÐ»Ñ ÑÐ¾Ð²Ð°Ñ Ð½Ðµ по кÑпÑам?»
1 ÐодбиÑаÑÑÑ — Ñ. е. подбиÑаÑ, пÑÐ¸Ð¿Ð¾Ð´Ð½Ð¸Ð¼Ð°Ñ Ð´Ð»Ð¸Ð½Ð½Ð¾Ðµ плаÑÑе.
2 Ðод ÑвÑÑÑми — здеÑÑ: под иконами.
3 ÐолаÑи — ÑиÑокие наÑÑ Ð´Ð»Ñ ÑпанÑÑ, ÑÑÑÑаиваемÑе в Ð¸Ð·Ð±Ð°Ñ Ð¿Ð¾Ð´ поÑолком.
«Ðй вÑ, молодÑÑ ÑеÑÑнÑе,
ÐÑаÑÑÑ Ð²Ñ Ð¼Ð¾Ð¸ ÑоднÑе, â
Ðм ÑаÑевна говоÑиÑ, â
Ðоли лгÑ, пÑÑÑÑ Ð±Ð¾Ð³ велиÑ
Ðе ÑойÑи живой мне Ñ Ð¼ÐµÑÑа.
Ðак мне бÑÑÑ? Ð²ÐµÐ´Ñ Ñ Ð½ÐµÐ²ÐµÑÑа.
ÐÐ»Ñ Ð¼ÐµÐ½Ñ Ð²Ñ Ð²Ñе ÑавнÑ,
ÐÑе ÑдалÑ, вÑе ÑмнÑ,
ÐÑеÑ
Ñ Ð²Ð°Ñ Ð»ÑÐ±Ð»Ñ ÑеÑдеÑно;
Ðо дÑÑÐ³Ð¾Ð¼Ñ Ñ Ð½Ð°Ð²ÐµÑно
ÐÑдана. Ðне вÑеÑ
милей
ÐоÑÐ¾Ð»ÐµÐ²Ð¸Ñ ÐлиÑей».
ÐÑаÑÑÑ Ð¼Ð¾Ð»Ñа поÑÑоÑли
Ðа в заÑÑлке поÑеÑали.
«СпÑÐ¾Ñ Ð½Ðµ гÑеÑ
. ÐÑоÑÑи ÑÑ Ð½Ð°Ñ, â
СÑаÑÑий молвил поклонÑÑÑ, â
Ðоли Ñак, не заикнÑÑÑ
Уж о Ñом». â «Я не ÑеÑжÑÑÑ, â
ТиÑ
о молвила она, â
РоÑказ мой не вина».
ÐениÑ
и ей поклонилиÑÑ,
ÐоÑиÑ
онÑÐºÑ ÑдалилиÑÑ,
Ð ÑоглаÑно вÑе опÑÑÑ
СÑали жиÑÑ Ð´Ð° поживаÑÑ.
1 СвеÑлиÑа — в ÑÑаÑÐ¸Ð½Ñ Ñак назÑвалаÑÑ Ð½ÐµÐ±Ð¾Ð»ÑÑÐ°Ñ ÑвеÑÐ»Ð°Ñ ÐºÐ¾Ð¼Ð½Ð°Ñа в веÑÑ Ð½ÐµÐ¹ ÑаÑÑи дома.
2 СоÑоÑин — здеÑÑ: недÑÑг, вÑаг.
3 СпеÑиÑÑ — ÑбÑоÑиÑÑ Ñ ÐºÐ¾Ð½Ñ, ÑделаÑÑ Ð»ÐµÑим.
4 ÐеÑеÑиÑÑ, пÑекоÑловиÑÑ — ÑпоÑиÑÑ.
ÐÐµÐ¶Ð´Ñ Ñем ÑаÑиÑа злаÑ,
ÐÑо ÑаÑÐµÐ²Ð½Ñ Ð²ÑпоминаÑ,
Ðе могла пÑоÑÑиÑÑ ÐµÐµ,
Рна зеÑкалÑÑе Ñвое
Ðолго дÑлаÑÑ Ð¸ ÑеÑдилаÑÑ;
ÐÐ°ÐºÐ¾Ð½ÐµÑ Ð¾Ð± нем Ñ
ваÑилаÑÑ
РпоÑла за ним, и, Ñев
ÐеÑед ним, забÑла гнев,
ÐÑаÑоваÑÑÑÑ Ñнова ÑÑала
Ð Ñ ÑлÑÐ±ÐºÐ¾Ñ Ñказала:
«ÐдÑавÑÑвÑй, зеÑкалÑÑе! Ñкажи
Ðа вÑÑ Ð¿ÑÐ°Ð²Ð´Ñ Ð´Ð¾Ð»Ð¾Ð¶Ð¸:
Я Ð»Ñ Ð½Ð° ÑвеÑе вÑеÑ
милее,
ÐÑеÑ
ÑÑмÑней и белее?»
Рей зеÑкалÑÑе в оÑвеÑ:
Â«Ð¢Ñ Ð¿ÑекÑаÑна, ÑпоÑÑ Ð½ÐµÑ;
Ðо Ð¶Ð¸Ð²ÐµÑ Ð±ÐµÐ· вÑÑкой ÑлавÑ,
СÑÐµÐ´Ñ Ð·ÐµÐ»ÐµÐ½ÑÑ Ð´ÑбÑавÑ,
У Ñеми богаÑÑÑей
Та, ÑÑо вÑÑ Ð¶ ÑÐµÐ±Ñ Ð¼Ð¸Ð»ÐµÐ¹Â».
Ð ÑаÑиÑа налеÑела
Ðа ЧеÑнавкÑ: «Ðак ÑÑ Ñмела
ÐбманÑÑÑ Ð¼ÐµÐ½Ñ? и в Ñем!..»
Та пÑизналаÑÑ Ð²Ð¾ вÑем:
Так и Ñак. ЦаÑиÑа злаÑ,
Ðй ÑогаÑкой ÑгÑожаÑ,
Ðоложила Ð¸Ð»Ñ Ð½Ðµ жиÑÑ,
ÐÐ»Ñ ÑаÑÐµÐ²Ð½Ñ Ð¿Ð¾Ð³ÑбиÑÑ.
Раз ÑаÑевна молодаÑ,
ÐилÑÑ
бÑаÑÑев поджидаÑ,
ÐÑÑла, ÑÐ¸Ð´Ñ Ð¿Ð¾Ð´ окном.
ÐдÑÑг ÑеÑдиÑо под кÑÑлÑÑом
ÐÐµÑ Ð·Ð°Ð»Ð°Ñл, и девиÑа
ÐидиÑ: ниÑÐ°Ñ ÑеÑниÑа
Ð¥Ð¾Ð´Ð¸Ñ Ð¿Ð¾ двоÑÑ, клÑкой
ÐÑгонÑÑ Ð¿Ñа. «ÐоÑÑой,
ÐабÑÑка, поÑÑой немножко, â
Ðй кÑиÑÐ¸Ñ Ð¾Ð½Ð° в окоÑко, â
ÐÑигÑÐ¾Ð¶Ñ Ñама Ñ Ð¿ÑÑ
Ркой-ÑÑо Ñебе ÑнеÑÑ».
ÐÑвеÑÐ°ÐµÑ ÐµÐ¹ ÑеÑниÑа:
«ÐÑ
ÑÑ, диÑÑÑко девиÑа!
ÐÐµÑ Ð¿ÑоклÑÑÑй одолел,
ЧÑÑÑ Ð´Ð¾ ÑмеÑÑи не заел.
ÐоÑмоÑÑи, как он Ñ
лопоÑеÑ!
ÐÑÐ´Ñ ÐºÐ¾ мне». â ЦаÑевна Ñ
оÑеÑ
ÐÑдÑи к ней и Ñ
леб взÑла,
Ðо Ñ ÐºÑÑлеÑка лиÑÑ ÑоÑла,
ÐÐµÑ ÐµÐ¹ под ноги â и лаеÑ,
Рк ÑÑаÑÑÑ
е не пÑÑкаеÑ;
ÐиÑÑ Ð¿Ð¾Ð¹Ð´ÐµÑ ÑÑаÑÑÑ
а к ней,
Ðн, леÑного звеÑÑ Ð·Ð»ÐµÐ¹,
Ðа ÑÑаÑÑÑ
Ñ. «ЧÑо за ÑÑдо?
Ðидно, вÑÑпалÑÑ Ð¾Ð½ Ñ
Ñдо, â
Ðй ÑаÑевна говоÑиÑ: â
Ðа ж, лови!» â и Ñ
леб леÑиÑ.
СÑаÑÑÑонка Ñ
леб поймала:
«ÐлагодаÑÑÑвÑÑ, â Ñказала. â
Ðог ÑÐµÐ±Ñ Ð±Ð»Ð°Ð³Ð¾Ñлови;
ÐÐ¾Ñ Ð·Ð° Ñо Ñебе, лови!
1 РогаÑка — в ÑÑаÑÐ¸Ð½Ñ Ð½Ð°ÐºÐ°Ð·Ñвали лÑдей, Ð½Ð°Ð´ÐµÐ²Ð°Ñ Ð½Ð° ÑÐµÑ Ð´ÐµÑевÑннÑй или железнÑй оÑейник Ñ ÑеÑÑÑÑÐ¼Ñ ÐºÐ¾Ð½Ñами (или «Ñогами»), коÑоÑÑе не давали ÑÐµÐ»Ð¾Ð²ÐµÐºÑ ÑпаÑÑ.
2 ЧеÑниÑа — Ð¼Ð¾Ð½Ð°Ñ Ð¸Ð½Ñ.
Рк ÑаÑевне наливное,
Ðолодое, золоÑое,
ÐÑÑмо ÑблоÑко леÑих
ÐÐµÑ ÐºÐ°Ðº пÑÑгнеÑ, завизжих
Ðо ÑаÑевна в обе ÑÑки
ХваÑÑ â поймала. «Ради ÑкÑки
ÐÑÑай ÑблоÑко, мой ÑвеÑ.
ÐлагодаÑÑÑвÑй за обед».
СÑаÑÑÑоноÑка Ñказала,
ÐоклонилаÑÑ Ð¸ пÑопала…
Ð Ñ ÑаÑевной на кÑÑлÑÑо
ÐÐµÑ Ð±ÐµÐ¶Ð¸Ñ Ð¸ ей в лиÑо
Ðалко ÑмоÑÑиÑ, гÑозно воеÑ,
Словно ÑеÑдÑе пеÑÑе ноеÑ,
Словно Ñ
оÑÐµÑ ÐµÐ¹ ÑказаÑÑ:
ÐÑоÑÑ! â Ðна его лаÑкаÑÑ,
ТÑÐµÐ¿Ð»ÐµÑ Ð½ÐµÐ¶Ð½Ð¾Ñ ÑÑкоÑ;
«ЧÑо, Соколко, ÑÑо Ñ ÑобоÑ?
ÐÑг!» â и в комнаÑÑ Ð²Ð¾Ñла,
ÐвеÑÑ ÑиÑ
онÑко запеÑла,
Ðод окно за пÑÑÐ¶Ñ Ñела
ÐдаÑÑ Ñ
озÑев, а глÑдела
ÐÑÑ Ð½Ð° Ñблоко. Ðно
Ð¡Ð¾ÐºÑ Ñпелого полно,
Так Ñвежо и Ñак дÑÑиÑÑо,
Так ÑÑмÑно-золоÑиÑÑо,
ÐÑдÑо медом налилоÑÑ!
ÐÐ¸Ð´Ð½Ñ ÑемеÑки наÑквозх
ÐодождаÑÑ Ð¾Ð½Ð° Ñ
оÑела
Ðо обеда; не ÑÑеÑпела,
Ð ÑÑки ÑблоÑко взÑла,
РалÑм гÑбкам поднеÑла,
ÐоÑиÑ
онÑÐºÑ Ð¿ÑокÑÑила
РкÑÑоÑек пÑоглоÑила…
ÐдÑÑг она, Ð¼Ð¾Ñ Ð´ÑÑа,
ÐоÑаÑнÑлаÑÑ Ð½Ðµ дÑÑа,
ÐÐµÐ»Ñ ÑÑки опÑÑÑила,
Ðлод ÑÑмÑнÑй ÑÑонила,
ÐакаÑилиÑÑ Ð³Ð»Ð°Ð·Ð°,
Рона под обÑаза
Ðоловой на Ð»Ð°Ð²ÐºÑ Ð¿Ð°Ð»Ð°
Ð ÑиÑ
а, недвижна ÑÑала…
ÐÑаÑÑÑ Ð² ÑÑ Ð¿Ð¾ÑÑ Ð´Ð¾Ð¼Ð¾Ð¹
ÐозвÑаÑалиÑÑ Ñолпой
С молодеÑкого ÑазбоÑ.
Ðм на вÑÑÑеÑÑ, гÑозно воÑ,
ÐÐµÑ Ð±ÐµÐ¶Ð¸Ñ Ð¸ ко двоÑÑ
ÐÑÑÑ Ð¸Ð¼ кажеÑ. «Ðе к добÑÑ! â
ÐÑаÑÑÑ Ð¼Ð¾Ð»Ð²Ð¸Ð»Ð¸: â пеÑали
Ðе минÑем». ÐÑиÑкакали,
ÐÑ
одÑÑ, аÑ
нÑли. Ðбежав,
ÐÐµÑ Ð½Ð° Ñблоко ÑÑÑемглав
С лаем кинÑлÑÑ, озлилÑÑ,
ÐÑоглоÑил его, ÑвалилÑÑ
РиздоÑ
. Ðапоено
ÐÑло Ñдом, знаÑÑ, оно.
ÐеÑед меÑÑÐ²Ð¾Ñ ÑаÑевной
ÐÑаÑÑÑ Ð² гоÑеÑÑи дÑÑевной
ÐÑе поникли головой,
Ð Ñ Ð¼Ð¾Ð»Ð¸ÑÐ²Ð¾Ñ ÑвÑÑой
С лавки поднÑли, одели,
ХоÑониÑÑ ÐµÐµ Ñ
оÑели
Ð ÑаздÑмали. Ðна,
Ðак под кÑÑлÑÑком Ñ Ñна,
Так ÑиÑ
а, Ñвежа лежала,
ЧÑо лиÑÑ ÑолÑко не дÑÑала.
Ðдали ÑÑи днÑ, но она
Ðе воÑÑÑала оÑо Ñна.
СоÑвоÑив обÑÑд пеÑалÑнÑй,
ÐÐ¾Ñ Ð¾Ð½Ð¸ во гÑоб Ñ
ÑÑÑÑалÑнÑй
ТÑÑп ÑаÑÐµÐ²Ð½Ñ Ð¼Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð¾Ð¹
Ðоложили â и Ñолпой
ÐонеÑли в пÑÑÑÑÑ Ð³Ð¾ÑÑ,
Рв полÑноÑнÑÑ Ð¿Ð¾ÑÑ
ÐÑоб ее к ÑеÑÑи ÑÑолбам
Ðа ÑепÑÑ
ÑÑгÑннÑÑ
Ñам
ÐÑÑоÑожно пÑивинÑили
Ð ÑеÑеÑкой огÑадили;
Ð, пÑед меÑÑÐ²Ð¾Ñ ÑеÑÑÑой
СоÑвоÑив поклон земной,
СÑаÑÑий молвил:
«Спи во гÑобе;
ÐдÑÑг погаÑла, жеÑÑвой злобе,
Ðа земле ÑÐ²Ð¾Ñ ÐºÑаÑа;
ÐÑÑ
Ñвой пÑимÑÑ Ð½ÐµÐ±ÐµÑа.
Ðами ÑÑ Ð±Ñла лÑбима
Ð Ð´Ð»Ñ Ð¼Ð¸Ð»Ð¾Ð³Ð¾ Ñ
Ñанима â
Ðе доÑÑалаÑÑ Ð½Ð¸ÐºÐ¾Ð¼Ñ,
ТолÑко гÑÐ¾Ð±Ñ Ð¾Ð´Ð½Ð¾Ð¼Ñ».
Ð ÑÐ¾Ñ Ð¶Ðµ Ð´ÐµÐ½Ñ ÑаÑиÑа злаÑ,
ÐобÑой веÑÑи ожидаÑ,
ÐÑайне зеÑкалÑÑе взÑла
РвопÑÐ¾Ñ Ñвой задала:
«Я лÑ, Ñкажи мне, вÑеÑ
милее,
ÐÑеÑ
ÑÑмÑней и белее?»
Ð ÑÑлÑÑала в оÑвеÑ:
«ТÑ, ÑаÑиÑа, ÑпоÑÑ Ð½ÐµÑ,
Ð¢Ñ Ð½Ð° ÑвеÑе вÑеÑ
милее,
ÐÑеÑ
ÑÑмÑней и белее».
Ðа невеÑÑÐ¾Ñ Ñвоей
ÐоÑÐ¾Ð»ÐµÐ²Ð¸Ñ ÐлиÑей
ÐÐµÐ¶Ð´Ñ Ñем по ÑвеÑÑ ÑкаÑеÑ.
ÐÐµÑ ÐºÐ°Ðº неÑ! Ðн гоÑÑко плаÑеÑ,
Ркого ни ÑпÑоÑÐ¸Ñ Ð¾Ð½,
ÐÑем вопÑÐ¾Ñ ÐµÐ³Ð¾ мÑдÑен;
ÐÑо в глаза ÐµÐ¼Ñ ÑмееÑÑÑ,
ÐÑо ÑкоÑее оÑвеÑнеÑÑÑ;
РкÑаÑÐ½Ñ ÑолнÑÑ Ð½Ð°ÐºÐ¾Ð½ÐµÑ
ÐбÑаÑилÑÑ Ð¼Ð¾Ð»Ð¾Ð´ÐµÑ.
Â«Ð¡Ð²ÐµÑ Ð½Ð°Ñ ÑолнÑÑко! ТÑ
Ñ Ð¾Ð´Ð¸ÑÑ
ÐÑÑглÑй год по небÑ, ÑводиÑÑ
ÐÐ¸Ð¼Ñ Ñ ÑÐµÐ¿Ð»Ð¾Ñ Ð²ÐµÑной,
ÐÑеÑ
Ð½Ð°Ñ Ð²Ð¸Ð´Ð¸ÑÑ Ð¿Ð¾Ð´ Ñобой.
ÐÐ»Ñ Ð¾ÑкажеÑÑ Ð¼Ð½Ðµ в оÑвеÑе?
Ðе видало Ð»Ñ Ð³Ð´Ðµ на ÑвеÑе
Ð¢Ñ ÑаÑÐµÐ²Ð½Ñ Ð¼Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð¾Ð¹?
Я жениÑ
ей». â Â«Ð¡Ð²ÐµÑ ÑÑ
мой, â
ÐÑаÑно ÑолнÑе оÑвеÑало, âÂ
Я ÑаÑÐµÐ²Ð½Ñ Ð½Ðµ видало.
ÐнаÑÑ ÐµÐµ в живÑÑ
Ñж неÑ.
Разве меÑÑÑ, мой ÑоÑед,
Ðде-нибÑÐ´Ñ ÐµÐµ да вÑÑÑеÑил
Ðли Ñлед ее замеÑил».
Â
Темной ноÑки ÐлиÑей
ÐождалÑÑ Ð² ÑоÑке Ñвоей.
ТолÑко меÑÑÑ Ð¿Ð¾ÐºÐ°Ð·Ð°Ð»ÑÑ,
Ðн за ним Ñ Ð¼Ð¾Ð»Ñбой погналÑÑ.
«ÐеÑÑÑ, меÑÑÑ, мой дÑÑжок,
ÐозолоÑеннÑй Ñожок!
Ð¢Ñ Ð²ÑÑаеÑÑ Ð²Ð¾ ÑÑме глÑбокой,
ÐÑÑглолиÑÑй, ÑвеÑлоокий,
Ð, обÑÑай Ñвой лÑбÑ,
ÐÐ²ÐµÐ·Ð´Ñ ÑмоÑÑÑÑ Ð½Ð° ÑебÑ.
ÐÐ»Ñ Ð¾ÑкажеÑÑ Ð¼Ð½Ðµ в оÑвеÑе?
Ðе видал ли где на ÑвеÑе
Ð¢Ñ ÑаÑÐµÐ²Ð½Ñ Ð¼Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð¾Ð¹?
Я жениÑ
ей». â «ÐÑаÑÐµÑ Ð¼Ð¾Ð¹,
ÐÑвеÑÐ°ÐµÑ Ð¼ÐµÑÑÑ ÑÑнÑй, â
Ðе видал Ñ Ð´ÐµÐ²Ñ ÐºÑаÑной.
Ðа ÑÑоÑоже Ñ ÑÑоÑ
ТолÑко в оÑеÑÐµÐ´Ñ Ð¼Ð¾Ñ.
Ðез Ð¼ÐµÐ½Ñ ÑаÑевна, видно,
ÐÑобежала». â
«Ðак обидно!» â
ÐоÑÐ¾Ð»ÐµÐ²Ð¸Ñ Ð¾ÑвеÑал.
ЯÑнÑй меÑÑÑ Ð¿Ñодолжал:
«Ðогоди; об ней, бÑÑÑ Ð¼Ð¾Ð¶ÐµÑ,
ÐеÑÐµÑ Ð·Ð½Ð°ÐµÑ. Ðн поможеÑ.
Ð¢Ñ Ðº Ð½ÐµÐ¼Ñ ÑепеÑÑ ÑÑÑпай,
Ðе пеÑалÑÑÑ Ð¶Ðµ, пÑоÑай».
ÐлиÑей, не ÑнÑваÑ,
РвеÑÑÑ ÐºÐ¸Ð½ÑлÑÑ, взÑваÑ:
«ÐеÑеÑ, веÑеÑ! Ð¢Ñ Ð¼Ð¾Ð³ÑÑ,
Ð¢Ñ Ð³Ð¾Ð½ÑеÑÑ ÑÑаи ÑÑÑ,
Ð¢Ñ Ð²Ð¾Ð»Ð½ÑеÑÑ Ñине моÑе,
ÐÑÑÐ´Ñ Ð²ÐµÐµÑÑ Ð½Ð° пÑоÑÑоÑе,
Ðе боиÑÑÑÑ Ð½Ð¸ÐºÐ¾Ð³Ð¾,
ÐÑоме бога одного.
ÐÐ»Ñ Ð¾ÑкажеÑÑ Ð¼Ð½Ðµ в оÑвеÑе?
Ðе видал ли где на ÑвеÑе
Ð¢Ñ ÑаÑÐµÐ²Ð½Ñ Ð¼Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð¾Ð¹?
Я жениÑ
ее». â «ÐоÑÑой, â
ÐÑвеÑÐ°ÐµÑ Ð²ÐµÑÐµÑ Ð±ÑйнÑй, â
Там за ÑеÑкой ÑиÑ
оÑÑÑÑйной
ÐÑÑÑ Ð²ÑÑÐ¾ÐºÐ°Ñ Ð³Ð¾Ñа,
Рней глÑÐ±Ð¾ÐºÐ°Ñ Ð½Ð¾Ñа;
Ð Ñой ноÑе, во ÑÑме
пеÑалÑной,
ÐÑоб каÑаеÑÑÑ Ñ
ÑÑÑÑалÑнÑй
Ðа ÑепÑÑ
Ð¼ÐµÐ¶Ð´Ñ ÑÑолбов.
Ðе видаÑÑ Ð½Ð¸ÑÑиÑ
Ñледов
ÐкÑÑг Ñого пÑÑÑого меÑÑа;
Ð Ñом гÑÐ¾Ð±Ñ ÑÐ²Ð¾Ñ Ð½ÐµÐ²ÐµÑÑа».
Â
ÐеÑÐµÑ Ð´Ð°Ð»Ðµ побежал.
ÐоÑÐ¾Ð»ÐµÐ²Ð¸Ñ Ð·Ð°ÑÑдал
РпоÑел к пÑÑÑÐ¾Ð¼Ñ Ð¼ÐµÑÑÑ,
Ðа пÑекÑаÑнÑÑ Ð½ÐµÐ²ÐµÑÑÑ
ÐоÑмоÑÑеÑÑ ÐµÑе Ñ
оÑÑ Ñаз.
ÐÐ¾Ñ Ð¸Ð´ÐµÑ; и поднÑлаÑÑ
ÐеÑед ним гоÑа кÑÑÑаÑ;
ÐкÑÑг нее ÑÑÑана пÑÑÑаÑ;
Ðод гоÑÐ¾Ñ ÑемнÑй вÑ
од.
Ðн ÑÑда ÑкоÑей идеÑ.
ÐеÑед ним, во мгле
пеÑалÑной,
ÐÑоб каÑаеÑÑÑ Ñ
ÑÑÑÑалÑнÑй,
Рв Ñ
ÑÑÑÑалÑном гÑобе Ñом
Ð¡Ð¿Ð¸Ñ ÑаÑевна веÑнÑм Ñном.
Ро гÑоб невеÑÑÑ Ð¼Ð¸Ð»Ð¾Ð¹
Ðн ÑдаÑилÑÑ Ð²Ñей Ñилой.
ÐÑоб ÑазбилÑÑ. Ðева вдÑÑг
Ðжила. ÐлÑÐ´Ð¸Ñ Ð²Ð¾ÐºÑÑг
ÐзÑмленнÑми глазами,
Ð, каÑаÑÑÑ Ð½Ð°Ð´ ÑепÑми,
ÐÑивздоÑ
нÑв, пÑоизнеÑла:
«Ðак же долго Ñ Ñпала!»
РвÑÑÐ°ÐµÑ Ð¾Ð½Ð° из гÑоба…
ÐÑ
!.. и заÑÑдали оба.
Ð ÑÑки он ее беÑеÑ
Рна ÑÐ²ÐµÑ Ð¸Ð· ÑÑÐ¼Ñ Ð½ÐµÑеÑ,
Ð, беÑедÑÑ Ð¿ÑиÑÑно,
РпÑÑÑ Ð¿ÑÑкаÑÑÑÑ Ð¾Ð±ÑаÑно,
Ð ÑÑÑÐ±Ð¸Ñ Ñже молва:
ÐоÑка ÑаÑÑÐºÐ°Ñ Ð¶Ð¸Ð²Ð°!
Ðома в ÑÑ Ð¿Ð¾ÑÑ Ð±ÐµÐ· дела
ÐÐ»Ð°Ñ Ð¼Ð°ÑеÑ
а Ñидела
ÐеÑед зеÑкалÑÑем Ñвоим
РбеÑедовала Ñ Ð½Ð¸Ð¼.
ÐовоÑÑ: «Я Ð»Ñ Ð²ÑеÑ
милее,
ÐÑеÑ
ÑÑмÑней и белее?»
Ð ÑÑлÑÑала в оÑвеÑ:
Â«Ð¢Ñ Ð¿ÑекÑаÑна, Ñлова неÑ,
Ðо ÑаÑевна вÑÑ Ð¶ милее,
ÐÑÑ ÑÑмÑней и белее».
ÐÐ»Ð°Ñ Ð¼Ð°ÑеÑ
а, вÑкоÑив,
Ðб пол зеÑкалÑÑе Ñазбив,
РдвеÑи пÑÑмо побежала
Ð ÑаÑÐµÐ²Ð½Ñ Ð¿Ð¾Ð²ÑÑÑеÑала.
ТÑÑ ÐµÐµ ÑоÑка взÑла,
Ð ÑаÑиÑа ÑмеÑла.
ÐиÑÑ ÐµÐµ поÑ
оÑонили,
СвадÑÐ±Ñ ÑоÑÑÐ°Ñ ÑÑинили,
Ð Ñ Ð½ÐµÐ²ÐµÑÑÐ¾Ñ Ñвоей
ÐбвенÑалÑÑ ÐлиÑей;
РникÑо Ñ Ð½Ð°Ñала миÑа
Ðе видал Ñакого пиÑа;
Я Ñам бÑл, мед, пиво пил,
Ðа ÑÑÑ Ð»Ð¸ÑÑ Ð¾Ð±Ð¼Ð¾Ñил.
ÐÐ¾Ñ Ð¾Ð¶Ð¸Ðµ по ÑодеÑÐ¶Ð°Ð½Ð¸Ñ Ð¿ÑÐ¾Ð¸Ð·Ð²ÐµÐ´ÐµÐ½Ð¸Ñ Ñаздела:
«Ð£ лÑкомоÑÑÑ Ð´Ñб зелÑнÑй» — из поÑÐ¼Ñ «Ð ÑÑлан и ÐÑдмила»
У лÑкомоÑÑÑ Ð´Ñб зелÑнÑй; ÐлаÑÐ°Ñ ÑÐµÐ¿Ñ Ð½ …
СÐÐÐÐÐ Ð ÐÐÐÐТÐÐ ÐÐТУШÐРÐ. С. ÐÑÑкин
РиÑÑнки: Ð.ÐонаÑевиÑа
Ðегде, в ÑÑидевÑÑом ÑаÑÑÑве,
Ð …
Сказка ложÑ, да в ней намек:
ÐобÑÑм молодÑам ÑÑок.
Ð. С. ÐÑÑкин
ÐлекÑÐ°Ð½Ð´Ñ Ð¡ÐµÑÐ³ÐµÐµÐ²Ð¸Ñ ÐÑÑкин — …
ÐобавиÑÑ ÐºÐ¾Ð¼Ð¼ÐµÐ½ÑаÑий
Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждет пождет с утра до ночи,
Смотрит в ноле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьется вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белешенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог дает царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелешенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.
Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошел, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно:
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С. ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мои, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет:
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
И плечами пожимать.
И подмигивать глазами,
И прищелкивать перстами,
И вертеться подбочась.
Гордо в зеркальце глядясь.
Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла.
Поднялась — и расцвела.
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисеи.
Сват приехал, царь дал слово.
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
На девичник собираясь.
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне. всех милее.
Всех румяней и белее?»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
Как царица отпрыгнет,
Да как ручку замахнет,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди все царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна все ж милее,
Все ж румяней и белее».
Делать нечего. Она,
Черной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав ее, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.
Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась: «Жизнь моя!
В чем, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя».
Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей царица,—
Где красавица-девица?»
— «Там, в лесу, стоит одна,—
Отвечает ей она,—
Крепко связаны ей локти;
Попадется зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть».
И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей-душой,
За невестой молодой.
Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем все шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пес, залая,
Прибежал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пес бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась.
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно.
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Все порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.
Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: «Что за диво!
Все так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица».
И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок,
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила,
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.
День за днем идет, мелькая,
А царевна молодая
Все в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса,
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберет и приготовит,
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.
Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?»
«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные,—
Им царевна говорит,—
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей».
Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Прости ты нас,—
Старший молвил поклонись,—
Коли так, не заикнуся
Уж о том».— «Я не сержуся,—
Тихо молвила она,—
И отказ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.
Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить ее,
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живет без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что все ж тебя милей».
И царица налетела
На Чернавку: «Как ты смела
Обмануть меня? и в чем!..»
Та призналася во всем:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.
Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пес залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко,—
Ей кричит она в окошко,—
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».
Отвечает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пес проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне».— Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пес ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо,—
Ей царевна говорит,—
На ж, лови!» — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
«Благодарствую,— сказала.—
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Молодое, золотое
Прямо яблочко летит…
Пес как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. «Ради скуки,
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед»,—
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пес бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце песье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Все на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда, не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…
Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пес бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру! —
Братья молвили,— печали
Не минуем». Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мертвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить ее хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб ее к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили,
И решеткой оградили;
И, пред мертвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во гробе.
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».
В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее».
За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрен;
Кто в глаза ему смеется,
Кто скорее отвернется;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
«Свет наш солнышко! ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей».— «Свет ты мой,—
Красно солнце отвечало,—
Я царевны не видало.
Знать, ее в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь ее да встретил
Или след ее заметил».
Темной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
«Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаешь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звезды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей».— «Братец мой,—
Отвечает месяц ясный,—
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна видно
Пробежала».— «Как обидно!» —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
«Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».
Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ее».— «Постой,—
Отвечает ветер буйный,—
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста».
Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту
На прекрасную невесту
Посмотреть еще хоть раз.
Вот идет; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг нее страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встает она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!
Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: «Я ль-всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна все ж милее,
Все румяней и белее».
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь ее похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.
Анализ «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях»
Пушкин утверждал, что сюжет «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях» основан на народном сказании, записанным им в 1824 г. со слов няни. Поэт дополнил свое произведение деталями из других русских («Морозко») и зарубежных («Снегурочка») сказок. В результате в 1833 г. появилось оригинальное авторское произведение, имеющее свой сюжет и поучительный смысл.
В сказке присутствует четкое разделение персонажей на добрых и злых. К положительным относится большинство главных героев. К отрицательным – злая царица и Чернавка. Но последняя встает на сторону зла не по своей воли, а из страха перед наказанием. В душе она любит бедную царевну и старается помочь ей насколько возможно. Чернавка не связывает царевну, а просто отпускает ее на все четыре стороны. Этот эпизод показывает, что несмотря на видимое могущество зла, положительным персонажам всегда приходят на помощь человеческая доброта и сострадание.
Ярко Пушкин описывает образ злой мачехи. В ее характеристике сразу чувствуется неизбежность какой-то трагедии. Молодая царица блистает красотой, но отличается чрезмерной гордостью и ревностью. Она совершенно равнодушна к окружающим и озабочена только собственным превосходством. У царицы нет друзей и просто близких людей. Ее неизменный спутник – зеркальце, которое волшебным образом разговаривает. Но все разговоры любимой игрушки посвящены одной теме — красоте ее хозяйки. Даже от зеркальца царица не потерпит слов правды. Она приходит в ярость, узнав о красоте падчерицы. В первый раз она забрасывает зеркальце в угол, во второй – разбивает его в бессильном гневе.
Молодая царевна олицетворяет собой идеал женской красоты, доброты и верности. Она одинаково хорошо относится ко всем, не подозревает обмана от «нищей черницы». Даже потеряв всякую надежду на возвращение домой, она хранит верность своему нареченному мужу.
Королевич Елисей символизирует крепость мужской любви и преданности. В поисках невесты он готов объехать весь свет. Трехкратное обращение к природным силам (солнцу, месяцу и ветру) имеет древние национальные корни. Оно означает невероятно долгий и сложный поиск истины.
Счастливый конец сказки символизирует победу добра над злом. Причем эта победа досталась главным героям исключительно за положительные качества. В сказке нет традиционной решительной битвы или картины наказания злодеев. Царица умирает сама от «тоски». Свадьба царевны и Елисея – торжество счастья и справедливости.
Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях написана на основе популярного народного сюжета, похожего на прототип «Белоснежки» братьев Гримм. В начале истории царица родила красавицу-дочь, но вскоре умерла. Царь женился снова, но его новой супругой оказалась жестокая и завистливая женщина. С помощью волшебного зеркала она узнала, что молодая царевна красивее ее, и решила избавиться от соперницы. Царевна выжила и случайно попала в домик богатырей. Царица нашла ее и отравила, однако красавицу пробудил волшебным поцелуем царевич Елисей. Молодые поженились, а царица умерла от злости. Сказка демонстрирует, до чего доводит зависть.
Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись, глядючи
С белой зори до ночи.
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.
Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
“Свет мой, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее”.
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.
Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
Что же зеркальце в ответ?
“Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее”.
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
“Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?” Зеркальце в ответ:
“А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее”.
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.
Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась
И до смерти испугалась
И взмолилась: “Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя”.
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
“Не кручинься, бог с тобой”.
А сама пришла домой.
“Что? — сказала ей царица. —
Где красавица девица?” —
“Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она.-
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть”.
И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.
Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя.
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно! —
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.
Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: “Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица”.
И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зелёного вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила
Да кусочек прикусила
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх, во светлую светлицу,
И оставили одну
Отходящую ко сну.
День за днём идёт, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу; не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарёю
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.
Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: “Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так, бога ради,
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?”
“Ой, вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей”.
Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
“Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь. —
Коли так, не заикнуся
Уж о том”. — “Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина”.
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.
Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце своё
Долго дулась и сердилась:
Наконец об нём хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
“Здравствуй, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зелёныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей”.
И царица налетела
На Чернавку: “Как ты смела
Обмануть меня? и в чём!..”
Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.
Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. “Постой.
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу”.
Отвечает ей черница:
“Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне”. — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает
И к старухе не пускает;
Лишь пойдёт старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. Что за чудо?
“Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит. —
На ж, лови!” — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
“Благодарствую, — сказала, —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!”
И к царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пёс как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. “Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед…” —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою:
“Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!” — ив комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто мёдом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…
Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. “Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем”. Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мёртвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решёткой оградили;
И, пред мёртвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: “Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному”.
В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее”.
За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец:
“Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с тёплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил”.
Тёмной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
“Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала”. — “Как обидно!” —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
“Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай”.
Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
“Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених её”. — “Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста”.
Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошёл к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
Вот идёт, и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою тёмный вход.
Он туда скорей идёт.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами;
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
“Как же долго я спала!”
И встаёт она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он её берёт
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!
Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: “Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее”.
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мёд, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.
Мультфильм Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях | Аудио Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях